Выбери любимый жанр

Украшения строптивых - Миронов Арсений Станиславович - Страница 93


Изменить размер шрифта:

93

Главное — наглухо закрыть все выходы из кремля. Чтобы ни одна сволочь не просочилась наружу и не донесла врагу о наших идиотских хитростях. Впрочем… на этот счет можно не волноваться. Как только бурое облако взмученной пыли перекрыло южную часть горизонта, во всем Жиробреге не осталось, пожалуй, ни одного человека, который захотел бы покинуть пределы крепости… Переодетые бабы перестали хихихать; катафракты, напротив, как-то повеселели: один за другим спускались со стены, уходили исповедоваться в подклеть к старику Посуху. Возвращались скорым шагом, на ходу надевая шлемы, подтягивая ремни.

Наконец накатило. Пыль скачком придвинулась, воздух между башен потемнел; трубное уныние возвысилось до рева — и все увидели, как в ужасе зашевелилась трава… Господи! Будто темные крысы с визгом вспороли луговую зелень на дальнем берегу Керженца, приближаясь к Жиробрегу — сотнями, мелкими тысячами замелькали в побуревшей траве, прыгая через кочки, поднимая хвосты желтого дыма. Так-так, началось: вот замелькали в пыли первые хвостатые, гривастые тени, колко замигали искры дорогих металлов: визгливая россыпь суетливых всадников соткалась из загустевающей вони — сухо затрещал чужой, нечеловеческий хохот, закашляли шаманские трещотки… Потрясая бунчуками, вынеслись разведчики и волхвы, прокладывающие дорогу: замахали в нашу сторону по сохами и гремушками, похожими на окаменелые осиные гнезда… зловоние усилилось, отдаваясь пульсирующим звоном в ушах.

…А вот и основные силы. Необоримо и медленно из бурого облака выкатились мутные железные цепи, синхронно подергивающиеся в тяжком галопе. Даже блики не ложатся на эту грязную сталь, даже ветер не в силах пошевелить черный волос на пыльном бунчуке — размеренно и слепо движутся вверх-вниз бронированные лошадиные головы в костяных забралах, сплошной частокол толстых коленчатых поршней подминает под себя онемевшую от ужаса землю. Красиво колеблются мертвые волосы, выбиваясь из-под пасмурно-золоченых шлемов, тяжко стоят в воздухе, почти не шевелясь, фиолетово-черные раздутые плащи. Триста громыхающих, пожизненно окованных яровийских коней; триста деревянных седел — высоких и грозных, как княжеские троны. Три сотни тяжелых копейных клювов, выжидательно и алчно склоненных параллельно чужой земле. Что-то еще колко-золотисто поблескивает сквозь пыль? Ах, ну конечно… Триста восхитительных, дорогостоящих скрамасаксов привешены сзади к седлам…

Вот она, загадочная звездная гвардия столь ненавистной мне Внутренней Монголии. Много раз я читал, слышал, думал о них, и вот — дождался: малый тумен унгуннов разворачивается для атаки на крошечную деревянную крепость, которую я пытаюсь оборонять. Точнее, делаю вид…

Разумеется, отряд Дормиодонта Неро не успеет к нам на выручку. Скорее всего, они подоспеют часа через полтора. Что ж… по крайней мере предадут наши тела обгоревшей земле.

Я думаю, унгунны просто не заметят. Не заметят, что под копытами некоторое время существовал и даже пытался сражаться русский город Жиробрег. Видимо, это и есть конец моей Игры, дамы и господа. Остается лишь позаботиться о том, чтобы трагический финал был по возможности благородным и не слишком жутким.

— Слава Богу, — сказал царь Леванид. — Они испугались.

— Что? — Я обернулся; увидел Леванида будто в легком огне — он стоял предо мной, облаченный в дедовские, архаичные и очень красивые бронзовые доспехи. Впрочем, сияние исходило не от доспехов. На бронзовой груди алыберского самодержца яростно пылала, переливая жидкое золото по тугим звеньям, заветная цепь перехожего калики.

— Я сказал: они испугались, — глухо рассмеялся голос его величества из-под древнего шлема с тигровой шкурой вместо кольчужных барм. — За долгие годы я изучил их повадки. Теперь я вижу: они в замешательстве. Вот увидишь, юноша! Они повернут мимо крепости[69].

Леванид, как обычно, сказал правду.

Впоследствии перегорело много споров о том, что именно напугало чудовищную армию Чурилы, ведомую опытнейшим военачальником Кумбал-ханом. До сих пор неизвестно: спас ли нас шутовской маскарад с чучелами? Или предупредительный залп алыберских катапульт, демонстративно отправивший на тот берег Керженца двадцать гигантских валунов одновременно и — мгновенно вырывший на глазах у противника широкий котлован на подступах к крепости? А может быть — уверенный свет золотой цепи царя Леванида и его молитва?

Не знаю. Признаться, я не думал об этом, с плохо скрываемым восторгом наблюдая, как тумен Кумбал-хана, обойдя нетронутый Жиробрег с юга, не снижая скорости, удаляется дальше на Запад, в глубь Залесья — на Глыбозеро и Властов. Вокруг усатые бабы в кольчугах восторженно висли друг другу на шеи, а я глядел, как бурый ураган вражьего нашествия уходит прочь, за Бобровый лес, оставляя после себя широкую полосу дымящейся черной земли — глядел и думал: а ведь это победа. Именно после героической «обороны» Жиробрега славяне перестали величать меня «Лисеем Мудрым». За умение общаться с реками и отгонять от города вражьи полчища стожаричи пожаловали вашего покорного слугу гораздо более серьезным прозвищем — Вещий.

Потому что, согласно былине, армии Чурилы уничтожали все на своем пути. А Вещий Лисей добился невозможного: выпросил у судьбы важное исключение — для себя и своего княжества.

В тылу у Чурилы остался по крайней мере один непокоренный русский город.

* * *

КНЯЗЬ ВЕЛЕДАР ЗОРЯНСКИЙ — КНЯЗЮ ВЫШГРАДСКОМУ СЛОВО

(Срочно, с голубиной вестью)

Радуйся, честный князь Лисей. Да хранит Мокошь твою вотчину от глада и мора. Я сам осаждаем внезапно незнаемой силой за пять сот всадники. Коли ищеши себе славы и не отвергнешь дружества моего, зову тебя: возьми греки свои и приди скоро. Помоги одолеть погань степну. Кланяюсь тебе поясно.

Подпись: Веледар.

ПОСАДНИК ТЯГОТА — РАДУЙСЯ, КНЯЗЬ ЛИСЕЙ ГРЕЦКИЙ

(Срочно, с голубиной вестью)

Челом бью тебе, светлый княже Лисеюшка Вещий, помоги нам льудем Ростка-города. Поутру напал на нас поганый Курган-хан со поганою сотнею всадники и град наш люто осаждает. Гостинец у нас старован, твердыни поломаны, а гриди наши слабы. До Властова далеко, а ты соседушка наш любезный, помоги наскоро, молим тебя слезно. Коли есть пошли дружину, а коли нет, хотя бы ушкуи направь по Керженцу. Не дай погибнуть, батюшка!

Да подаст тебе Стожар крепость войну и твердость судну.

Подпись: боярин Тяготка, посадник Ростка-города

СТАРОМИР ГЛЫБОЗЕРСКИЙ — ЛИСЕЮ ГРЕЦКОМУ СЛОВО

Иду на ты.

Подпись: князь Старомир.

Послание моего западного соседа, уважаемого дедушки Старомира, мягко говоря, выделялось из общего потока просительной корреспонденции. Все вокруг переполошились и вымаливали помощь — оно и понятно: славянское Залесье (сразу несколько удельных княжеств) в одночасье оказалось под угрозой вражьего нашествия. Ветхий город Ростко едва ли выстоит под натиском северной армии Чурилы. А вот процветающая Зорянь с ее гарнизоном в сто дружинников и три тысячи пешцов вполне способна выдержать несколько дней в осаде южной дивизии противника. Это чувствуется и по тону письма: Веледар просит о помощи вовсе не так униженно, как несчастный ростокский посадник Тягота…

А вот Старомир Глыбозерский меня не порадовал. На его месте я как раз попросил бы содействия. Очевидно, что древнее городище Глыбозеро на берегу одноименного озера — следующая цель армии «Центр». Кумбал-хан и его триста унгуннов сравняют тамошнюю крепость с прибрежным песком. Печальный парадокс: именно глыбозерцам, рассуждая теоретически, я способен помочь. Мы могли бы выступить вслед за унгуннами, настигнуть их на подступах к Глыбозеру и — ударить сволочам в спину из камнеметов…

Однако волос в бороде Старомира долог, да ум короток. Вместо помощи соседушка изящно-лаконично объявляет мне войну. Я навел справки: накануне ночью неведомые злоумышленники подожгли княжий терем Старомира в его столице. Подожгли качественно: хоромы сгорели дотла, серебряная казна сплавилась в комок, в огне погибли любимые наложницы (князю за 60 лет, но он бодр душой и телом). Любопытная деталь: ускользая от преследования, поджигатели обронили… что бы вы думали? Золоченый греческий шлем.

вернуться

69

Невозможно передать то выражение, с которым царь Леванид произносил слово «они» применительно к унгуннам. В его голосе выразительно смешивались презрение и ужас, раздражение и жажда мести, ненависть и почти сострадание к врагам как существам заранее обреченным на чудовищные муки в загробной жизни. При всем желании я бы не смог скопировать эту интонацию. Видимо, это особое дрожание голоса на роковом слове невозможно подделать. Чтобы уметь так говорить слово «они», нужно семьдесят лет просидеть на горьком троне правителя Алыберии — страны, чей народ в течение нескольких столетий находился на кровавой грани физического уничтожения.

93
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело