Люди, которые всегда со мной - Абгарян Наринэ Юрьевна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/55
• Следующая

– Так кто наш враг? – повторяет она.

Бабушка Шушик отводит глаза:

– Никто. Теперь уже никто. А имя у деда турецкое.

Девочка молча оборачивается к окну. Взрослые очень наивные. Они думают, что дети не умеют читать между строк. Они думают, что дети не чувствуют, когда им недоговаривают. «Именем врага своего, – повторяет она про себя, – именем врага своего».

– Позови Кязима, пора есть, – просит бабушка Шушик.

Девочка нарочито шумно распахивает окно, впуская в дом жаркий летний полдень, настойчивое пение цикад и журчание далекой, пенной речки. Дед Арам задумчиво ходит вокруг покосившегося забора. Закрепить его можно, но это до первого ливня со шквальным ветром. Случись такой ветрище – и забор снова опрокинется набок. И будет лежать, обиженно свесив губу.

Девочка высовывается далеко в окно – Боцман разражается встревоженным лаем, рвется к лестнице, конура накреняется, еще немного – и она опрокинется, подминая под себя тяжелую цепь…

– Ты что творишь? – хватает ее за плечи бабушка Шушик. – Что ты творишь?

– Дед Арам! – Девочка цепляется руками за под-оконник, чтобы ее не смогли оттащить от окна. – Дед Арам!!!

Дед Арам оборачивается, встревоженно высматривает, кто его зовет. Делает резкое движение рукой – отойди от окна!

– Дед Арам! – задыхается Девочка. – Ты уже большой и старый. Ты уже давно выздоровел! Зачем тебя называть именем врага твоего?!

Витькина мама сидела на стуле бабушки Лусинэ и курила. У бабушки Лусинэ был свой, специально подогнанный под ее рост стул. Внешне он ничем не отличался от других стульев мебельного гарнитура, но, если внимательно приглядеться, можно было заметить, что он чуть ниже остальных. У бабушки Лусинэ всю жизнь болела спина, и сидеть ей легче всего было так, чтобы ноги сгибались под прямым углом. Поэтому, когда сын накопил денег на новый гарнитур, он, не обращая внимания на протесты матери, первым делом принялся переделывать под нее один стул.

– Зачем ты мебель портишь? – причитала бабушка Лусинэ. – Вон у меня есть деревянный табурет.

– Ничего не знаю, – отрезал Витькин папа, – ты моя мать, а я хочу, чтобы моя мать сидела на красивом стуле, а не на обшарпанном старом табурете!

Битый час он возился с сиденьем, а потом махнул рукой и просто подпилил на нужной высоте ножки. Девочка не застала Витькиного папу живым, но историю о том, как он переделал для своей матери стул из нового мебельного гарнитура, знала наизусть – каждый раз, когда бабушке Лусинэ надо было сесть, она говорила внуку:

– Витька, ну-ка принеси стул, который переделал для меня твой отец!

Витька часто таскал этот стул по дому – то в гостиную принесет, чтобы бабушка могла посмотреть телевизор, то в ванную, чтобы, не сильно напрягая спину, она сидя прополоснула белье.

Сейчас на этом стуле сидела другая женщина и курила. Красивая, худая, с ярко накрашенными губами и пышными, крупно завитыми волосам. Платье на ней было двухцветное, красное и желтое, с широкими короткими рукавами, собранными вверху и у манжет. Длинный пояс обхватывал узкую талию. Подол платья заканчивался оборкой в частую складочку. На столе стояла чашка с недопитым кофе, блюдце с окурками – Девочка посчитала в уме – три окурка, четвертая сигарета дымится в пальцах. Разуваться гостья не стала, сидела нога на ногу в босоножках на высоком каблуке.

Девочка сразу поняла, кто эта красивая и ухоженная женщина. Она ее себе такой и представляла – надменной, холодной, пахнущей горькими духами. «Совсем и не кукушка», – подумала Девочка, но вслух произнесла другое:

– Где Витька?

Бабушка Лусинэ чистила картошку. Картофельная кожура выползала из-под ее ножа аккуратной полоской, завиваясь в серпантинную ленту. Несмотря на то, что в мойке тонкой струйкой лилась вода, а радио на стене бубнило монотонно и неразборчиво, на кухне стояла такая тишина, что закладывало уши.

– Не знаю, – нарушила звенящую кухонную тишину бабушка Лусинэ, – где-то там, во дворе.

– Это дочь Петроса? – спросила женщина и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Похожа как две капли воды.

– Похожа, да, – отозвалась бабушка Лусинэ.

– Подойди ко мне, – женщина отложила сигарету, провела рукой по волосам, приводя их в порядок, – как тебя зовут?

– Девочка, – нехотя ответила Девочка.

– Я вижу, что ты девочка. А зовут тебя как?

– Так и зовут.

– Не может такого быть.

– Она хочет, чтобы ее звали Девочкой, – объяснила бабушка Лусинэ, – вот мы ее так и зовем.

– А имя-то у нее какое? – вздернула тонкие брови женщина. – Что в метрике написано?

– Это стул бабушки Лусинэ, – оборвала ее Девочка.

– В смысле?

– Это стул бабушки Лусинэ! Она потому и чистит картошку стоя. Сесть на другой стул не может – спина болит.

– Надо же. А я забыла. – Женщина поспешно поднялась, хотела пересесть, но зацепила локтем пачку сигарет, уронила, неловко полезла под стол – поднимать.

Пока она возилась с сигаретами, Девочка перетащила стул к мойке, поставила его так, чтобы он уперся сиденьем в ноги бабушке Лусинэ.

– Садись.

– Да я почти уже все, – ответила бабушка Лусинэ, но села, улыбнулась: – Спасибо, деточка.

– Такой клоп, а утерла мне нос, – хмыкнула женщина.

– Марина! – Бабушка Лусинэ выкинула картофельные очистки в мусорное ведро. – Оставь ребенка в покое.

– Я понимаю, что мне тут никто не рад. Даже собственный сын. Даже чужая дочка.

– Ну какая она чужая? Она дочка Петроса, ты его с детства знаешь.

– Я-то его знаю, а он меня, уверена, знать не хочет! – Женщина выудила из пачки новую сигарету, затянулась, выпустила длинную струю дыма, прищурилась: – Можно подумать, я кого-то здесь обидела или оскорбила.

– Давай не при ребенке. – Бабушка Лусинэ перемыла картошку, слила воду из миски, закрутила кран. – Ты бы лучше помогла мне с готовкой.

– Сейчас докурю и помогу.

– Вонь такая от твоего курева – задохнуться можно.

– А еще у бабушки Лусинэ сердечная астма, – прозудела Девочка.

– Да я уже поняла, что немила тебе, – хмыкнула женщина, – все, последняя сигарета, больше дома курить не буду. Ты лучше объясни мне, почему не хочешь, чтобы тебя по имени звали?

Девочка сделала вид, что не слышит вопроса. Она подошла к Витькиной бабушке, дернула ее за рукав.

– А где Витька?

– Я не знаю. Где-то в саду. Прячется.

– Пойду поищу его.

– Ладно.

– Передай, чтобы возвращался домой, мне с ним поговорить надо, – попросила женщина.

Девочка оборачиваться к ней не стала, только бросила через плечо:

– Я пошла.

– До свидания, – голос у женщины звучал глухо, надтреснуто и неровно – словно за нее, перебивая друг друга, одновременно говорят два разных человека. У одного голос женский, с тонкими переливами, а у другого – глуше, с мужской хрипотцой.

– До свидания, – чуть помедлив, ответила Девочка.

Искать пришлось долго. Девочка обошла сад, заглянула на чердак, спустилась в погреб. Даже в курятник заглянула. Искала старательно, но молча – смысл звать Витьку, если он спрятался? Все равно не откликнется. Несколько раз забредала на задний двор, топталась на подступах к старенькому полуразрушенному чулану. Позвала шепотом: «Ви-ить-ка!»

Тропинка, ведущая к чулану, густо поросла кустами злой крапивы – она вытянулась в человеческий рост, ощерилась огромными листьями – не пройти не проехать. Бабушка Лусинэ давно уже ничего не хранила в этом чулане – там было сыро, пахло плесенью и ветошью, в щелях изъеденных жуками стен свистел ветер, а прохудившаяся крыша протекала даже от обильной росы.

Девочка растерянно покружила по двору, заглядывая в совсем уже несусветные места – под старую кособокую лавку, в дождевую бочку, даже в почтовый ящик заглянула. Потом сунулась за невысокую бетонную плиту – ту, которая всегда кишела турки затиками. Спрятаться за этой плитой невозможно, хотя если лечь на землю и плотно привалиться к ней боком… Нет, за плитой места ровно столько, чтобы просунуть руку.

• Предыдущая
• 30/55
• Следующая