Двенадцатая дочь - Миронов Арсений Станиславович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/90
• Следующая

— Мы наводили справки, — снова заговорила Псаня, я поежился от прохладного голоса — Эта девушка — не живой человек. Бывшая ведьма, автономный мираж, созданный Пленой Кибалой и возомнивший себя личностью.

— Она — живой человек! Мне и правда без разницы, но она — живая. Куруяд может ее… повредить. Она живая, серьезно. Я знаю.

Алексиос строго склонил премудрую голову:

— Давай взвесим приоритеты. Чужая девка — и наша общая победа. Кто не рискует — тот не пьет шампанское на Чурилиных поминках!

— Метанке ничто не угрожает, — как зацикленная, повторила комиссарша. — Кроме того, данная операция проводится на благо самой Метанки. В роли спасителя девушки от рук Куруяда выступит господин Зверко.

И она указала на Даньку прозрачными злыми глазами.

— Даня! — опешил я. — Ты… будешь спасать Метанку?

Каширин отвернулся. Сделал вид, что выбирает череп для очередного броска.

— Так нужно для дела, Слава! — Старцев цепко взял меня за кушак. — Это единственный способ сделать Даньку повелителем Властова. Он спасет посадничью дочку от похитителей.

— Спасет от похитителей… — пробормотал я в ужасе. — Знакомый сценарий… Неужели Метанке придется вытерпеть это в третий раз?

— Господин наследник Зверко освободит девушку и возьмет ее в жены, — хладнокровно подытожила Псаня. — Он сможет войти во Властов раньше Чурилы. И тогда вы, уважаемый Славончичучичек, будучи душеприказчиком покойного князя Всеволода Властовского, сможете с чистым сердцем объявить народу, что господин Зверко — истинный наследник престола.

Тут я присел прямо на пол.

Наверное, видок у меня в тот момент был зашибательский. Даже Старцев испугался:

— Ты что, Слава? Что с тобой? Сердце? Слабым движением руки я отстранил Леху вбок и неподвижно воззрился на Каширина.

— Даня… Ты че… ты хочешь жениться на этой ведьме?

— Да, хочу! — Каширин поднял твердый злобный взгляд — сначала на Старцева, потом на меня. — Она мне очень понравилась! Вот Алеше нравится Рута. А мне — Метанка…

Стиснув зубы, я улыбнулся:

— Опаньки, Даня… Ты с ней… знаком?

— Было дело. На дороге подобрал.

— Ах… на дороге?

— Да, в лесу. Ночью.

Челюсти свело мучительной улыбкой:

— И как она? Сл… сладенькая?

— Ничего особенного, — не отводя бледно-желтых глаз, произнес господин Зверко. — Грудастая, но глупая. Если бы не приворотные браслеты — вообще не стал бы ее трогать.

— У-у… — сказал я, прикрыв глаза. — У-у-у, как мило.

— Данила женится на Метанке для нашей победы, — негромко произнес Старцев. — Каждый приносит свою жертву… Тут я зевнул. Долго так, протяжно, до боли в глазах.

— Да нет проблем, ребята. Будь по-вашему. Славик сделает, что вам надо.

Гнедан подскочил, помог подняться на ноги. Поймал мой взгляд… Побледнел, привычным жестом сунул руку за пазуху — потянулся за бутылью с лосьоном.

— Не сейчас, Гнедушка, — тихо сказал я. И чуть громче: — Братцы, я пойду погуляю. Пописаю. На природе. Через полчаса договорим.

Вот ведь сюр. Она спала с Данькой!

Оттолкнув подскочившую зачем-то Псаню, я вышел из комнаты.

Ах так. Ну ладно.

Я прошел сквозь гулкий, совершенно безлюдный бильярдный зал, полутемный солярий и салон для игры в домино; свернул налево, спустился по замершему эскалатору и очутился в той части бункера, где расположены комнаты прислуги. Я знал, куда несут меня деревянные ноги. Красавица Феклуша. Она сейчас одна в своей уютной комнатке… Скорее всего спит. Послеобеденная сиеста…

Я был прав. Феклуша дремала, томно разметав долговязое голое тело по постели из темно-розового шелка. В ажурном кованом штативе у изголовья оранжево тлели четыре лучинки. В их медовом мареве кожа спящей служанки казалась мягкой и светящейся, как топленое масло. Острые конические груди торчали в потолок. Сильные загорелые ноги жутко неприлично раскинуты в стороны… Даже ночью Феклуша не снимала своих кожаных сандалий на высоких каблуках.

Я поглядел на нее… сглотнул соленую слюну. Поморщился и, неловко ступая на цыпочках, подкрался к изголовью.

Красивая девчушка. Дымящиеся черные кудри рассыпались по подушке — живут своей жизнью, шуршат и движутся, как змеи, медленно соскальзывая по шелковой наволочке, виток за витком… Под ресницами глубокая сиреневая тень. Кожа гладкая, как… как лепестки цветущего кактуса, с болью в голове припомнил я. Жарко в комнате — девочка совсем согрелась, капельки пота блестят в глубоких ключицах, под мышками и в паху. Лежит и тает, как светлый шоколад. Я негромко шмыгнул носом. Вот что мне сейчас нужно. Протянул руку…

…к пурпурно-лиловой косметичке, стоявшей на столике у штатива с лучиной. Запустил пальцы внутрь… ай! Порезался обо что-то… плевать. А это что такое? Какие-то монеты… Ага, нашел.

Вынул небольшую пудреницу. Не оборачиваясь на голую девицу, крадучись, вышел в коридор. Прикрыл дверцу, присел на пыльную тумбочку под косым земляным потолком. Раскрыл пудреницу. Набрал первичный пароль связи. Через минуту — персональный логин.

Шорох эфирной ночи. Лицо Стеньки. Перепуганные глаза, поспешная улыбка:

— Бисер, ты? Что стряслось, дружище?

— Мне нужен твой совет, Стень.

— Да-да, конечно… Я всегда готов помочь, и особенно…

— Метанку знаешь? — перебил я.

— Полуденицу? — взволнованный взгляд замигал. — Знаю… Тебе нужна информация?

— Да. Тут такое дело… Важно мне знать: она нормальная девочка или… ну ты понимаешь? Нормальная девушка или совсем законченная ведьма?

Заметался перепуганный Стенька на маленьком экране — бедный, маленький, взъерошенный: роется в каких-то пергаментах, трогает цветные кнопочки… Стенька умный, он все знает. Вот сейчас он ответит. И я сразу пойму очень многое.

— Сейчас-сейчас, Слав… Я наведу справки…

Если ведьма, значит, вполне могла с Данькой трахаться.

А что ей, бабе-яге? Не все ли равно с кем? Лишь бы медом накормили.

Но… не верю я почему-то. Она не развратная! На словах — это одно. А на деле вообще, может быть, девочка. С Рогволодом было? Не было. Со мной было? Было? Не было. Как ни крути, одни разговоры, что ведьма. Нет, не верю.

— Слав, ты слушаешь? Я нашел… Я поднял спокойные глаза.

— Тут такие дела, Слав. Никакая она не дочь Катомы.

— А кто?

— Мужайся, Бисер. Самая натуральная нежить. Плены Кибалы двенадцатая дочь.

— Кто там? Кто? — злая бровастая харя выглянула из дверного окошка.

— Конь в манто! — рявкнул я, обдавая охранника перегаром. — Открывайте, идиоты! Региональный мерлин пришел, трепещите.

Позеленелые створки трехметровых ворот посадникова двора дрогнули и попятилась, образуя едва заметную щель… «Прочь с дороги!» — атакующе взвыл я; малютка-Гнедан угрожающе засвистел — мы ломанулись напролом сквозь прогнувшийся, задрожавший строй боярских холопов. Мигом влетели по ступеням на высоченное крыльцо, яростно и рьяно, как два паровоза, прогремели по бревенчатым мостам, вломились в парадные сени… Вдруг — квадратные комоды отделились от стены: братья-близнецы в кольчугах! Охранники! Этот кудрявый, а тот в шапке. Один с глупым лицом, другой, наоборот, лысый. Левый с топором, а правый — с секирой…

Как прыгнут наперерез, гады:

— Стоять! Не ведено пущать! Сдать оружие!

— Ты че — разбух, смерд?! — изнемогая от злобы, простонал я. Оскалил зубы, как Н.Михалков в известном фильме. — Ты меня не узнал, может быть?! А так?! (Стремительно побагровев, я быстро вставил пальцы рук в собственные ноздри, выкатил глаза и раздул щеки, одновременно оттопыривая мизинцами уши.) А так?!

— П… П-п! — опешил левый охранник; правый в испуге выкатил глазные яблоки: — Мстислав Лыкович?!

— Вот именно! С тобой, негодяй, разговаривает само Их Вельможное Сверкательство сэр Мстислав Благословенный, герцог фон Бисерофф! Мне нужна срочная тайная аудиенция у посадника Катомы! В смысле — покалякать надо со стариком.

• Предыдущая
• 47/90
• Следующая