Победитель страха - Бекеш Пал - Страница 18

• Предыдущая
• 18/19
• Следующая

— Зачем пожаловал?! Хочешь, чтобы я заплёл в косу все твои четыре хвоста? А может, зажарить яичницу на твоих ушах-сковородках? Долой отсюда, убирайся вон!

От столь неожиданного приёма чудище окаменело.

Чутьчутик, вдруг расхрабрившись, запустил в него табличкой с надписью «Проход для Ползучих Гадов».

Четырёххвостый в полной оторопи опрокинулся на спину, после чего счёл за благо, повизгивая, убраться прочь.

— Ату его! — крикнул ему вслед Чутьчутик и принялся усердно обрабатывать сорванные таблички.

— Геть! — Пылемёт крошил таблички в щепки и опилки.

— Эгей! — Уборщик, орудуя пылесосом, завершил работу, чтоб даже следа от мерзопакостных надписей не осталось.

Лупоглазая Трескучка, совершая свой привычный разведывательный полёт, должно быть, заподозрил неладное. Потрескивая перепончатыми крыльями, опустился над Рощей пониже и усиленно завращал глазищами.

Трусишка сложил ладони рупором и прокричал, обращаясь к нему:

— Перестань тарахтеть, иначе не услышишь то, что я хочу тебе сказать!

Оглушённый собственной трескотней, Трескучка и впрямь не разобрал ни слова. Он поубавил шума и свесил свои большущие, как лопаты, уши, поросшие густой шерстью.

И тогда Трусишка громко, внятно произнес:

— Я тебя не боюсь, слышишь? Я БОЛЬШЕ НИКОГО НЕ БОЮСЬ!

Расквохтавшись, будто всполошённая курица, Трескучка повернул восвояси, с такой отчаянной скоростью вращая глазищами, что у него аж голова кругом пошла. А по Роще разносился торжествующий крик:

— Я БОЛЬШЕ НИКОГО НЕ БОЮСЬ!

Затем наступила тишина, отнюдь не похожая на затишье в страхе перед чудовищами. Тишина привычная, уютная, исполненная хорошо знакомых шумов и звуков: шелестом листвы, нежным шорохом шелковистой травки, щебетом птиц. Тишина. Тишина. Тишина.

Свинцовая серость небосвода потускнела, съёжившиеся листья деревьев стали распрямляться. К траве пока что не вернулся её прежний ярко-зелёный оттенок, но она явно сделалась пышнее и гуще. Небеса тоже ещё не заблистали незамутнённой синевой, зато стали голубее, а на горизонте появилось крохотное барашковое облачко, плывшее в сторону Рощи. Славка тотчас встрепенулась и, взмыв в вышину, предостерегла заблудшую овечку, чтоб не спускалась слишком низко и не запуталась в кронах деревьев. Облачко благодарно кивнуло и поплыло дальше.

Обитатели Рощи обступили Трусишку.

Уборщик потянулся к нему и осторожно потрогал. Пылемёт и Чутьчутик тоже коснулись друга, а в глазах их мелькнуло, затем озарив лица, нечто давно забытое — улыбка.

— Скажи, пожалуйста... — Уборщик тщательно подбирал подходящие слова. — Может, ты теперь больше не Трусишка?

— Видишь ли, я и сам задумывался над этим.

— Че-че-че...

— Что-то хочешь сказать, Чутьчутик?

— Чего бы нам не повеселиться?! — воскликнул Чутьчутик.

— Ну... это, пожалуй, громко сказано, — умерил его пыл Трусишка.

— Давненько мы не чаёвничали, — мечтательно зажмурился Пылемёт.

— Ах, как бы славно было!.. — голос Уборщика сорвался.

Через несколько минут к чаепитию всё было готово. Правда, скатерть измялась, одна из чашек треснула, от ручки чайника откололся кусочек, но чай... чай оставался прежним, источая на всю поляну свежий аромат хвои. Друзья задумчиво прихлёбывали зеленовато-золотистый напиток и вслушивались в полную жизни тишину леса.

Вдалеке послышалось завыванье чудовищ — противное, мерзкое, от него пробегал мороз по коже и кровь стыла в жилах.

— Здесь они, никуда не делись, — содрогнувшись, прошептал Пылемёт.

— Но я больше не намерен разговаривать шёпотом в моей собственной Роще! — Уборщик выговорил слова громко и отчётливо.

— Че-че-честное заявление, — согласно кивнул Чутьчутик. — Только ведь чу-чу-чудовища по-прежнему здесь, разве что чу-чу-чуть-чуть отступили... Но нам их не одолеть!

— К сожалению, ты прав, — сказал Трусишка. — Нам их не одолеть! Зато можно держать их на отдалении, — добавил он.

— Были бы целы наши любимые книги... — Уборщик с тоской глядел на выгоревшее дотла дупло. — Постойте!.. — оборвав фразу на полуслове, он поставил чашку, вскочил на ноги и, протиснувшись под крону упавшего дерева, на миг скрылся из вида. Когда он, пятясь задом, вновь появился перед друзьями, в руках у него был листок бумаги. Книжная страница.

— Мне удалось её спасти. Правда, это одна-единственная страница, и я не сумел её прочесть: буковки мелкие, а я только крупные разбираю... Зато здесь есть рисунок, его я помню. Стало быть, это рассказ про медвежонка, Винни-Пух его звали. На, держи!

Трусишка положил листок на колени и благоговейно расправил его.

Вновь заухали, заулюлюкали чудовища — на сей раз ближе.

Чутьчутик поспешно поставил на чурбан свою чашку, чтобы не расплескать чай.

— Ч-ч-что будет с нами без любимых сказок? — вопросил он.

Трусишка поднял обуглившуюся по краям книжную страницу, пробежал её глазами, перевернул.

— Помню её, как же! Всю, от начала до конца. И не только эту сказку. Помню легенду о рыцаре по прозвищу Недомерок, историю про сиротку Скромницу и сказку про гномика Недотёпу. Помню мифы и сказания — все-все!

— Так уж и все? Да разве упомнишь!

— Тем не менее это так. Чудовища эти, поверьте мне, глупы чудовищно. Им главное — библиотеку спалить, а того в толк не возьмут, что на этом дело не кончено. Истории и сказки-то ведь уцелели, а в сказках добро всегда торжествует над чудовищным злом. И покуда одолевают чудищ в сказках, есть надежда победить их и в жизни.

— Ясно — ясней некуда! — Уборщик зажмурился, наслаждаясь беседой, чаем и пробудившейся надеждой. Друзья так по этому стосковались!.. Затем поднял затуманившиеся глаза. — Но Странник... Как же он мог предать свою родную Рощу...

— Как видишь, мог, — сказал Трусишка. — Мне довелось вплотную столкнуться с чудовищами, узнать их поближе. И Странника тоже... Плесните-ка мне ещё чайку!

Пылемёт наполнил его чашку.

— И в голову мне пришли странные мысли. Ведь это чудовища сделали меня трусливым... Но теперь я больше не трус. Выходит, этим я тоже обязан своим недругам.

— Что-то я тебя не пойму!

— С какой стати ты им обязан?

— А прежде ты кем был?

— Вот в этом-то вся загвоздка, — Трусишка задумался. — Может, прежде меня вообще не было как такового? Может, чудовища для того и нужны, чтобы из нас получилось что-нибудь путное?

Омерзительный вой и рёв усилились, чудовища подбирались всё ближе.

— Чу-чу-чудовища собрались с силами и решили на нас наброситься! — от волнения Чутьчутик всё же расплескал свой чай.

— Расскажи нам какую-нибудь историю! Всё равно какую, лишь бы поскорее! Начинай же! — нетерпеливо молили друзья.

— Что вам желательнее? Рыцарь Недомерок, сиротка Скромница, гномик Недотёпа? А может, медвежонок Винни-Пух?

— Без разницы, только поживей!

— Тогда я расскажу вам историю, которую вы ещё не слыхали, — со спокойной решимостью кивнул Трусишка.

— А конец... конец, надеюсь, будет счастливый? — робко поинтересовался Пылемёт.

— Обязательно, — и Трусишка повёл свой рассказ. — Жил-был на свете...

Голос его звучал мягко и неторопливо, как и подобает сказителю.

Завывания чудовищ отдалились и стихли. Понятно было, что не насовсем. Окончательно их не одолеть. Но ясно было и другое: сказок со счастливым концом чудища боятся, а значит... Надо рассказывать и рассказывать одну историю за другой. Тогда... тогда, может быть...

Роща наполнилась привычными звуками: трепетом листвы, шелестом травы, шорохом улиток, ползущих по тропинке. И голосом сказочника.

И тогда свершилось чудо.

Настоящее чудо, по всем правилам, всё честь по чести. Как хочется, чтобы хоть иногда свершались такие чудеса!.. Вот потому они и случаются.

Встрепенулись поникшие листья поваленного чудищами дерева, и крона замертво валявшегося исполина ожила. Дуб медленно шевельнулся, покряхтел, попыхтел и, враз подхватившись, поднялся и встал на место. Вывороченные корни его вновь ухватились за землю. Старый дуб выпрямил ствол и встряхнулся, а крона его вновь заблестела живым зелёным куполом.

• Предыдущая
• 18/19
• Следующая