Затворник. Почти реальная история - Кузнецов Сергей Борисович - Страница 56
- Предыдущая
- 56/59
- Следующая
Другим исключением была поездка в декабре к матери.
Костя опасался, что мама... узнает его «приятелей», ведь она прочла достаточно. К счастью, Елена Петровна оказалась для этого слишком здравомыслящим человеком. Правда, за столом Костя пару раз усматривал на ее лице странную сосредоточенность: глядя на Вадима, она хмурилась, будто пытаясь вспомнить сидящего перед ней человека. Но здравомыслие было сильнее.
Костя замкнулся в себе и своей книге окончательно. О девушке Ольге он почти не вспоминал, а если это все же происходило, недолгий период их отношений
любви
представлялся ему далеким и почти нереальным; детали не всплывали вообще, а общий образ – ее и их любви – немедленно отталкивался памятью, как мешающий жить.
К маме он больше ни разу не выбрался. Не виделся ни с сыном, ни с бывшими женами, ни с Алексеем. Новый год, небывалые московские морозы, громкая кинопремьера «Аватара» – все это промчалось мимо.
Окружающее казалось несущественным, пошлым, ненужным. В январе и феврале он работал столько – дописывая, выравнивая, оттачивая, – что и герои романа стали редкими гостями в доме затворника.
Костя дописывал роман.
И наступил момент, когда книга была завершена на девяносто девять и девять.
Оставалась последняя сцена... и Костя знал, что это будет за сцена.
Или думал, что знает.
Глава 17
...Тот день я помню отчетливо, практически по минутам. И есть опасение, что я буду помнить его всегда.
Звонки в дверь были аккуратные, короткие, с паузами; чувствовалось, что незваный гость отступать не намерен. Очень хотелось спать: накануне мы с Софи засиделись перед телевизором допоздна с пивом и королевскими креветками, так что план на утро субботы был вполне определен – выспаться.
После четвертого звонка я сел на постели и решительно помотал головой, пытаясь прогнать сон. Одновременно зашевелилась София, пробормотала:
– Явился твой пропащий... Не выдержал. Иди встречай.
После чего засунула голову под подушку и затихла.
Почему она подумала, что явился именно Костя? Говорят, только два существа на свете имеют сверхъестественное чутье: женщина и кошка.
К тому моменту, когда я натянул треники и футболку, звонки прекратились. Я подумал, что человек, убежденный, что разбудил хозяев, стоит перед дверью и терпеливо ждет. Но, когда заглянул в «глазок» двери, никого не увидел. Я осторожно отпер задвижку и высунулся. Так и есть: лестничная площадка пуста.
«А мне казалось, что время хулиганов, звонящих в дверь и убегающих, прошло», – пробормотал я и хотел было закрыть дверь, но что-то меня остановило.
Я вышел на тихую в этот час площадку и оглядел нашу дверь с внешней стороны. Небольшой конверт, приклеенный куском широкого скотча, висел прямо под «глазком».
Поплотнее закрыв дверь в комнату, где сладко посапывала Софи, я прошел на кухню, сел, вскрыл конверт, достал лист бумаги и прочел несколько слов, написанных Костиной рукой:
«Ключ от входной двери – в почтовом ящике.
Ты обещал».
Я пошарил в конверте и обнаружил маленький ключ от почтового ящика.
– Кто это был? – сонно спросила София.
– Спи-спи, – сказал я. – Ошиблись квартирой.
И что ей сказать? Куда я собираюсь?
Она выползла из-под подушки, открыла один глаз и несколько секунд смотрела на то, как я быстро одеваюсь.
– Ты куда? У нас не можете поговорить?
– Это не Костя, – сказал я.
– Не трынди, любимый.
– Это – не – Костя! Просто у меня нашлись дела.
«Куда меня несет? – недоумевал я, расхаживая вокруг машины, пока она грелась. – Мало ли, кому и что я когда-то обещал... Выходной день! А Костькины причуды у меня вот уже где! Сколько я ему буду душеприказчиком? Четыре месяца ни слуху ни духу! Позвонить он не мог? Не устраивать фокусы с письмами, а просто позвонить?!..»
Я заводил себя, потому что ехать никуда не хотелось. Но я знал, что все равно поеду.
Час спустя я был у него.
В квартире было чисто и прохладно. Форточка на кухне распахнута. Я разулся, вошел и первым делом закрыл ее.
Ни хозяина, ни его кота я нигде не обнаружил. На столе у компьютера – две аккуратно сложенные стопы бумаги, поверх – несколько CD-дисков и два конверта.
«Будем переписываться», – подумал я со смешком, хотя в душе росла тревога. Ни к чему не прикасаясь, я прошелся по комнатам, а в маленькой... даже потрогал ковер на стене, из которого когда-то шагнул Вадим.
Обыкновенное жилье обыкновенного холостяка-неудачника, затворника. Полупустой работающий холодильник, телевизор зачем-то повернут экраном к стене. Ни одного телефонного аппарата. В шкафу – одинокая Костина куртка, в которой он был в кино в ноябре прошлого года...
Интересно, где он сам?
Я присел за стол, взял верхний конверт, открыл его и достал три сложенных листа письма, написанного неторопливым почерком моего друга.
«Здравствуй, дружище.
Если ты читаешь это письмо, значит, все нормально, все идет по плану. Спасибо, что приехал.
Знаешь, один неглупый человек когда-то сказал: "Жизнь несовершенна, но миром управляет вера, твое собственное желание сотворить что-то и не уйти бесследно"[3]. Я в свои скоро сорок таких вещей сотворил две: сына и книгу. В этот ряд мне добавить нечего.
Как выяснилось, книга моя – нечто большее, чем просто набор знаков, текстовый файл. Тебя мне в этом убеждать не надо: ты сам все видел. И не только ты. Поговори, например, с моей мамой. Столько сумасшедших на единицу площади не бывает.
То , что я создаю мир, я предполагал с самого начала. Но все зависит от того, как его создавать. Если так, как это делал я, вкладывая душу, принося в жертву свой мир придуманному, – тогда он точно получится живым, ярким, его героев буду видеть не только я, автор, но и окружающие.
За последние два года я прошел жесткую школу, кое-что переосмыслил. И понял, что, как сказал другой неглупый парень, "верить можно только в невероятное. Остальное само собой разумеется"[4]. Для меня таким невероятным было хотя бы то, что я завершу роман. Но вера моя была такова, что я добился максимума возможного».
– Костя! – громко позвал я. – Ну все, прятки кончились, вылезай. Ты меня растрогал. Сейчас поедем обмывать окончание книги, отвезем экземпляр готовой рукописи Гумбольтовичу, он быстро прочтет и поможет нам выйти на издательство... Костя, твою мать, ну хватит!!!
Но мне, естественно, никто не ответил.
«Понимаешь ли, мое восприятие нашего мира сильно изменилось. В какой-то момент я ощутил серьезные нелады с ним. Что мне оставалось? Допустим, я закончу книгу. Что дальше? Начать ‘‘хождение по мукам’’ – по издательствам, выслушивание про себя всяческого... Не уверен, что мне это нужно...»
– Да уж, с твоей тонкой душевной организацией, будь она... – сказал я вслух. – Костик, не остри так. Не надо...
«И вот я подумал: если эта скотина (любимая мною скотина, прошу заметить!) Князев может – оттуда-сюда, что мне мешает...
Лекс, ведь если расставить все точки: здесь меня ничто не держит. Мне здесь плохо, неуютно. И там – хуже не будет наверняка. Здесь я устал от себя, затворника, если можно так выразиться, внешнего и внутреннего. А там – мир, который я создал. Понимаешь? Я. Он мой, и, пусть это эгоистично звучит, – для меня в первую очередь предназначен. В этом мое собственное ‘‘правдоподобие невероятного’’, по меткому выражению первого неглупого человека.
Итак, мой мир создан. Осталось нанести последние штрихи в сюжете. Князев должен был умереть. И Стас тоже. А Ольга... Я писал открытый финал. Какой он теперь, я и сам не очень понимаю. Радует меня одно: ни один, даже самый мощный издатель, никогда и ни за что не заставит меня переделать концовку. Просто не сумеет. С точки зрения автора, роман идеален, включая финал, – так и передай им всем».
- Предыдущая
- 56/59
- Следующая
