Зеркало лекало звука (выпуск №10, 1998 г.) - Тотев Мэльд - Страница 1

© Виктор Владимирович Мельников, 2015

© Елена Евгеньевна Мельникова, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

В комнате все было вверх дном. На буро-зеленом паласе вокруг кукольного сервиза застыли за чаепитием глупые желтоволосые куклы, брошенные в разгар игры, ради новой забавы. Под сенью комнатной герани, олицетворявшей пальму, сидел неестественно веселый петрушка, рядом с ним, задрав лапы, ничком лежал плюшевый мишка. Синие и красные коты-кегли были разбросаны по всей комнате. Одна из диванных подушек валялась у двери, другая – у окна. На ней чинно отдыхал полосатый котенок, всем своим видом выражая непричастность к этим безобразиям. Школьные тетради и книги на письменном столе были небрежно сдвинуты в сторону, уступив место альбому для рисования. Обрезки цветной бумаги, коробочка с акварелью и кисти в стаканчике с бурой жидкостью тоже свидетельствовали о прерванных занятиях живописью.

У овального настенного зеркала в золоченой оправе увлеченно красила губы темноволосая девочка с черными сорочьими глазами. Синее шифоновое платье, доходило ей до пят, из-под него выглядывали несоразмерно большие туфли на шпильках.

– Даша, так нечестно, я тоже хочу быть принцессой, – ныла рыжая Наташка, пытаясь из-за ее плеча разглядеть себя в зеркале. У нее было черное в белый горох тоже взрослое платье, а на груди сияла серебристая брошка. И, конечно, так ей казалось, она была необыкновенно красива, как самая красивая в мире принцесса…

– Ну пойми ты, все же не могут быть принцессами. Мы с Дашей будем принцессами, а ты нашей служанкой, – сказала Аня, тоже пытаясь пролезть к зеркалу.

– Ну и ладно, тогда я пойду домой, – Наташа обиженно поджала губы и стала демонстративно расстегивать платье.

– Подожди, – примирительно сказала Даша. Она была самая старшая и опытная, ей в марте исполнилось уже восемь лет, и она отчетливо чувствовало свое превосходство, – я другую игру знаю, еще лучше! Садитесь, я покажу.

Девочки, покрутившись еще перед зеркалом, нехотя уселись на диван. А Даша, встав посреди комнаты в своем длинном платье, раскланялась с комической важностью, словно клоун, уверенный в успехе своей репризы.

– Вы-ступа-а-ет София Ротару! – растягивая слова и доведя последнее до восклицательного знака, объявила Даша, явно кому-то подражая. Затем подошла к проигрывателю и переключила его на повышенную скорость. Из динамика раздалось шипение, а затем веселый и тонкий мультяшный голос, глотая слова, затараторил:

– Червонну руту не шукай вечорами…

Девчонки зашлись от смеха: Анин смех звенел колокольчиком, Наташка, несмотря на хрупкую внешность, смеялась хриплым баском, как Портос в « Трех мушкетерах». Обе сползли от смеха с дивана, утянув за собой и плюшевое покрывало.

Прокрутив подобным образом еще пару пластинок, девочки устали, наконец, и от этой забавы.

– Все, – объявила Даша, посмотрев на часы, – пора прибираться, скоро папа с работы придет. Нам еще к маме в больницу идти.

Аня, нехотя встала, и с рассеянным видом поволокла за толстую лапу коричневого плюшевого медведя к коробке с игрушками, а Наташка подобрала с пола розового пупсика и, няньчя его, повернулась к Даше:

– Счастливая ты, Даша. У вас скоро маленький будет. А ты кого больше хочешь? Братика или сестренку? Я бы сестренку хотела, они маленькие, такие лапочки. У моей лели такая хорошенькая, ее…

– Никого я не хочу, – отрезала Даша, и оживленное лицо ее мгновенно стало угрюмым, а темные глаза – еще темнее.

– И правильно, – поддержала подругу Аня, – будет кричать все время, а тебе водись. Ни погулять, ни в кино…

Внезапно зазвонил телефон, и Даша, запинаясь в длинном платье, и, растеряв по дороге туфли, помчалась в прихожую.

– Дашенька, милая моя! – голос мамы на другом конце провода и плакал, и смеялся: – У тебя братик! Ты скажи папе, он так обрадуется, а я…

Но конца фразы Даша не услышала. Голос мамы заглушил страшный грохот и звон бьющегося стекла, словно в окно запустили кирпичом, и вслед за этим громко вскрикнула и запричитала Аня. Даша бросилась на шум. Телефон, перевернувшись, упал на пуфик, и из трубки, повисшей на черном крученом шнуре, мамин голос недоуменно и встревожено вопрошал в пустоту:

– Что случилось, Даша? Ты где?

Запутавшись в платье, споткнувшись о лежавшую на пороге гостиной подушку, она со всего разбега, локтями, животом, коленями, врезалась в груду зеркальных осколков на ковре. Закричав, от боли, Даша попыталась подняться, но осколки вонзились в ладони, она снова упала грудью на пол, и увидев мельком в одном из зеркальных осколков черный, безумный глаз, под чей-то далекий, затихающий плач погрузилась в темноту.

Монотонный раздражающий шум надвигался все ближе и ближе, из него наконец выделился хрустальный перезвон пересыпаемых стекляшек, отчетливые всхлипывания и рокот голосов. Даша пошевелилась и открыла глаза. Вся комната была забрызгана яркими зеркальными осколками, Даша увидела склоненный шиньон соседки с первого этажа, пересыпавшей стекло с совка в зеленое ведерко. На паласе, где недавно происходило мирное кукольное чаепитие, валялось заляпанное красным покрывало, а сами куклы лежали, беспомощно раскидав руки, словно бойцы на поле брани, в желтых волосах одной из них расплылось бурое пятно. Даша посмотрела на свои руки: сквозь белые бинты просачивалась кровь. В углу всхлипывали Наташка с Аней, нелепые в длинных платьях, с размазанной по лицу помадой. Ходил из угла в угол отчим, а соседка Анна Петровна его успокаивала:

– Да приедет «Скорая», не бойтесь! – и тут же, повернувшись к девочкам: – Молчите вы, несносные! Кто вам позволил мамкины платья на себя напяливать! Небось перед зеркалом крутились, вертихвостки малолетние! Вот оно и разбилось!

– Не виноваты мы! Оно само разбилось! Я тоже порезалась! – заныла Аня, шмыгая красным, распухшим от слез носом.

Ей вторила Наташа:

– Мы к нему даже не прикасались. Дашка по телефону говорила, а мы игрушки складывали.

Соседка с первого этажа выпрямилась и веником указала Анне Петровне на синее скомканное платье, лежавшее в углу в лужице крови:

– Смотри, как попортили, больше такое не достанешь.

– Мамино любимое… Мама будет ругаться, – подумала Даша и попыталась встать, но страшная боль обожгла ее и, застонав, она снова упала на диван.

– Дашенька, очнулась! – Отчим подбежал к дивану, осторожно погладил девочку по голове, сам чуть не плача, стал приговаривать: – Дочка, не плачь, все будет нормально, сейчас тебе помогут.

Соседка с первого этажа взяла Анну Петровну под локоть и вывела в коридор.

– Кровищи-то! Хорошо что лицо не повредила! – пробормотала Анна Петровна. – Недобрый это знак. Не к добру зеркало…

– Да, дурная примета! Уж помяните мое слово, еще кровь будет…

Пал Палыч Колосков сидел за столом в своем кабинете и рассеянно поглядывал на первокурсников, которые, не скрывая скуки и безразличия к предмету, дожидались окончания учебной пары. Сергеев и Ткаченко, например, уже достали сигареты и нетерпеливо щелкали зажигалками. Ерофеева, хорошенькая, но глуповатая девица, привстала из-за стола и, раскрыв рот, что-то напряженно высматривала в окне. Пал Палыч улыбнулся, вспомнив, как на прошлом занятии, когда он давал тему «Система пищеварения крупно-рогатого скота», Ерофеева поразила его своим ответов на вполне безобидный вопрос: «Что представляет собой один из отделов желудка жвачных – рубец?» Немного, как показалось Пал Палычу, поразмышляв, Ерофеева, с серьезным и даже каким-то торжественным видом заявила:

– Рубец – это ценный продукт питания, – а затем доверительно, тоном пониже, добавила: – У нас папа завсегда с дядей Толей, когда мама уезжает в командировку, жарят его и закусывают…