Экспедиция «Уллис» - Северин Тим - Страница 15

• Предыдущая
• 15/51
• Следующая

Лучше всего в контекст поэмы вписывается произрастающее в Северной Африке растение Ziziphus lotus. Речь идет о дереве, достигающем в высоту семи-восьми метров, с шершавой коричневой корой и маленькими желтоватыми цветками на колючих ветвях. Плоды темно-красные, величиной и формой напоминающие оливки, с продолговатой острой косточкой. Вкус плодов сладкий, слегка вяжущий; мякоть липкая. Арабы называют их сидр и говорят, что эти плоды «достойны зреть в небесах архангела Гавриила». В сушеном виде они составляли важную часть пищи полукочевых племен Северной Африки, а в Аравии из них приготовляли сладкие лепешки, для чего высушенные на солнце плоды измельчали, удаляя косточки, и смешивали с водой. Неясно, почему сидру приписывалось свойство лишать человека памяти.

Быть может, потому что из этих плодов можно приготовить хмельной напиток, и лазутчики Улисса чересчур налегли на него, посетив миролюбивых вегетарианцев-лотофагов.

Я собирался зайти в Ливию на «Арго» хотя бы для того, чтобы отыскать и попробовать «лотос». Однако трудности с получением виз обрекли этот замысел на провал. Неоднократные обращения по почте и телефону в ливийские народные бюро в различных столицах Европы вообще оставались безответными. Наконец, пока на Спеце шел ремонт «Арго», один греческий друг устроил мне личную встречу с ответственным сотрудником народного бюро в Афинах. Взяв с собой Назыма на случай, если понадобится арабский переводчик, я в назначенное время явился к железным воротам. Охранник впустил нас, и мы очутились в вестибюле, украшенном портретом полковника Кадаффи в романтическом облике скачущего на белом коне через луг ядовито-зеленого цвета арабского шейха в развевающемся за спиной плаще.

На втором этаже нас ввели в кабинет ответственного сотрудника. С надеждой выложил я на стол разноцветную кипу наших паспортов: ирландские, британский, американский, болгарский, даже сирийский — хотя Назым был единственным членом экипажа, не нуждающимся в визе, поскольку между Сирией и Ливией существовали особые, братские отношения. Я предъявил также толстую пачку анкет в трех экземплярах с обычными в таких случаях, неведомо зачем требуемыми деталями вроде имени, места и даты рождения вашего деда. Назым аккуратнейшим образом заполнил для нас анкеты арабскими письменами. Мне казалось, что все эти бумаги должны производить внушительное впечатление и убедительно говорить о серьезности наших намерений.

— Кто этот человек, который пришел с вами? — грубо осведомился ливийский чиновник, указывая пальцем на Назыма.

— Это член моей команды, Назым Шуфех из Сирии.

— Пусть подождет внизу.

Чиновник нажал какую-то кнопку, и в дверях появился его помощник.

— Проводите этого человека, — прозвучала резкая команда, и к моему удивлению Назыма бесцеремонно вывели из кабинета.

Вот тебе и арабское братство, подумал я. Дальнейший ход беседы не ободрил меня. Народное бюро в Афинах не было уполномочено оформлять визы. Мой собеседник заявил, что должен послать телексный запрос в Триполи. Правда, как раз сегодня в Триполи выходной по случаю праздника. И на телексы редко отвечают сразу, если вообще отвечают. Прибрежная полоса — закрытая военная зона. Я должен точно указать дату прибытия. На борту «Арго» должен (разумеется!) находиться представитель Ливии и так далее, и так далее.

Я понял, что ответа из Триполи можно ждать не один месяц; тем временем подойдет к концу летний период навигации. И поскольку мне отнюдь не улыбалось являться в Киренаику без предупреждения и без виз, рискуя, что с командой «Арго» обойдутся как с нарушителями границы, я мысленно исключил Ливию из нашего маршрута.

Мое разочарование в какой-то мере смягчал тот факт, что я не рассчитывал точно определить место на ливийском побережье, где высаживался Улисс. Очень уж смутны детали, приводимые в «Одиссее». Нет конкретного описания местности, которое помогло бы опознать ее. И до сих пор в Ливии не найдено никаких микенских предметов, позволяющих выявить какой-либо район, известный грекам той поры. Критские изделия бронзового века обнаружены в приморье Киренаики, и открытие их вызвало изрядное оживление в среде археологов, пока не выяснилось, что эти предметы, скорее всего, были привезены в Ливию много позднее. Впрочем, раз уж мы заговорили об археологах, стоит указать, что до сих пор слои бронзового века в главных исторических местах Киренаики почти не затронуты исследователями, и можно ожидать, что в один прекрасный день будут найдены микенские изделия. Пока же древнейшие свидетельства греческих контактов с Киренаикой связаны с поселениями VI века до н. э., так что приводимые в «Одиссее» сведения о Северной Африке, вероятно, получены в связи со случайными заходами вроде тех, какие описывает Гомер.

То немногое, что нам известно о ливийцах конца бронзового века, подтверждает рисуемый Гомером портрет кротких лотофагов, кормящихся растительной пищей и не причиняющих зла чужеземцам. На египетских памятниках той поры ливийцы изображены одетыми лишь в набедренные повязки и несущими бурдюки с водой. В надписях ничего не говорится о домах, городах, каком-либо войске; нам представляют неприхотливых простодушных кочевников, так что прием, оказанный разведчикам Улисса, вполне отвечает гостеприимному нраву полукочевого племени, питающегося дикими плодами, включая «лотос».

Пристали ли галеры Улисса к берегу в Киренаике или дальше на запад, долго они там не задержались. Ничего ценного для них там не было, и главной целью плавания по-прежнему оставалось возвращение на родину. Привязав одурманенных «лотосом» лазутчиков к корабельным скамьям, Улисс затем

Здесь важно отметить, что Улисс и его капитаны не заблудились. В тексте Гомера этого слова нет, нет и каких-либо намеков на то, чтобы они колебались при выборе курса. Всякий опытный моряк бронзового века отлично знал, как надлежит действовать после сноса противными ветрами. Все девять суток, когда корабли дрейфовали на юг, капитаны днем видели солнце, ночью — Полярную звезду, и вместе с направлением ветра и волн небесные тела говорили, в какую сторону их сносит. Чтобы вернуться к мысу Малея, надо было лечь на обратный курс и следовать им, пока не покажется знакомый ориентир в виде горы или мыса. Предположить, что Улисс и его опытные кормчие, благополучно прошедшие тысячу с лишним миль от Итаки до Трои и покрывшие половину пути обратно на родину, растерялись у берегов Северной Африки, значит — недооценивать основные принципы древнего мореплавания. Корабли нередко относило ветром, и капитаны привыкли снова выходить на нужный курс, наблюдая за общим направлением сноса и возвращаясь тем же путем. Еще менее вероятно, чтобы Улисс на этом этапе уговорил своих вечно строптивых сопутников уходить еще дальше от Малеи для исследования западной части Средиземного моря. После десяти лет осады, чувствительных потерь при набеге на Исмар, шторма в Эгейском море и долгого ненастья к югу от Малеи люди, несомненно, были сыты по горло приключениями. Им не терпелось вернуться домой.

А потому они должны были идти на север, и мы вправе предположить, что избранный ими путь совпадал с маршрутом, которым в более поздние времена следовали галеры и торговые суда, возвращаясь из Северной Африки в греческие воды. Естественно, это был кратчайший и наиболее безопасный путь. Метод навигации был предельно прост: следовать вдоль берегов Северной Африки, пока не придешь к мысу, за которым открывается широкий залив и суша отступает на юг, после чего выходить в открытое море. Пунктом отшествия от ливийского побережья мог быть мыс, ныне называемый Эль-Хилаль, а еще вероятнее — мыс Эт-Тин к северу от Бомбы, и всего 190 миль отделяло вас от следующей суши — южного берега Крита. Именно туда я и решил теперь вести «Арго», чтобы искать объяснение наиболее знаменитого и диковинного приключения во всей «Одиссее» — ужасной встречи с людоедом Циклопом в его пещере.

• Предыдущая
• 15/51
• Следующая