Татуировка - Милкова Елена "Перехвальская Елена Всеволодовна" - Страница 85

• Предыдущая
• 85/88
• Следующая

Иван Иванович все ворочался и ворочался в постели, стараясь заснуть.

Нет, конечно, так просто им его не достать. Тем более что в Колумбии он был законспирирован под чеченского правозащитника, и если они все-таки пойдут по следу, то станут искать в Чечне. Хотя и здесь тоже дела пошли не так, как он рассчитывал. Его смычка бывших спецназовских и фээсбэшных офицеров с бандменами стала распадаться, как только конкурентам удалось свалить на выборах человека, которого он проводил в губернаторы. Это был первый случай, когда он переоценил свои силы. Да и то сказать — силы и деньги в той игре с обеих сторон были спущены немерянные. В случае победы его людям простилось бы все. А теперь, правда, по прошествии времени, над проигравшими вершат торжество закона. Так сказать, «кто не спрятался, я не виноват». Поэтому приходится лежать на дне и не слишком светиться…

Сон наконец пришел. И, уже засыпая, Иван Иванович подумал о том, как неплохо он продумал охрану своих помещений. В невзрачном здании бывшего бассейна установил в узких бетонных коридорах несколько дверей из брони, которую не возьмет ни автоген, ни гранатомет, несколько дежурных, которые постоянно сидят у экранов. И последняя придумка, которой он особенно гордился, — люк в потолке, ведущий на крышу, а там — легкий перископический трап в соседнее здание, где подготовлена к изолированной жизни в течение месяца квартира, о которой знает один лишь он. Как у серьезной иностранной валюты — множество степеней защиты.

Он проснулся оттого, что на него сильно повеяло ночной прохладой. Открыл глаза, увидел на подоконнике силуэт человека, и рука сама потянулась под подушку к «тэтэшнику». Но человек длинным бесшумным прыжком пересек комнату и оказался над ним. .

— Привет! А я за тобой! — прошептал он, улыбаясь Ивану Ивановичу, и мгновенным точным движением пальца притронулся к его шее — справа, пониже подбородка.

Иван Иванович вяло прикрыл глаза и почувствовал, как сознание его растворяется в тумане. Незваный гость так же бесшумно и быстро приподнял его голову, кольнул в шею сзади, поставил на заплетающиеся ноги и, полуобняв, повел к окну. Там он застегнул на его теле несколько ремней, подцепил себя и его к тросу блока, и через минуту они уже плавно спускались на землю вдоль торцевой стены, в которой было только одно окно — то самое, открытое.

Эх, Волчара ты, Волчара! Дурная у тебя жизнь. Все против тебя! Опять сидишь, как мышь в мышеловке.

Когда застрелили Портного, а Волку только пробили легкое, его подобрал Амбал. Отвез его в нужную клинику, отмазал от ментов, платил бабки врачам, а потом взял к себе. Когда застрелили Амбала, Волк стал работать на Спотыкача. Когда похоронили Спотыкача, Волка привели к Чеченцу.

Под Чеченцем они еще с Амбалом мечтали уйти, но что-то там сорвалось. Да и Чеченец не имел дела с гопотой. Он отличался от них от всех, как громадный породистый сенбернар от уличных шавок. На него работали чины, которые прежде носили погоны с тремя звездами. Хотя, как известно, пуля — дура, ей все равно в кого попадать, лишь бы курок был метким. Только Чеченец в курки произвел Волчару. Он так и сказал, когда перед ним поставили хромающего, с недолеченным после перелома коленом Волка:

— Волк, а ты ведь трижды должен был умереть, почему тогда живой? Подозрительно, а? Стрелять умеешь?

— Ну! — ответил Волк, удивившись детскому вопросу,

— Я тебя не про пальбу спрашиваю, а про одиночный выстрел. Усек? В курки пойдешь.

С тех пор прошло уж месяца три. Кроме разных прочих дел Волк исправно стрелял в тире и даже на армейском полигоне. А сегодня прямо перед цирком положил заказанную тетку. Он всадил ей только одну пулю, но точно в сердце, оставил карабин и, выйдя через черный ход, ушел дворами на Фонтанку, где его ждал «мерс».

Чеченец был доволен и спокойно отправился спать. А Волк заступил на дежурство перед его дверью. Однако только что ему доложили, что застреленная тетка воскресла и болтала по телефону с малюткой-циркачкой. И теперь Волчара ломал голову, как быть: сразу сообщать эту новость Чеченцу или подождать до утра.

Но тут подоспела и другая новость: у очередного терпилы сошла тату. Была татуировочка — и не стало! С такой новостью можно было Чеченца и будить. Ожившая тетка уходила теперь в тень.

Хотя их разделяли стена и дверь, просто так к Чеченцу входить было западло. С недавних пор шеф стал остерегаться всего и своей дверью распоряжался только сам. Если вдуматься, то дела у шефа, видно, были настолько чмовые, что самое время Волку было с них соскочить, пока не настало полное вязалово. Он, Волчара, всегда раньше всех унюхивал капканы, которые расставляла им жизнь. Потому и спасался. И сегодня он тоже чувствовал знакомый дух мышеловки. Но что там ни говори, а доложить обо всем Чеченцу надо.

На своем сотовом он набрал его номер, пропустил гудков восемь, снова набрал. Чеченец не отзывался, хотя все знали, что сон у него такой, что его шорох пылинки разбудит. Это было странно, потому что шеф всегда отзывался сразу. Приходилось Волку решаться. И он, предчувствуя плохое, нажал на кнопочку в полу, о которой знало только несколько человек.

Двери раздвинулись, Волк шагнул в апартаменты Чеченца, пересек небольшую промежуточную комнату и, громко кашлянув, но все равно рискуя нарваться на пулю, открыл двери, которые были слева.

На него сразу дунуло холодком. Решетка на окне была спилена, рамы распахнуты, апартаменты можно было не изучать, все и так ясно — в расстеленной кровати шефа не лежало. А за открытым окном раскачивался капроновый трос, на котором он был спущен.

Первой мыслью Волка было поднять тревогу. Вторая мысль перечеркнула первую и приказала немедленно заняться бабками, а потом в темпе исчезнуть. Где Чеченец держал «зеленые», нужные для дневных дел, он приблизительно знал. И не ошибся. То, что бабки были на месте, тоже говорило о многом. Волк даже примерно предполагал, кому понадобилась жизнь его теперь уже бывшего шефа. Но это имя вслух лучше было не называть. Не зря Чеченец так его боялся, что даже перед дверью поставил пост. И Волк сделал правильно, промолчав, что человек этот встретился ему на днях посреди улицы, когда они с пацанами въехали на «мерсе» в борт какому-то лоху.

Зеленых у Чеченца оказалось немеряно. Волк набил все, какие были, карманы, застегнул на себе куртку и наполнил пространство за пазухой, так что у него раздулся живот. Запрыгнув на подоконник, он подтянул к себе болтающийся капроновый шнур и, стараясь не спешить, чтобы не ободрать ладони, цепляясь подошвами за глухую стену, стал медленно спускаться.

Он успел вовремя. Стоило ему отгрести метров на сто от бассейна, как туда подъехало несколько автобусов, и из них высыпал ОМОН в масках.

Что-то в его мыслях было не так.

Петя лежал на топчане и пытался сообразить, зачем его тюремщикам понадобилась татуировка. Ну да, в какой-то книге, вроде бы в «Осени патриарха», престарелый диктатор угощал строптивых генералов их фаршированными коллегами. Может быть, здесь нечто похожее — выживший из ума олигарх любит закусывать фаршированными людьми. Уж если верить в этакое безумие, то нужно идти до конца: олигарх предпочитает людей с татуировкой на теле. Что же будет теперь, когда они обнаружили, что татуировка исчезла?

Понятно, что эти люди его не отпустят. Даже если он поклянется хранить их тайну. Если им не понадобится его тело, оно просто станет частью фундаментного блока. И поэтому лучше закончить свою жизнь прямо сейчас, пока с него снято наблюдение. А то, что за ним перестали следить, он почувствовал сразу.

И все же надежда умирает последней. Быть может, он все-таки найдет способ отсюда выкарабкаться.

Неожиданно его печальные мысли прервал глухой, но сильный взрыв, от которого дрогнули стены. Похоже, что рвануло где-то в здании, потому что сразу после этого Петя услышал далекие звуки — едва слышный топот многих ног, выстрелы, команды.

• Предыдущая
• 85/88
• Следующая