Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Бакстер Стивен М. - Страница 106

– Превосходно. Ответ правильный. Теперь – испытание на мышечные реакции. Будьте любезны, разбейте пестиком это зеркальце в ступке, прямо сейчас.

Трейл выполнил задание достаточно ловко, одним ударом пестика, и посмотрел на Холмса в замешательстве. Это не походило ни на какой медицинский тест, что мне, конечно, было известно.

Холмс уселся в кресло, удовлетворенно потирая руки.

– Как я и думал. Вы не во всем суеверны, мистер Трейл. Я предположил это еще по тону, которым вы говорили о призраках. Получив в результате математического вычисления число тринадцать, вы вздрогнули, но в то же время не колеблясь разбили зеркало. Вы маскируете ваше реальное беспокойство. Почему вам понадобилась консультация доктора? Да потому, что вы боитесь безумия.

Трейл горько зарыдал, прикрыв лицо руками. Я направился к бару и смешал нашему клиенту бренди с содовой. Холмс одобрительно кивнул. Через минуту Трейл пришел в себя и сдавленным голосом пробормотал:

– Вы читаете мысли… понимаю, что теперь я сильно упал в ваших глазах.

– Мои методы, увы, гораздо более прозаические, – сказал Холмс. – Умозаключение – не менее действенный инструмент, чем магические способности. Сейчас я могу сделать вывод, что есть какие-то особые обстоятельства, в которые вы нас не посвятили. Однако я не припоминаю, чтобы в семье сэра Максимилиана Трейла кто-либо страдал безумием.

– Вы обеспокоены и переутомлены, – вмешался я в разговор, обратившись к Трейлу. – Как врач я не вижу никаких признаков безумия.

– Спасибо, доктор Ватсон. Думаю, нужно начать еще раз, чтобы рассказать вам о красной пиявке.

Я живу в Хайгейте. Состояние отца гарантирует мне регулярное пособие, позволяя не работать, и я приобрел привычку гулять в лесопарковой зоне Хэмпстед-Хит – каждое утро, в поисках вдохновения: надеюсь, в один прекрасный день мои стихи обретут известность. “Желтая книга” [64] любезно опубликовала один из моих триолетов. Кое-кто из друзей любил подшучивать над тем, как нравились мне завтраки на лоне природы, когда я наслаждался сэндвичами и пивом “Басс” на берегу какого-нибудь пруда в Хайгейте. – Трейл дрожал. – Больше никогда! Я очень хорошо помню тот теплый день – вторник полгода назад…

–  Довашего двадцатипятилетия? – резко спросил Холмс.

– Ну да. Я сидел на траве, погрузившись в свои мечты, и праздно наблюдал, как чей-то большой черный ретривер плещется в воде. В голову лезли всякие дурацкие мысли, я думал о причинах недоверия моей сестры; о структуре секстины – итальянского стихотворного размера; о “Записках Пиквикского клуба” – точнее, о сообщении мистера Пиквика, вы, наверное, помните его, об истоках Хэмпстедских прудов, раскинувшихся посреди пустоши, и исследовании вопроса о теории tittlebats, или рыбы колюшки [65] . Впрочем, мои мысли были очень далеки от пустоши. Возможно, я даже задремал. И вдруг почувствовал ужасную боль!

– В правой кисти? – спросил Холмс.

– А, вы видели, как я потираю ее, когда она меня беспокоит.

– Похоже, вы уже уяснили мои методы, – заметил Холмс с притворным огорчением.

Я наклонился к Трейлу, чтобы осмотреть его руку.

– Тут есть след, похожий на ожог пламенем или, возможно, кислотой.

– Это была красная пиявка, доктор. Вы, конечно, слышали о такой. Она, наверное, заползла мне на руку из травы и вцепилась своими клыками – или что там у этих отвратительных тварей, – короче, присосалась.

– Мне ничего не известно ни о какой такой пиявке, – возразил я.

– Вероятно, подобные материи вне компетенции врача общей практики, – сказал Трейл с легким упреком.

Он вынул из бумажника свернутый листок и протянул его мне. Это была газетная вырезка. Я прочитал вслух:

...

Сегодня выпущено предупреждение жителям Лондона. Особи Sanguisuga rufa, очень ядовитой красной пиявки формоза, были замечены в некоторых парковых зонах Северного Лондона. Предполагают, что пиявки сбежали из частного собрания какого-нибудь натуралиста-исследователя. Представитель Королевского Зоологического общества заявил, что контакта с красной пиявкой следует избегать, поскольку при ее укусе в кровь человека попадают токсины длительного действия, вызывающие расстройство сознания, бред и даже безумие. Пиявка имеет в длину три-четыре дюйма и хорошо заметна благодаря своей темно-красной окраске.

– Невероятно поучительно, – сказал Холмс мечтательно.

Трейл продолжил:

– Я оцепенел от ужаса. Когда мерзкая пиявка вцепилась мне в руку, меня пронзила такая резкая жгучая боль, что я боялся пошевелиться. По счастливой случайности мимо проходил врач, который опознал гадкую тварь! Он отодрал ее от меня, защитив свою руку перчаткой, и выбросил в стороне в подлесок. А затем этот врач, доктор Джеймс, не мешкая достал из черного врачебного саквояжа хирургические инструменты, разложил их прямо на траве Хэмпстед-Хит и, сделав надрез, извлек остатки отвратительной пиявки из моей руки, в то время как я отводил взгляд, изо всех сил стараясь не закричать. “Вам повезло, молодой человек, – сказал он, – что мне попалось на глаза сообщение, где были описаны эти пиявки. – И вручил мне газетную вырезку – ту, что вы держите. – Последствия могли быть ужасными, – добавил он. – Хвала Провидению – видимо, это действительно не пустые слова!” Я бы щедро отблагодарил доктора Джеймса, но, несмотря на мою настойчивость, он согласился взять в оплату только гинею. Хотя доктор тщательно обработал ранку, заживала она очень медленно и болезненно. Теперь вы знаете, почему я боюсь безумия. Умом я понимаю, что нет поводов для беспокойства, но вот тело меня подводит, и каждый раз, когда я пытаюсь поступить вопреки желанию сестры, мерзкая тварь вновь и вновь терзает мне руку, обжигая будто огнем. Да и дух, которого Селина вызвала во время спиритического сеанса, все-таки оказался реальным.

– Несомненно, – сказал Холмс, с удовлетворением поглядывая на молодого человека из-под полуприкрытых век. – Ваш случай, мистер Трейл, представляется мне чрезвычайно интересным, к тому же тут есть весьма необычные особенности. Вы узнали бы доктора Джеймса, если бы встретили его вновь?

– Конечно, у него очень приметная внешность – сразу бросаются в глаза большая черная борода и затененные стекла очков.

Это, казалось, развеселило Холмса.

– Превосходно! И все же вы теперь консультируетесь с почтенным, но незнакомым доктором Ватсоном, а не со знакомым и хорошо осведомленным доктором Джеймсом.

– Признаюсь, тогда я был в ужасном состоянии и сильно перевозбужден и, наверное, ослышался, когда доктор Джеймс назвал мне свой адрес. Я искал его, но дома с таким номером на указанной улице в Хэмпстеде не оказалось.

– Час от часу не легче! Что ж, пора вызывать кэб, Ватсон! Мы еще успеем добраться до злополучного пруда в Хайгейте, пока не стемнело.

– Но зачем? – воскликнул я. – Ведь прошло полгода, за это время мерзкая тварь либо уползла, либо давно сдохла.

– Что ж, в таком случае мы развлечься, ловя tittlebats, как мистер Пиквик именует колюшку. Правильное название красной пиявки крайне важно для нас, разве не так?

Всю дорогу, пока мы ехали в четырехколесном экипаже, я силился найти во всем этом хоть какой-то смысл, тогда как Холмс говорил только о музыке.

* * *

В такой холодный пасмурный день, уже клонившийся к закату, в Хэмпстед-Хит было безлюдно. Моросил мелкий колючий дождь. А мы втроем тащились по мокрой траве в угоду дурацкой прихоти Холмса.

– Я прошу вас напрячь память, мистер Трейл, – сказал Холмс, когда пруды уже были в поле нашего зрения. – Вы должны мысленно вернуться в тот весенний день. Постарайтесь вспомнить, где вы сидели, деревья, которые вы видели, собаку, плескавшуюся в воде. Нам нужно знать точное место в пределах нескольких футов.

Трейл бродил вокруг, всем своим видом выражая сомнение в успехе поисков.

– Сейчас другое время года, и все выглядит совсем не так, как тогда, весной, – бормотал он. – Может быть, где-то здесь.