Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович - Страница 75
- Предыдущая
- 75/101
- Следующая
– Я же сказал, что он нам ничего не оставит, – сказал огорченно Карен.
И в этот момент Лютый на полу слабо шевельнулся и выронил из рук пистолет, так и не успев сделать ни одного выстрела.
– Ах, этот гад еще жив! – обрадованно вскрикнул Карен и, подойдя к главарю, добил его из нагана.
– Ну, теперь наведем марафет – и живо отсюда, надо быстрее на трассу, хотя «Узи» не «Калашников», выстрелы могли и засечь, – сказал Коста и стал складывать деньги с дивана и картежного стола в сумку.
Через несколько минут Лютого с дружками сложили в кучу и облили бензином, а когда «Жигули» съехали со двора, Беспалый подпалил строение с крыльца, чтобы дом запылал, когда они будут уже на Чимкентском тракте.
Камалов почти не выходил из дома без оружия. Опыт, интуиция бывшего розыскника подсказывали, что он находился под чьим-то пристальным вниманием, под колпаком, хотя он вряд ли мог привести хотя бы один пример, работали все-таки против него в высшей степени профессионалы, да и человек, стоявший за всем этим, видимо, хорошо изучил его и знал, какой опыт жизни у него за плечами.
Анализируя свое положение, он понял, что у врагов есть только два пути его устранения. Первый – используя ошибки на работе, дискредитировать как прокурора и убрать со столь важной должности. А второй – более радикальный и короткий – устранить физически, благо, участвуя в операциях, он представлял им этот шанс почти еженедельно. Слабость и ненадежность первого варианта ему казалась столь очевидной, что он отбросил его сразу. Вариант с дискредитацией требовал времени, а тут каждый день, каждая неделя имели огромное значение. К тому же вопрос о его несоответствии решался бы в Москве, и понадобились бы очень веские доводы, которые он, вряд ли представит своим противникам. Он не мог утверждать, что умом-разумом понял ситуацию в республике, не мог разложить все по полочкам со знаком «плюс» и «минус», но время не прошло для него даром. Все восточное в нем, доселе дремавшее, ожило, адаптировалось мгновенно, и с азартом бывшего охотника за оборотнями он ощущал, что нет тут для него неразгадываемых тайн и вот-вот он выйдет на того, кто дирижирует темными силами в крае.
В последнее время прокурора преследовала одна неприятность за другой. Стоило ему подписать ордер на арест какого-то высокого должностного лица, как тот в самый последний момент пускался в бега, а то обнаруживали его труп где-нибудь в парке или овраге. Или там, где предполагалась крупная конфискация имущества, в доме оставались одни голые стены, и вся наличность, демонстративно лежавшая на столе, выражалась в десятках рублей, что, видимо, должно было намекать на скромную жизнь от получки до получки, что потом, по прошествии времени, выгодно обыгрывалось в жалобах.
Камалов взял со стола подготовленный для него список, в ближайший месяц он должен был подписать ордер на арест этих людей, и стал внимательно просматривать.
«Кого же из них предупредят в первую очередь, а кого постараются убрать?» – думал он, припоминая дело каждого из внушительного ряда.
– Ачил Садыкович Шарипов, – прочитал он вслух и вспомнил, как упомянул фамилию высокого сановного лица из Совмина в гостях у своих родственников и какую в ответ получил информацию, до которой вряд ли бы добрался через прокуратуру.
Оказывается, зять Ачила Садыковича, майор ОБХСС Кудратов, жил неподалеку от них, в этой же махалле, и он узнал многое: и как Кудратов, пользуясь покровительством тестя, попал в ОБХСС, имея диплом культпросветучилища, и как там быстро продвинулся в чинах, и какой дом отгрохал, и какие пиры закатывает чуть ли не ежеквартально, и как денно-нощно везут ему все с доставкой на дом, да и сам редко с пустыми руками возвращается.
Прокурор хорошо помнил дело Шарипова, тесть ворочал более солидными делами, чем его вороватый зять из ОБХСС. Взгляд Камалова неожиданно упал на телефон, и ему вдруг пришла внезапная мысль.
Он поднял трубку и позвонил в следственный отдел.
– Пожалуйста, ускорьте дело Шарипова, через два дня я должен подписать ордер на его арест, есть такая команда сверху, – закончил он туманно.
И тут же вызвал к себе Уткура Рашидовича, начальника отдела по борьбе с организованной преступностью и объявил ему:
– У меня возник план. Вот, пожалуйста, возьмите адрес. По моим предположениям хозяин особняка в ближайшие сутки должен то ли кинуться в бега, то ли станет спешно вывозить и прятать добро. Держите ситуацию под контролем, в случае побега арестуйте.
Когда Камалов на другой день появился на работе, начальник отдела по борьбе с организованной преступностью дожидался его в приемной. По взволнованному виду Уткура Рашидовича он понял, случилось что-то с Шариповым, хотя знал, что у его особого отдела в производстве десятки горячих дел и каждое из них в любую минуту могло «обрадовать» неслыханным ЧП. Интуиция сработала верно. Едва они вошли в кабинет, как полковник доложил:
– Три часа назад, рано утром, когда уже рассвело, Ачил Садыкович застрелился у себя в саду.
– Да, я не предусмотрел этот вариант. Никогда не предполагал, что такого жизнелюбца сумеют склонить к самоубийству. А не замаскированное ли это убийство? – спросил вдруг Камалов.
– Нет. Исключено. Наш человек через две минуты после выстрела кинулся к забору и может подтвердить. Шарипов застрелился собственноручно. А люди у него в доме вчера были – трое. Задержались до глубокой ночи. Слышалась музыка, во дворе готовили плов, и мои люди подумали – гости.
– Тогда все совпадает, – обронил странную фразу хозяин кабинета.
– А как вы сумели предугадать смерть Шарипова? – спросил ничего не понимающий полковник.
– Ну, смерть я как раз не предугадал. Я предсказывал лишь побег или вывоз добра из дома. А теперь после смерти Шарипова вопрос о конфискации отпадает сам собой, тут Ачил Садыкович все верно рассчитал. А что касается того, как я узнал об этом, не предполагайте во мне ясновидящего, все гораздо проще – мой телефон прослушивается.
Дав полковнику прийти в себя от неожиданного сообщения, Камалов продолжил:
– И в связи с этим сейчас же свяжитесь со своим бывшим шефом, генералом Саматовым, и попросите его помочь специалистами по прослушиванию и звукозаписывающей аппаратуре.
Заполучив людей, объясните ситуацию и поезжайте на центральную телефонную станцию, наверняка мой телефон прослушивается оттуда. То, что он прослушивается, подтвердила смерть Шарипова, я специально обронил по телефону, что через два дня арестую его.
Перед самым перерывом на обед в кабинете у прокурора раздался телефонный звонок, докладывал полковник:
– Вы оказались правы, телефон ваш прослушивался. Мы изъяли японскую аппаратуру и большую бобину с записью, задержали и инженера связи Фахрутдинова. Своей вины он не отрицает, но чувствую, что мы вряд ли через него проясним ситуацию, запутанная история…
– Доставьте связиста ко мне, я хочу сам поговорить с ним, – сказал Камалов и, положив трубку, облегченно вздохнул. Подтверждались все его сомнения, против него действовал умный и изощренный враг, и появлялся шанс выйти на след.
Не успел прокурор подняться к себе из столовой на первом этаже, как к нему ввели Фахрутдинова. Щегольски одетый молодой мужчина, лет тридцати пяти – тридцати семи, не был ни смущен, ни подавлен арестом, но и не держался вызывающе, что бывает нередко. Только руки с длинными, хорошо тренированными пальцами, холеные, знавшие каждодневный уход, как у пианиста, выдавали его волнение. По рукам и определил Камалов в нем картежника. Эта новая беда, до сих пор недооцененная ни законом, ни обществом, давно и прочно, как наркомания и проституция, глубоко пустила корни в нашей пытающейся всегда казаться высоконравственной, пуританской стране. Да и лицо с живыми, умными глазами, несмотря на кажущуюся беспристрастность, выдавало, что он волнуется, пытается искать выход из неожиданной ситуации. Хуршид Азизович не раз встречал подобных людей, от природы щедро одаренных умом, талантами, но пагубная страсть подавила в них все человеческое, и все проблески ума, таланта служили одному – пороку, картам.
- Предыдущая
- 75/101
- Следующая