Вкус крови - Милкова Елена "Перехвальская Елена Всеволодовна" - Страница 47

• Предыдущая
• 47/92
• Следующая

– Да… – думая о своем, сказал Дмитрий.

– В букваре-то, ты знаешь, опечатка. Там «Мама мыла раму», а надо «Мама ела „Раму“».

Самарин рассмеялся.

– Слушай, Мишаня, значит, они безошибочно выбрали именно вагон с запчастями. А охрана что?

– Да чего-то там такое… То ли драка произошла поблизости, толи в другой вагон полезли… Охрана вся туда ну они под шумок и грабанули вагончик. Дело передали Кате Калачевой, пусть она и ломает голову.

– Тут кто-то свой, вокзальный…

– Все-то тебе, Дмитрий Евгеньевич, перевертыши мерещатся. Ты об этом Пониделко сообщи, он у нас устроит образцово-показательную операцию «Чистые руки»…

Дмитрий, вздохнув, допил коньяк. Он хорошо помнил прошлую подобную операцию, которая не дала никаких результатов, кроме нервотрепки и писания идиотских бумажек. Так что перевертыши могут спать спокойно.

– Да чего ты его мусолишь, как культурный.

Самарин очнулся. Березин откручивал голову второй бутылке.

Дмитрий допил последний глоток и покорно протянул стакан. На этот раз Михаил плеснул граммов по пятьдесят.

Разговор перешел на другое. Мишка Березин стал рассказывать о дочери, у которой не ладилось сольфеджио. Музыкальная тематика напомнила о сестре. Как она говорила во время одной из ссор: «Мент – тот же преступник, только в форме».

В чем-то она права. Конечно, не все менты преступники, да беда не в них.

Хуже то, что каждый делает свое маленькое дело, а в другие не суется. Вот Мишка живет себе спокойно, опрашивает свидетелей, оформляет протоколы, готовит дела для передачи в суд, и ничто его не колышет, кроме дочкиного сольфеджио. Хорошо и просто.

– Я собирался в больницу к матери Пуришкевича. Но теперь дело у тебя.

– Да эта старперша наверняка ничего не знает. Будет только причитать…

Может, съездишь, раз все равно собирался? – Березин разлил остатки коньяка. – А я пока подготовлю дело Константинова. Но там – мрак. Одного настырного коммерсантика в поезде по пьяни обчистили.

Был уже день, когда Кол Шакутин с трудом разлепил глаза. Ему снилось, что звонят из прокуратуры но ноги вдруг сделались свинцовыми и он никак не может встать и дотянуться до телефона.

Накануне с родственником выпили с горя и, как оказалось, переусердствовали. Кол перевернулся на другой бок, стараясь отделаться от кошмара, и тут понял, что телефон звонит в самом деле.

Добежать до него наяву оказалось лишь .чуть легче.

– С вами говорят из транспортной прокуратуры, – услышал очумевший Кол. – Мне нужен Николай Георгиевич Шакутин.

– Это я, – хрипло ответил Кол, готовый ущипнуть себя на предмет того, не спит ли он. Однако это был не сон, потому что незнакомый мужской голос сказал:

– С вами говорит старший следователь Самарин. Мне передали ваше дело. Вы не могли бы подойти сегодня?

– Да-да, разумеется! – воскликнул Кол. – Я буду. Когда?

– Как можно скорее. Через час.

– Да, конечно! – Он помедлил и спросил:

– А почему поменяли следователя?

– На этот вопрос я не могу вам ответить, Трубку повесили.

Когда вчера во время вечернего приема посетителей Глеб не появился, Софья Николаевна не столько заволновалась, сколько обиделась: «Забросил мать!» Вечер она потратила на то, чтобы подготовить завтрашнюю обличительную речь. Она не станет набрасываться на сына с упреками, а просто напомнит, что он оставил ее без свежих газет и что она не знала, куда прятать глаза, когда соседки по палате спрашивали ее, где же обещанная антоновка к чаю.

Однако обличительная речь, по силе не уступавшая цицероновскому «Доколе, Катилина, ты будешь злоупотреблять нашим терпением», пропала втуне. Ибо «Катилина» не появился и на следующий день во время утреннего приема.

Софья Николаевна испугалась.

За тридцать четыре года своей жизни Глеб ни разу не пропадал. Он всегда твердо знал, что «мама волнуется». «Надо уметь воспитывать детей», – любила повторять Софья Николаевна. Но вот и на нее свалилась эта беда!

После безвкусного обеда мать позвонила домой. Она несколько раз набирала номер, но ответом ей были длинные гудки. Пожилая женщина с полчаса походила по коридору, стараясь взять себя в руки, но организм не хотел слушаться. В глазах темнело, сердце стало работать с перебоями. Пришлось лечь. Соседки по палате засуетились, забегали, требуя врача. Пуришкевич неподвижно лежала на кровати с закрытыми глазами.

Новый следователь Колу не понравился. Дмитрий Самарин по всем статьям проигрывал Михаилу Березину. Прежний был красивым интеллигентным мужчиной, в хорошем костюме, с усами и в очках с модной оправой. Самарин же встретил Кола в свитере и джинсах. Ни капли обходительности – все скупо, сухо.

«Если уж тот ничего не добился, чего ждать от этого сухаря», – мрачно думал Кол, разглядывая плечи, обтянутые свитером.

– Ваше дело передали мне, – сказал тот Колу, – сейчас должен подойти Константинов, подождите в коридоре. Я вас вызову.

Кол вышел в коридор, уселся на один из двух имевшихся там стульев и задумался.

– Молодой человек, – послышался рядом дребезжащий голос, – на два слова.

Кол поднял голову – рядом с ним стоял пожилой, даже старый, мужчина в вытертой, пыжиковой шапке и лоснящейся дубленке. Когда-то такие были писком моды и стоили больших денег. Отец Кола носил что-то похожее, а ведь он был не кем-нибудь, а самим профессором Шакутиным.

«Остатки былойроскоши», – думалКол,разглядывая старика, – Я отец Васи Константинова, – сказал тот, присаживаясь рядом. – Поверьте мне, мальчик ни в чем не виноват. Я знаю, у него оказались документы, которые вы потеряли, но это не основание обвинять его в краже. Он нашел их. Поверьте, на кражу мой сын просто не способен.

Кол смотрел на старика и молчал, – Мать убита горем. – Константинов-старший тяжело вздохнул. – Это очень нелегко перенести на старости лет. Он такой невезучий ребенок. Да, кстати, – спохватился он, – забыл вам представиться: профессор Константинов, Николай Васильевич. Декан биолого-почвенного факультета ЛГУ. Бывший декан бывшего ЛГУ, – он снова вздохнул, – теперь просто пенсионер. Все, как говорится, в прошлом.

Одна забота – сын.

На вид профессору Константинову было за семьдесят. Значит, Васеньку родил в пятьдесят. Утешение себе на старость. Хорошенькое утешение выросло.

– А где он, ваш сын? – спросил Кол. – Сейчас подойдет, – кивнул Николай Васильевич, – мать его задержала. Для нее это такой удар.

– Мать тоже профессор? – поинтересовался Шакутин.

– Нет, только доцент, – отозвался Константинов-старший, – тоже биолог. А вот Васенька у нас гуманитарий. Закончил школу эстетического воспитания… А вот и он!

Слушая своего тезку, Кол всерьез засомневался в том, что они имеют в виду одно и то же лицо. Но, оглянувшись, он увидел, что по коридору уверенно ц нагло выступает собственной персоной Василий – его сосед по купе.

– Что опаздываете, Константинов? – раздался грозный оклик: в дверях появился следователь Самарин. – Хотите, чтобы вам изменили меру пресечения с подписки на задержание? Еще одно опоздание – так и будет.

– Не ругайте его, – вступился за сынишку отец, – его мать задержала. Вот я уже товарищу объяснял. – И он кивнул в сторону Кола, рассчитывая на моральную поддержку.

– Так. Сначала Константинов. Заходите.

Кол остался один на один со своим тезкой. – Ну, вы видели его, – заговорил Николай Васильевич, – ведь это не он, правда? Наш мальчик на подобное не способен.

Больше всего Колу сейчас хотелось, чтобы профессор вместе со своей пыжиковой шапкой провалился в тартарары. По дороге в прокуратуру Кол настраивал себя на яростные словесные битвы, но не предполагал, что первым противником будет тронувшийся от горя старик.

– Скажите, Николай Васильевич, – осторожно спросил Кол, – Вася часто бывает в Москве? Когда он ездил туда в последний раз?

– В Москву? – удивленно поднял брови Константинов-старший. – Васенька иногда навещает там наших родственников, но в последнее время он не ездил. Мы бы с матерью знали. Он нам все рассказывает. Почти все. У мальчика могут быть свои секреты. Нет, ни в какую Москву он не ездил, – решительно заявил бывший декан.

• Предыдущая
• 47/92
• Следующая