Все о феях - Ковалева Вера - Страница 5
- Предыдущая
- 5/20
- Следующая
По утрам Полина вставала с птицами, а что ей оставалось делать, живя в голубятне, и поливала терракотовые ряды своих грядок да так старательно, что жителям верхнего этажа снилось, будто идёт дождь. Это очень важно – просыпаться до рассвета, если вы живёте на крыше. Во-первых, потому что воздух на рассвете такой чистый и влажный, что можно наливать его в кофейник и немедленно варить кофе. Утренний кофе, заваренный на утреннем предрассветном воздухе, – крепкий и звонкий, чуть пахнет цветами бузины и пьянит. Заварив этот кофе, можно закутаться в пушистый плед и наблюдать, как просыпаются улицы у вас под ногами. Если вы видели хотя бы раз, как пробуждается город, вы ни за что не ошибётесь в его характере. Есть города вальяжные, они ждут, пока солнце не защекочет их ставни, и только тогда лениво потягиваются: сначала кошками, умывающимися на крыльце, затем рыночными торговцами, раскладывающими на прилавках рыжие тыквы, розовый чеснок, алые перцы и жёлтые, словно светящиеся изнутри, яблоки, а там и дородными матронами, пьющими кофе из крохотных чашек и ругающими торговцев за цены. Есть города суетливые, они и спать-то не спят и с раннего утра беспокоятся, вздрагивают, бегают туда-сюда ранними посыльными, ворчливыми дворниками, рыжими собаками, хлопают дверями булочных и сигналят первыми хриплыми клаксонами. В таком городе и жила Полина.
С высоты её крыши городская суета казалась такой увлекательной, что Полина нацепляла на нос очки и усаживалась на самый краешек, свесив ноги, так, что если бы вам, проходящим рано утром по улице, вздумалось бы поднять голову, вы бы увидели её розовые пятки. Признавайтесь, когда вы в последний раз поднимали голову и смотрели вверх, идя по улице? Так я и думала. Может быть, это и к лучшему, а то вы испугались бы, увидев болтающиеся над головой пятки, и вызвали бы пожарных. Те приехали бы в красных машинах с сиренами, полезли бы на крышу по длинным лестницам и, чего доброго, испортили бы Полине утро. Подумать только, что может натворить фея, утро которой безнадёжно испорчено вторжением пожарных!
К счастью, никто из утренних прохожих не догадывался посмотреть вверх, поэтому Полина спокойно болтала ногами в воздухе, пересвистываясь с парочкой дроздов, свивших гнездо на карнизе напротив. Ах да, я забыла рассказать, что Полина страстно любила свистеть. Она насвистывала, следя за молоком, закипающим на газовой плитке, по пути в булочную и подметая свою черепичную крышу, и даже во сне Полине случалось свистеть колыбельную. А уж по утрам… По утрам Полина свистела так старательно, что месьё Антуан из соседнего дома выглядывал в окно с намыленным подбородком и бритвенным помазком в руке в поисках источника странного шума. К счастью, месьё Антуан жил на пятом этаже и по привычке смотрел вниз на улицу, не находил там ничего выдающегося и, пожав плечами, закрывал окно.
– То ли трубы прохудились, то ли совсем распоясались мальчишки, – объяснял он дочери, приходившей в гости по воскресеньям с половиной сырного пирога. Месьё Антуан надевал к её приходу чистую рубашку и покупал яблочный сидр, и они славно полдничали, совсем как тридцать лет назад, когда дочь была совсем маленькой. В который раз завидев в окне растерянного месьё Антуана, дрозды хохотали, шлёпая друг друга крыльями и показывая на Полину. Вы никогда не слышали, как смеются птицы? Сначала смех бурлит у них в животе, как компот на сильном огне, потом пузырьки смеха подбираются к горлу и щекочут птицам клюв и наконец вырываются наружу радостной трелью. И стоило засмеяться одной птице, как смех подхватывала вся стая: вслед за веселившимися дроздами начинала смеяться Полина, на её смех появлялись из голубятни белые голуби, передавали шутку знакомым воробьям, те рассказывали скворцам – и скоро всё птичье население кудахтало, пищало и щебетало, да так весело, что даже самые занятые прохожие замирали на полушаге и прислушивались.
А вечером к Полине приходил Кот – большой серый кот с умными оранжевыми глазами. Когда-то его жестоко обидели люди, и Кот ушёл, обосновался на крышах, никогда больше не спускался ниже чердака и из людей здоровался только с Полиной. Кот называл себя бродячим философом и считал: чтобы понять людей, необязательно болтаться у них под ногами, а если смотреть на них свысока, то понимать-то особо и нечего. К его приходу фея взбивала рыбное суфле и наливала бокал вина из пузатой бутылки. Конечно, вино предназначалось ей, а не Коту, но знали бы вы, как приятно пить вино в компании доброго друга на самой высокой черепичной крыше города.
Поужинав, они усаживались бок о бок лицом на запад и любовались закатом. Кот был прекрасным собеседником – с ним можно было молчать, деликатно поглаживая его по тёплому боку, и сладко вздыхать в унисон. Будучи в хорошем настроении, Кот даже мурлыкал на восходящую луну. Ещё он ловко умел раствориться в сумерках и ступал так тихо, что Полина не замечала его ухода.
Оставшись одна, она зажигала маленькую масляную лампу и обходила свою крышу, пересчитывая одно за другим окна соседних домов, за которыми жили счастливые люди. Окна счастливых людей очень просто узнать, даже если вы не фея, – они первыми зажигаются в темноте, и струится из них щедрый и яркий свет цвета лавандового мёда, а вокруг окон пляшут золотые пылинки. Вы наверняка видели такие окна, в них непереносимо хочется заглянуть – подтянуться на руках на подоконник, прижаться носом к стеклу, чтобы разглядеть обитающие в счастливых квартирах лампы с абажурами, мягкие на ощупь занавески и обязательно пару-тройку плюшевых игрушек, даже если там живут одни взрослые. В счастливых квартирах – не всегда вымытые большие кружки и зачитанные до дыр на обложках книжки с кофейными пятнами на самых интересных страницах. В таких квартирах не страшно намусорить или что-то разбить – ведь посуда бьётся на удачу.
Таких счастливых окон не то чтобы много, но не совсем уж и мало, иногда по десятку на улицу, иногда – на целый город. А ведь бывают ещё и счастливые фонари, но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз, если не забуду. Вокруг Полины счастливым светом сияло с полдюжины окон: в одном окне работали допоздна, в другом рассказывали детям сказку на ночь, в третьем шили, а в угловом плакали. И ни одному счастливцу за окном не приходило в голову принести на подоконник пару подушек и плед, налить себе большую кружку чая и наблюдать за вечерним небом. Сделай он это, он обязательно заметил бы, как по соседней крыше прыгает маленький огонёк масляной лампы.Какое странное занятие – заглядывать в чужие окна, подумал бы он, как будто сам ни разу не становился на цыпочки, пытаясь рассмотреть, что же там кроется в глубине чужой комнаты за жёлтыми или красными занавесками, и распознать по запаху, что готовит хозяйка на ужин. Он бы удивился ещё больше, если бы увидел, как Полина аккуратно ставила на край крыши свою масляную лампу и доставала из-за спины длинную удочку, к которой было надёжно привязано серебряное ведёрко. В это ведёрко она ловила капли тяжёлой, золотистой жидкости, которая медленно стекала с карнизов счастливых окон, совсем как мёд из сот. В этой жидкости и заключалось главное волшебство – она была пропитана молекулами счастья. Когда ведёрко наполнялось до краёв, Полина осторожно, стараясь не расплескать, относила добычу в свою голубятню. Там уже ждали ряды банок, стеклянных пузырьков и жестяных коробочек из-под леденцов-монпансье. Полина выливала счастье в подходящую баночку и аккуратно пробовала кончиком языка, перед тем как запечатать крышкой.
Счастье, хоть и одинаковое на вид, цвета густого лавандового мёда, совсем разное на вкус. Есть счастье, тающее на языке сливочным кремом и шоколадным ликёром, есть щиплющее в носу пузырьками шампанского, счастье воспоминаний о прошлом имеет миндальную горечь, а счастье неожиданной встречи щекочет запахами корицы и апельсиновой цедры. А ведь есть ещё счастье новых возможностей и счастье грядущей дороги, счастье возвращения и счастье ожидания рождественских подарков, счастье выходного дня, проведённого в в зоопарке, счастье первого поцелуя, счастье покормить живую белку и счастье считать падающие звезды. И в зависимости от того, какого счастья в ней было больше, жидкость была то сахарной, то фруктовой, то молочной, а то и вовсе солёной на вкус, как зимнее море и тёплые слёзы. Если правильно хранить счастье: дать ему как следует настояться в подходящей банке, стеклянной или жестяной, но если жестяной, то обязательно с красивым рисунком на крышечке, приклеить к банке этикетку, написанную обязательно перьевой ручкой, совсем как к банке варенья, и для верности взмахнуть раз-другой волшебной палочкой, то оно и за годы не потеряет свой вкус и цвет лавандового мёда. Полина хранила его до зимы, а там, когда из труб начинал валить белый дым, прохожие ёжились и втягивали головы в воротники и даже Кот опускал усы и прихрамывал на переднюю лапу, она открывала одну из своих банок и пекла пироги со счастьем. Знали бы вы, как пахли эти пироги! В их сладких недрах смешивался аромат жасмина и бергамота, свежесобранных листьев дикой мяты, маминых сырников и тёплого ещё хлеба с кружкой топлёного молока. На вкус они были как лето в деревне, как утренняя рыбалка, как поездка по городу на старом трамвае, как звуки виолончели, как плюшевый мишка, любимый с детства, неожиданно найденный в ворохе старых вещей. Как сказочная повесть о Малыше и Карлсоне – теперь вы понимаете, каковы они были на вкус? Из оставшегося от начинки счастья Полина варила густую золотистую карамель, шарики которой были так похожи на маленькие солнца, – чтобы согреть ими карманы случайным утренним прохожим.
- Предыдущая
- 5/20
- Следующая
