Субмарина «Голубой Кит» - Мирер Александр Исаакович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/46
- Следующая
– …перегружен, – подтвердила Катя. – Так вот какой лепесток!
– Догадалась? – сказал Игорь, но для верности надписал на рисунке: «Лепесток».
– Почему же он перегружен, – восхищенно закричала Катя, – почему?!
– А ты в нем сидела.
– Я?!
– Конечно, ты, – невозмутимо окал Квадратик, – конечно! По оси передачи отправлялся этот… береза, а ты была вроде довеска. На боковом лепестке.
Катя осела, как тесто. Она смутно воображала, что ее передавали, так сказать, персонально – ради ее прекрасных качеств. И – нате вам. Довесок!
Игорь сказал с суровостью в голосе:
– А вот точка отправления. Смотри! – и поставил кончик ручки на хвостик, из которого расходились все три лепестка. – Это институт.
Они все разом посмотрели на бетонный забор – на простой бетонный забор, не слишком даже высокий. Виднелся оранжево-красный хобот подъемного крана и стеклянный угол нового корпуса.
– Точно?
– Иного быть не может! – отрезал Игорь, произнося «иного» не так, как читается, – «иново», – а так, как пишется.
– Не больно ли ты много знаешь? – недоверчиво сказала Катя.
Садов заглянул себе за пазуху – к мышонку, пощекотал его пальцем и спросил:
– Почему?
– Потому что потому, по ботве да по кочану, – ответил всезнающий Игорь. – Чтобы тебя показали по телевизору, ты пойдешь на студию или будешь на печке сидеть? Думаю, в институте есть какой-то передатчик. Думаю, Верхние Камни под него подпадают. Поняли? Был бы передатчик в Свердловске, цеплял бы свердловчан. В Дровне поставили – цепляет дровненских… Однако поздно уже. Пошли в институт.
Катя пошла неохотно. Лишь авторитет Игоря заставил ее пойти. Митя сочувственно пыхтел и пытался ее утешить своим мышонком. Безуспешно. Катя едва переставляла ноги и думала, что институт подводить нельзя. Что он – свой, почти как дом или школа. Из-за него сюда понаехало столько людей. Что надо пойти и все рассказать. Другое поведение – предательское поведение… Думала-то думала, но все надеялась, что хоть по дороге случится нечто и избавит ее от необходимости выдавать секрет взрослым.
По дороге не случилось ничего. Никто даже не встретился до самой проходной. Там уж послышались голоса и шаги. К элегантному бетонному козырьку спешили разные люди – прошла, например, группа десятиклассников. Зачем – неизвестно.
Втроем они вступили под козырек, нависший над стеклянными дверьми проходной. Почтительно посмотрели вверх – вся внутренняя поверхность козырька была в застекленных круглых окошечках, как речной откос бывает в ласточкиных гнездах. За стеклами можно было рассмотреть небольшие лампочки. Так необычно и модно освещалась проходная по вечерам! А в вестибюле проходной была еще стена из толстых переливчатых стеклянных блоков. Подтянутые вахтерши в полувоенных кителях стояли за никелированными турникетами-вертушками. Все проходящие небрежно показывали вахтершам коричневые плотные книжечки – пропуска. Здесь было гулко и чисто и пахло на свой особый манер: масляной краской, бетоном, пластмассой и щами с томатом из столовой.
Катя уже бывала здесь, встречала отца несколько раз. Справа, на стеклянной стенке, были специальные телефоны, внутренние. По ним можно было разговаривать с другими институтскими телефонами, а чтобы звонить в город, тут же висел телефон-автомат.
Катя важно подошла к внутреннему телефону и сказала:
– Два-три-три, пожалуйста.
Телефонистка ответила:
– Соединяю.
И запищал длинный гудок вызова, а после двух гудков ответил веселый голос:
– Теплякова слушает!
Тогда Катя произнесла второе заклинание:
– Будьте любезны пригласить Яков Иваныча.
На что последовало встречное заклинание:
– А кто его спрашивает?
– Дочь его спрашивает.
Голос стал опять веселым и ответил:
– Ваш отец, Катюша, в лаборатории, а звонить туда из города нельзя, а нам крепко-накрепко запрещено туда звонить. А что ему передать, когда он освободится?
– Спасибо, ничего. Он скоро освободится?
– Неизвестно никому, Катюша.
– Я звоню не из города, из проходной. Можно ему позвонить из проходной?
– Все равно нельзя, – сочувственно сказала Теплякова. – Что-нибудь дома случилось, что вы пришли?
– Ничего не случилось…
Катя не удержалась и спросила, откуда товарищ Теплякова знает, как ее звать.
– А мы тут всё знаем! – весело возразила товарищ Теплякова.
И они распрощались – одна весело, вторая довольно угрюмо.
– Ну что делать? – спросила Катя у Игоря.
Он поправил фуражку и сделал глаза щелочками. Скулы у него стали такими же квадратными, как плечи.
– Дай-ко мне трубочку… Девушка, пожалуйста, начальника института… Ну, директора, хорошо. Х-м… Пожалуйста, директора… Постой! – Он растерянно посмотрел на зеленую телефонную трубку. – Торопыга! Говорит: «Ушел на территорию», и трубку – хлысть!
Митя, про которого Игорь с Катей совсем забыли, подступил к ним и застенчиво промолвил:
– Хлопцы, если Квадратик догадался правильно… Хотя я не знаю… – Он замялся.
– Да говори, чего хотел! – зашипела Катя.
– Ничего я не хотел! – обиделся Митя.
Катя дернула себя за косу. Проклятый характер! Вечно кого-нибудь обидит нехотя!
– Ну, Митенька, – сказала она заискивающим голосом, – что ты, в самом деле?
– Хлопцы, – начал Митя заново и засмеялся, посмотрев на Катю. – Хлопцы та девчата, если они опять готовят радиопередачу? Они, наверное, все собрались там и смотрят, а?
– Точно! – вскрикнул Игорь.
И-у-у-х! – будто вихрь закрутился на кафельном полу вестибюля, взвизгнули и закачались на петлях тяжелые стеклянные двери! Вся тройка мчалась на речку, размахивая портфелями.
Еще сверху, еще с асфальтовой дорожки, они услышали команду к разводу караула и увидели тот же белый мяч над забором. А выбежав к камням, они услыхали уже: «Мяч направо! Два-два!»
– Опоздали, лешаки! – сказал Квадратик.
– Ничего! – крикнула Катя. – Вчера они позже начинали!
– Много позже! – пискнул запыхавшийся Митя.
И еще через полминуты компания сидела на Полудыньке, держась за руки, чтобы не скатиться в воду.
Сидела и смотрела с надеждой на стеклянные стены нового корпуса. С тщетной надеждой – перемещения не было.
Пять минут, десять, нет – все напрасно. Было уже пятнадцать минут третьего – ничего…
Первому надоело сидеть Мите. Он освободил мышонка из кисета, заглянул ему в мордочку и сообщил:
– Проголодался мыш-мышович, а звать его Панькой. Алле!
Мыш-мышович Панька исчез неведомо куда, и фокусник, опасливо посмотрев на Катю, прошептал:
– Перемещение… алле!
Панька появился, как исчезал, неведомо откуда. Никто не засмеялся, к Митиному огорчению, и он полез на берег, так как по беспечности бросил там портфель, а в портфеле у него был сыр для Паньки.
Катя немного позавидовала Митеньке. Груз ответственности нисколько не уменьшил его жизнерадостности.
– Ладно, – сказала она Игорю. – Пока объясни мне про батискаф и про атомные подводные лодки. А то я дура-дурой, ничего не знаю.
Квадратик еще вчера удивился. Профессорская дочка не знает про батискафы и подводные лодки! Но объяснять было вдвойне приятно. Игорь ни за что не признался бы, что Катя ему нравится. А может, и не нравится, а просто… Тут он запутался. Хорошая девчонка, в общем. Даже не очень задается. Мало ли кто не задается! Ему было приятно, что Катя запросто говорит: «Расскажи, я не знаю». Хотя и профессорская дочь.
Он снова устроил из портфеля стол, пощелкал шариковой ручкой и приступил к лекции. Они с Катей примостились на двух узких концах Полудыньки, а на желтом шероховатом ее горбе лежал портфель… Но вот что, дорогой читатель. Следующая глава будет вся целиком занята «лекцией Квадратика» и его же рисунками к этой лекции о батискафах и атомных подводных лодках. Кому неинтересно – может пропустить главу.
Ведь читателю лучше (или хуже), чем герою повести. Возможно, читатель никогда не побывает на атомной субмарине – знания ему не понадобятся.
- Предыдущая
- 18/46
- Следующая
