Литературы лукавое лицо, или Образы обольщающего обмана - Миронов Александр - Страница 27

• Предыдущая
• 27/51
• Следующая

Но куда планирует автор приложить идеи своих героев? Швейная мастерская Веры Павловны – вот одна из самых заметных точек приложения упомянутых выше принципов. Что сказать в связи с рассказом о становлении и буднях мастерской героини романа? А, вероятно, то, что подобная затея, видимо, была бы хороша и уместна, но только среди совершенных (безгрешных) людей, тогда как в противном случае без нажима и принуждения Вере Павловне вряд ли бы удалось долго работать в подобной описанной в романе мастерской. И вот почему. Так уж устроен грешный (то есть слабый духовно) человек, что он не может долго терпеть что-либо во имя им лично нелюбимого, а значит, он не сможет и сносить безропотно все описанные в романе правила и цели деятельности мастерской. Другими словами, не будут грешные люди любить иных как самих себя, а значит, они обязательно начнут требовать, искать и добиваться себе преимуществ или свободы от необходимости держать ответ за общие интересы. Но в чем ошибка автора романа? А в том, что он посчитал возможным путем формирования так называемой общей выгоды превратить грешного в целом человека в безгрешного или в нового человека. И потом, сама деятельность мастерской новых людей в окружении многих учреждений, состоящих из людей старых, представляется и вовсе невозможной, так как влияние извне будет намного более сильным, чем все поползновения к праведности внутри мастерской.

Кроме того, деятельность данной мастерской, как усматривается из романа, имеет объявленной целью изготовление «излишних» нарядов для «ненужной» (совсем праздной) жизни. Тем самым, описанное выше материальное благополучие мастерской новых людей, выстроенное на поддержке ценностей старых (злых) людей есть очевидная нелепица самого автора романа. Вместе с тем в самой идее мастерской Веры Павловны вполне просматриваются идеи только еще грядущего народного капитализма, в котором уже будет активно эксплуатироваться мысль автора романа о тотальном стяжании каждым членом всякого трудового объединения максимально возможной личной выгоды, которая, впрочем, иногда будет строго совпадать с общей или, скажем, корпоративной выгодой.

Но перейдем к эпизоду о любовном влечении приятеля Лопухова Александра Кирсанова к Вере Павловне. В связи с последним обстоятельством Кирсанов рассуждает так: «Всякий человек эгоист, я тоже, теперь спрашивается: что для меня выгоднее, удалиться или оставаться?… если я раз поступлю против всей своей человеческой натуры, я навсегда утрачу возможность спокойствия, возможность довольства собою, отравлю всю свою жизнь». Как мы видим, герой романа, пытаясь совладать с собственным сердечным и одновременно все-таки греховным томлением, выбирает для себя мысль о сохранении спокойствия и довольства собою. Что можно сказать в связи с этим шагом? С одной стороны, почему бы и не поддержать сформулированное решение, но с другой – невозможно не признать его же трусостью. Почему? А потому, что ежели чувство подлинное, то и стыдиться его грех, а ежели оно лишь похоже на любовь, то и горевать о нем вряд ли вообще стоит. Иначе говоря, настоящая любовь никак не будет врагом для героя, а значит, она сама все образует как надо или по-божески. Теперь как раз впору задуматься и над содержанием третьего сна Веры Павловны, в котором остро заявляет о себе уже возникшая привязанность героини к Кирсанову, впрочем, еще не осознаваемая ею вполне. Вместе с тем она уже понимает, что не любит своего мужа, и даже совсем не может его полюбить в будущем. Это ясно угадывает проницательный Лопухов и начинает мучительно искать выход из сложившейся ситуации. Но что он делает, как ищет выход? Он странным образом организует как в себе, так и в Кирсанове так называемую борьбу эгоизма натуры и благородного подвижничества теоретического воззрения. Другими словами, он, с одной стороны, ищет общей выгоды – удовлетворения всякого эгоизма, с другой – начинает конкуренцию благородных начал. Смешно? Но не очень-то сия затея выходит таковою. Почему? А потому, что на повестке дня «всплывает» жертва одного и принятие ее двумя оставшимися. В результате сама жизнь начинает опровергать теорию выгоды (теорию отсроченной общей выгоды) героев романа, так как она для грешных изначально людей есть и сама неразрешимая проблема. Иначе говоря, теория выгоды в тонких и переменчивых движениях души человека не работает в принципе! Или ее смысловой ресурс явно не рассчитан для решения столь сложных задач, а значит, она в столкновении с ними попросту саморазоблачается как несостоятельная (ошибочная). Да и в самом деле: разве возможно искать выгоду в сердечном деле? Разве сердцу прикажешь? С другой стороны, разве сердце в самом себе всегда твердо? И потом, где гарантия, что любящий сегодня будет любить столь же и завтра, в крайности – послезавтра? Поэтому-то в данном случае герои любовного треугольника, а вместе с ними и сам автор романа, попросту говоря, обречены на фиаско, а значит, должны будут ясно понять саму несостоятельность всего задуманного ими плана перевоспитания человечества во имя человеческого же счастья. Другими словами, даже служение самой что ни на есть «возвышенной» выгоде все равно будет связано самим смыслом выгоды, выйти за границы которого не дано будет никому. В противном исходе и автор романа, и его герои вынуждены будут прибегать ко лжи, либо к насилию. Впрочем, кто-то, возможно, заметит автору настоящего очерка, что ведь бывают же в жизни счастливые пары, а значит, и героям романа это никак не заказано будет. Да, бывают относительно умиротворенные пары, но именно счастливых как воистину счастливых все-таки нет, и быть-то не может. Почему? Да потому, что само счастье с сущностной точки зрения есть состояние сознания, характеризующееся полнотой соединения с миром. Поэтому-то частного счастья как чего-то вполне себе устойчивого нет и быть не может! Иначе говоря, без истовой веры в Бога человеку мечтать о счастье возможно лишь ложно, а значит, и само занятие сие не может не быть пустым и печальным. А всякие умиротворенные пары – это лишь удачно сочетавшиеся свойствами самих натур пары, и не более того. И еще. Пока человеку не открыта Истина во всей ее полноте, он был, есть и будет заложник переменчивого (слабого и заблуждающегося) чувства, и ничто не сможет его освободить из этого плена. А что касается Истины, то она дается всякому человеку лишь по мере становления в нем подлинной веры в Бога, причем, сама названная выше вера возникает в каждом из нас, с одной стороны, строго по нашему желанию, с другой – уже по воле Господа нашего.

Наконец, пришло время всмотреться в портрет нового героя романа, который появляется вблизи Веры Павловны спустя некоторое время после мнимого самоубийства Лопухова. Что примечательного мы узнаем об этом лице с мировоззренческой точки зрения? Прежде всего, нам становится известно, что он (его фамилия Рахметов) «должен дорожить временем». Видимо, поэтому его девизом стало выражение: «У меня занятия разнообразны; перемена занятия есть отдых». Кроме того, он же придерживается строго следующих принципов: «роскоши и прихоти – никакой; исключительно то, что нужно»; «Каждая прочтенная мною книга такова, что избавляет меня от надобности читать сотни книг»; «не тратить времени над второстепенными делами и с второстепенными людьми, заниматься только капитальными, от которых уже и без него изменяются второстепенные дела и руководимые люди»; «Я не должен любить». Что сказать в связи с изложенным выше? А то, что наряду с дельными соображениями в настоящем собрании установок содержатся и весьма неудачные. Почему? А потому, что, например, без любви ничего путного и вообще быть-то не может. Это во-первых. А во-вторых, разделение на первостепенное и прочее также может «сыграть злую шутку» со всяким, так как оно может статься таковым на самом деле лишь ситуативно. Оценивая Рахметова вкупе с Лопуховым, от имени которого он и выступает перед Верой Павловной, автор романа в главе «Беседа с проницательным читателем и изгнание его» излагает следующее примечательное рассуждение: «они (Рахметов и Лопухов. – Авт.), видишь ли, высшее свое наслаждение находят в том, чтобы люди, которых они уважают, думали о них как о благородных людях, и для этого, государь мой, они хлопочут и придумывают всякие штуки не менее усердно, чем ты для своих целей, только цели-то у вас различные, потому и штуки придумываются неодинаковые тобою и ими: ты придумываешь дрянные, вредные для других, а они придумывают честные, полезные для других». Вот как! Оказывается, благородные герои Н. Г. Чернышевского действуют честно и полезно для других лишь во имя получения высшего наслаждения от сознания своего благородства в глазах других людей? Здорово, ничего более и не скажешь. А ежели всерьез, то это прямо-таки возведенный в предельную степень комплекс неполноценности какой-то выходит на поверку. Или получается, что герои романа просто одержимые манией величия люди, которые ради своей прихоти слыть благородными готовы ублажать всякого, способного их воспринимать за это таковыми. Но возможно ли такое на самом деле? Иначе говоря, разве возможна страсть благородства в реальности, ведь благородство само по себе, очевидно, будет противиться подобной странной наклонности? Поэтому-то идея выгоды от честности есть блудливая идея, которая автором романа, вероятно, не распознается в своей порочной сути. В результате, «отравившись» этой идеей сам, Н. Г. Чернышевский умильно «травит» ею и своего простодушного читателя. Но чем вооружает автор романа лукавого читателя? Отвечая на последний вопрос, легко вспоминается современная практика пиар-услуг, которая и свидетельствует о подлинной сути главных идей романа как раз и воплотившихся вполне в современной российской жизни. Другими словами, именно не кто другой, как Н. Г. Чернышевский является родоначальником на русской земле печальной традиции широкомасштабной мимикрии (подстройки) подлецов и негодяев под вполне себе благородных людей.

• Предыдущая
• 27/51
• Следующая