Украшения строптивых - Миронов Арсений Станиславович - Страница 36

• Предыдущая
• 36/123
• Следующая

Волнующий спорт. Только… почему-то покалывает сердце. Какое-то воспоминание.

Огненный вук Берубой сидел в приемной, развалясь в замшевом кресле. Завидев меня, поднялся, мгновенно уплывая головой под потолок — бледное злое лицо резко, до зелени высветилось в электрической ауре неоновой лампы. Я протянул руку, ощутил мягкое, будто жидкое, рукопожатие, скользнул взглядом по долгоносому профилю семаргла: он отвернулся, пряча глаза.

— Заходите, господин Берубой.

— Благодарю, новый хозяин.

Я оставил его стоять посреди кабинета — зашел за раздвинутые ширмы, стянул с ноющих рук мокрые краги, бросил в позолоченную раковину. Быстро нащупал на стене влажное горячее полотенце, вытер лицо. Да, я понимаю, что меня восхитило: жуткий, жестокий водоворот грязи, брызжущего конского пота, сорванной травы, размазанных по лицу соплей — он вмиг засасывал лошадей вместе со всадниками, срывая лоск с холеных имиджей, обращая белоснежные фуфаечки, свежие шейные платки и перчатки, нежно-сиреневые конские поножи да ленточки — в ворох грязного тряпья! Весело, весело поиграли. И все же — мнется на задворках сознания неуместное, колючее воспоминание. Поло… Почему я снова думаю о Нике?

— Рад вас видеть, Берубой. Вы по какому вопросу?

— Ежедневный доклад, хозяин. Обычно я прихожу после полудня и знакомлю с новостями.

Голос семаргла бесцветный и размеренный, как неспешное таяние февральских сосулек. В начале фразы — льдисто-каменный, в конце — растаявший, звонкий, но тоже прозрачный. Я стащил грязную фуфайку и отяжелевшую футболку, бросил на пол. Вышел в толстом, багрово-черном халате:

— Ну, рассказывайте. Садитесь сюда, ближе к огню. Ракия, ангел! Принеси свежего соку. Вы хотите коктейль? Сигару?

Вздох. Хрустнул жесткими пальцами, откинулся на спинку кресла.

— Благодарю, не нужно. Я… давно уж ничего не пью.

— Докладывайте. Что у нас новенького?

— Есть новость. Прежний хозяин повелел следить за речным поездом богатого алыберского купца Саула. Так вот: поезд из трех широких лодий приближается, его уж видели на Влаге. К полудню лодьи прошли Жиробрег, а к вечеру минуют земли стожаричей в Опорье веком княжестве.

В задумчивости я развинтил золотую паркеровскую ручку (наколдовал ее недавно — золото еще мягкое). Глоток облепихового сока… Что за бред… Почему я должен помнить про всякий купеческий караван? Мало ли их на славянских руслах?

— Это особый купец. — Наглый семаргл позволил себе улыбку во взгляде. — Он везет на Русь волшебный меч базилевса Константина и легендарные алыберские камнеметы. И то и другое может сразить Чурилу…

Я отбросил блокнот в дальний край стола. Поднял утомленные глаза:

— Что вы говорите? Как любопытно… Я провел половину дня в судорожных поисках любых средств для борьбы с этим негодяем Чурилой — и вот вы являетесь ко мне далеко за полдень и будничным тоном заявляете, что волшебный меч и камнеметы уже приплыли на Русь!

— Прошу простить меня, новый хозяин. Я… не мог известить ранее.

— Что за чушь! Вам надлежало прийти на стадион и спросить меня. Ради экстренного случая я всегда готов прервать игру.

— Я не мог прийти на поле. Я был… с позволения сказать, стеснен в передвижениях.

— Ах, вы о пассатижах… Простите, любезный Берубой. Я, право слово, виноват перед вами. Ума не приложу… Как мог забыть? Вы, должно быть, провели в пассатижах несколько неприятных минут…

— Несколько часов, хозяин.

— …Но теперь, надеюсь, чувствуете себя лучше. Итак, продолжим. — Я обернулся к гигантской карте Залесской Руси, светившейся вдоль стены. — К нам приплыл алыберский купец с подарками. Он поможет нам достойно встретить Чурилу, не так ли?

— Да. Если суровый Сварог не перехватит его в пути. И не уничтожит вместе с мечом и катапультами.

— Сварогу тоже известно о волшебном грузе? Семаргл пожал плечами:

— Великий Сварог давно принял меры. В частности, он подослал к опорьевскому княжичу Рогволоду своего колдуна по имени Плескун. Этот Плескун очаровал молодого княжича дерзким замыслом напасть на караван в устье реки Сольцы. У Рогволода целая ватага — больше сорока воришек. Не зря княжича прозвали «Посвистом»… Коли не помешать, злодей-разбитчик разграбит купеческий поезд до наступления темноты.

— Если волшебный меч и алыберские катапульты попадут в руки княжича Рогволода…

— Они будут немедля переданы Сварогу. И разничтожены. Я сощурился на карту. Узенькая лента Керженца петляла в дремучих узольских лесах, насквозь прошивая земли четырех княжеств: Опорьевского, Вышградского, Глыбозерского и огромного Властовского.

— Что тамошние князья? Кто-нибудь может приструнить Рогволода Опорьевского и защитить алыберского купца?

— Суровый Сварог все предусмотрел. — Берубой со вздохом покачал головой; долгая русая прядь, сдерживаемая на лбу расшитой тесемкой, упала на лицо. — Ближайшее соседнее княжество — Глыбозерское — примыкает к землям Рогволода с юго-запада. Однако глыбозерский князь Старомир не сможет поспешить на помощь алыберам. Прошедшей ночью в его тереме невесть почему располыхался невиданный пожар — по слухам, был поджог. Старику князю нынче достает своего горя.

— Допустим. — Я медленно качнулся в кресле и нервно застучал пальцами по стальному подлокотнику. — А… другое соседнее княжество? Вот это, расположенное чуть севернее? Не желает ли тамошний властитель проявить отвагу и помочь несчастным обижаемым купцам?

— Вышградский князь Лисей тожде связан по рукам и ногам. В его землях назревает разборка племен: узолы и стожаричи вот-вот кинутся друг на друга с дрекольем. Лисею не позавидуешь: он молод, к тому же иноземец. Совсем недавно приехал из разрушенной Базилики — по слухам, плохо знает речь нашу и норовы народные.

— Печально. — Мой взгляд заметался по карте и остановился на гигантском светло-зеленом пятне, испещренном светлыми кружочками процветающих городов. — О! А как насчет Властовского княжества? Оно тоже не шибко далеко… У нас есть рычаги давления на тамошнего князя?

— Старый Властовский князь давно свергнут с трона и доживает свой век в нищете и отшельничестве, — негромко сказал Берубой. — Его зовут Всеволод. Он потерял власть двадесет лет назад. Он сошел с ума. Он — мой отец.

Я чуть не поперхнулся облепиховым соком. Поспешно достал из ящика салфетки. Берубой — сын свергнутого властовского князя? Стало быть — живой человек? А я-то думал — такой же виртуальный глюк, как мои вилочки…

— Мне было четыре года, когда престольское войско Ярополка подступило к стенам отчего Властова. Враги разрешили выпустить из осажденной крепости детвору. Так мы спаслись — я, мой брат Мечитур и сестра Рута-младеница. Нянька Матоха разрезала вышитый отцовский пояс на три части и дала каждому из нас по кусочку — для заметки…

— Итого — три кусочка?

— Так. То есть… не совсем так. Слыхал я, что недавно объявился в городе Ростке богатырь по имени Михайло, а по прозвищу — Потык. Он тожде утверждает, будто приходится сыном князю Всеволоду. Однако… отщепенец он: крещеный. Не иначе — злоумышленник и самозванец.

— Угу. Ну, бог с ним. Стало быть, нянька повязала вас обрывками тятькиного кушака, а дальше?

— Дальше — горше. Гордый Властов был взят и разграблен. Отца сослали в муторный Непроходим-лес на досмертное поселение. Нас, заплаканных малолеток, добрые люди устроили при божественных капищах. Рута попала ко двору Стрибога, а нас с братом Мечитуром отправили в далекую Татрань к доброму батьке Траяну… К тебе, хозяин.

Угу, я все ловлю на лету! Прежний Траян, почуяв в пацанах недурной генофонд, обеспечил им прекрасное образование. Должно быть, специально нанятые жрецы обучали парнишек фехтованию, верховой езде и кикбоксингу. Мальцы получали одни пятерки и по достижении совершеннолетия с блеском сдали экзамен на звание божественных семарглов — главных Траяновых слуг. Берубой стал огненным вуком, а Мечитур — ледяным. Теперь они служат воспитателю Траяну не за страх, а за совесть: Берубой сжигает врагов оранжевыми лазерами, а Мечитур параллельно вмораживает их в ледяные глыбы.

• Предыдущая
• 36/123
• Следующая