Обратная сторона смерти - Леонтьев Антон Валерьевич - Страница 37

• Предыдущая
• 37/69
• Следующая

Любовники вместе осмотрели окрестности беседки, однако Женю, притаившуюся среди деревьев, к радости девушки, не увидели. Решив, что звук произвела большая птица, они приняли решение, что пора возвращаться в дом. И порознь направились восвояси – сначала Екатерина Филипповна, а минут пять спустя управляющий.

Выждав для верности с четверть часа, если не больше, Женя тоже вернулась в особняк. Проскользнула к лестнице – и вдруг почувствовала, как кто-то привлек ее к себе. Это был Гоша.

– Женюсик, я так и знал, что ты к беседке ходила! В комнате-то тебя не было, – зашептал он ей жарко на ухо. – Все в доме спят, пойдем ко мне… Или в сад… Там нам никто не помешает!

Его руки шарили по телу девушки, губы тянулись к лицу. Женя закатила ему оплеуху и с возмущением произнесла:

– Георгий Ильич, ведите себя подобающим образом, иначе о вашей распущенности мне придется поставить в известность Алевтину Илларионовну. А такого она точно терпеть под крышей своего дома не будет!

Гоша со стоном отпрянул в сторону.

Женя быстро поднялась по лестнице, прошмыгнула к себе в комнату и заперла ее на ключ. Запахнув на всякий случай окно тоже, улеглась в кровать и стала размышлять.

Быть может, с Гошей она поступила и излишне сурово. Однако девушка не намеревалась, подобно горничным и деревенским бабенкам, дарить ему утехи только потому, что у него красивые глаза, длинные ресницы и невероятное самомнение. Да и в ушах ее все еще звучали беседы, которые вели Усачев и Екатерина Филипповна. Не могла же она лобызаться с Гошей после всего, чему стала свидетельницей, в той же самой беседке, где эти двое задумали очередное преступление!

Половину ночи она проворочалась без сна и забылась только под утро. За завтраком Женя исподтишка смотрела на, как всегда, чопорную Екатерину Филипповну и сидевшего с другой стороны стола молчаливого Ивана Степановича. Кто бы мог подумать, что ночью они были полны страсти и неги – теперь же они даже не смотрели друг на друга, отлично играя свои роли!

Появился и Гоша, с оплывшим глазом, и мачеха тотчас поинтересовалась, что же с ним произошло. Женя, закусив губу, едва сдержалась от того, чтобы не расхохотаться. Похоже, она вчера заехала ему не только по щеке!

– Ночью на сервант наткнулся! – буркнул тот и, не глядя на Женю, потребовал себе кофия – черного, крепкого и без сахара.

Тоси за столом не было. Поэтому после завтрака учительница поднялась к ней в комнату. Увидев, что та ничком лежит на кровати, дотронулась до ее лба и чуть не отдернула руку – лоб был подозрительно горячим.

Посоветовавшись с Алевтиной Илларионовной, Женя дала воспитаннице порцию рыбьего жира. Потом задернула шторы, уселась рядом. Тося слабым, хриплым голосом произнесла:

– Кажется, у меня простуда… И это летом!

– Ничего страшного, ты, главное, голос не напрягай, – ответила Женя. И подумала о том, что приставать к девочке с расспросами о том, чему же она с подружкой стала на болоте свидетельницей, бесчеловечно. Стоило подождать несколько дней, пока Тося не выздоровеет, и снова поговорить с ней.

Собственно, и так было ясно, что именно девочки увидели – наверняка разнузданную сцену ласк Екатерины Филипповны и управляющего Усачева. И те убили внучку мельника, выдав ее смерть за деяние мифической ведьмы, чтобы весть об адюльтере не разнеслась по округе. А Тосю любовники то ли не заметили, то ли пожалели. В конце концов, она все же племянница Екатерины Филипповны. Хотя если та родного брата отравила стрихнином…

Напоив больную чаем с малиновым вареньем, Женя отправилась к Филиппку.

Мальчик велел, чтобы учительница с ним играла. Но через некоторое время Женя пожелала посмотреть, как дела у его сестры, и тот скривил губы:

– Тося, Тося… Она уже взрослая, да и простуда у нее наверняка легкая, только корчит из себя…

Женя строго посмотрела на воспитанника:

– Ты не имеешь права говорить так. Тося в самом деле больна.

– Это я болею, а не она, – заявил мальчик с внезапной злобой и замахнулся костылем. – Она что, через два дня будет снова скакать по саду! И везде подслушивать! А я на всю жизнь наказан этой ногой, причем никто не знает, почему Господь решил меня покарать!

– Господь не карает, он просто испытывает тех, кого больше всего любит… – произнесла Женя и прижала к себе дрожащего мальчика. То, что тот ревновал ее к Тосе, она заметила уже давно. Ему не нравилось, что сестра время от времени была в центре внимания, ему хотелось, чтобы вся любовь и забота предназначались только одному человеку: ему самому.

– Лучше бы Господь мне новую ногу подарил! – буркнул Филиппок, прижимаясь к Жене. – Тогда я пойму, что он меня больше всех любит. А ты меня любишь?

– Конечно, люблю! – кивнула Женя и поцеловала мальчика в лоб. Тот же, хитро улыбнувшись, спросил:

– Больше, чем Тоську?

Потрепав его по волосам, девушка ответила:

– Я люблю вас каждого по-своему, потому что вы совершенно разные.

– Нет, скажи, я хочу знать, кого ты больше любишь, ее или меня! – капризно потребовал Филиппок. – И не будь, как мама, которая тоже правду сказать боится. Я ведь знаю, что мама меня не любит! И стесняется меня. Потому что у меня эта треклятая нога!

Женя уверила мальчика, что Алевтина Илларионовна обожает его, и тот снова заканючил:

– Но меньше, чем Тосю! Потому что она такая ужасно умная! И все правильно делает! И у нее две здоровые ноги! А я только обуза! Так скажи, кого ты больше любишь?

– Тебя, конечно, тебя! – сказала Женя, добиваясь того, чтобы Филиппок успокоился. И тот в самом деле моментально перестал плакаться, поцеловал ее и принялся за уроки.

Женя же заглянула к Тосе, потому что ощущала перед ней вину за то, что обманула мальчика. Любила она каждого из детей по-своему, но в итоге одинаково. Однако она пошла на поводу у больного мальчика и сказала то, что хотелось ему услышать.

Тося спала, закутавшись в одеяло. Женя поправила его и тихо произнесла:

– И тебя я, конечно же, тоже люблю…

Выйдя из комнаты, она вдруг осознала, что дети в опасности. Ей требовалось поставить в известность Алевтину Илларионовну – только вот о чем и как? Не заявиться же к ней и не сказать, что ее золовка состоит в любовной связи с управляющим и что они ядом извели генерала? От такого Алевтину Илларионовну еще чего удар хватит.

Посему Женя приняла решение пока что ничего вдове не говорить, а посоветоваться с господином Забияко – благо до намеченного суаре с московской дамой-медиумом оставалось всего несколько дней.

Женя была уверена, что в эти несколько дней коварные любовники не предпримут ничего ужасного. А потом, когда господин Забияко даст ей ценный совет, она поступит в точности с его словами.

Не могла Женя понять только одного: каким образом Екатерина Филипповна и ее хахаль намеревались завладеть поместьем. Если злоумышленники и отравят, скажем, Алевтину Илларионовну, то все унаследуют ее дети, Тося и Филиппок. Имелся еще и Гоша, генеральский сын от первого брака, которому после смерти родителя кое-что перепало и который, не исключено, включен и в завещание мачехи.

Получалось, что любовной парочке требовалось извести всю семью, дабы получить наследство. Это было возможно, но кончина сразу четырех человек была бы крайне подозрительной. Такой кошмарной трагедией точно заинтересовалась бы полиция, провела расследование и нашла бы злоумышленников.Тогда что же замышляют Екатерина Филипповна и Иван Степанович?

Желая разузнать это, девушка воспользовалась моментом и проникла в комнату управляющего. Там царил идеальный порядок, ничего подозрительного она не обнаружила. Но на дне шкафа отыскала старый чемодан, в котором нашла несколько проспектов о недвижимости на Лазурном побережье, а также револьвер и коробку с патронами. И пришла к выводу: Усачев явно собирается присвоить миллион, если его с Екатериной Филипповной план увенчается успехом. А потом избавится и от сообщницы. Что рука у него не дрогнет, Женя нисколько не сомневалась. Причем злобную старую деву ей ничуть не было жаль.

• Предыдущая
• 37/69
• Следующая