Татуировка - Милкова Елена "Перехвальская Елена Всеволодовна" - Страница 45

• Предыдущая
• 45/88
• Следующая

А потом нам запретили рисовать. То есть сначала я его привлек к этому делу, и мы стали рисовать вместе.

Сам Кирилл полюбил водить по бумаге карандашом, зажав его в кулаке, еще не научившись ходить. Увидев, что иногда у него вырисовывается кое-что осмысленное, родители стали покупать ему альбомы для рисования. Когда же альбомы заканчивались, а денег на их покупку не было, мать, которая работала машинисткой в редакции, приносила пачки рукописей. Все эти рукописи, которые авторы не забирали в срок, были напечатаны на одной стороне бумаги, другая же оставалась белой. Кирилл рисовал дома с утра до вечера, и рисование заменяло ему многие игры.

Однажды, когда ему подарили очередной альбом, он принес его с собой в детский сад, чтобы и там заняться любимым делом. Мать дала ему с собой несколько цветных карандашей, и мальчик, разложив свое хозяйство на низком столике, принялся рисовать. Его и Антона приводили в группу раньше всех, поэтому сначала в игровой комнате было свободно и тихо, а затем, минут через тридцать, она наполнялась детьми. Третьим обычно появлялся Семен, тот самый сын воспитательницы Семен, но его по какой-то причине в тот день оставили дома — может быть, была выходной сама воспитательница.

В общем рядом с Кириллом тогда был только Антон. По-видимому, он впервые в жизни наблюдал за процессом рисования, а карандаш разглядывал и ощупывал, как папуас, получивший этот загадочный предмет в подарок от Миклухо-Маклая. Естественно, что, исследовав карандаши один за другим, он тут же решил присоединиться к Кириллу. К счастью, альбом был велик, за столиком тоже места хватало, и они стали рисовать вместе, слегка подталкивая друг друга локтями. Скоро весь альбом был изрисован, а жажда творчества только-только разгорелась. И тогда Кирилл вспомнил, что в кабинете у заведующей есть точно такие листы бумаги, какие машинистка-мать приносила ему с работы. Вдвоем они прокрались по коридору к незапертой двери, захватили ту бумагу, что лежала посередине стола, и с увлечением снова взялись за работу.

Если в альбоме они рисовали батальные сцены — стреляющие танки, самолеты и корабли, то теперь принялись изображать животный мир земли в игровой комнате: на стене висела большая карта двух полушарий, украшенная стадом слонов, тигров, жирафов, белых медведей и оленей с раскидистыми рогами. Причем Антон, который впервые в жизни взял в руку карандаш и поначалу рисовал все то же самое, что и Кирилл, на этот раз проявил самостоятельность — все его звери грозно скалили зубы и громко рычали. То есть рычали, конечно, не они — за них рычал Антон. Именно рычание их и подвело. Взрослые, услышав этот рык, наконец обратили на них внимание и обнаружили, что рисуют дети на свежеотпечатанном отчете, который заведующая как раз должна была везти своему районному руководству.

Им тогда сильно досталось, но Антон на следующий день принес два кусочка мела, которые он взял у соседки-портнихи. Поскольку бумаги у них больше не было, они изрисовали мелом все стены в детском саду. А так как заведующая ожидала через час какую-то строгую комиссию, то силы воспитателей были немедленно брошены на уничтожение их с Антоном настенной графики. Потом, уже после ухода комиссии, весь детский сад был построен, и заведующая перед детьми произнесла речь.

— Я запрещаю всем детям приносить с собой краски, карандаши и такие мелки! — торжественно закончила она, потрясая кусочками мела. — Так и скажите своим мамам и папам. — А вы… — Она повернулась к Антону с Кириллом: — Чтобы я вообще не видела вас рисующими! Поняли? Это я вас так наказываю. Вы больше никогда не будете у меня рисовать. Ни на бумаге, ни на стенах.

Самым младшим детям было здесь по три года, старшим — шесть-семь, все они смиренно стояли, взявшись за руки. И хотя мало что поняли, одно дошло: эти двое сделали что-то плохое, из-за чего всем нельзя теперь рисовать.

Однако утром Антон, как ни в чем не бывало, принес два красных карандаша и чью-то исписанную школьную тетрадку Они были вдвоем одни в игровой комнате и немедленно пристроились рисовать. Тут-то их и настигла заведующая. Она уносила изрисованную тонкую тетрадку к себе, а Антон бежал за нею с отчаянным плачем по коридору и повторял:

— Я хочу рисовать! Хочу рисовать!

Заведующая не учла еще одной возможности — на прогулке в садике дети бегали по земле, а кругом валялись палки. Поэтому Антон с Кириллом стали ожидать прогулку как самого счастливого часа в жизни. Они заранее обсудили те картины, которые примутся изображать, едва их выведут на свежий воздух. И, одевшись быстрее всех, они первыми выбежали в садик, который был под окнами детского сада, отхватили себе территорию — участок в углу, а там, схватив палки, немедленно принялись вычерчивать на утоптанной дорожке все, о чем мечтали с утра.

Но вездесущая заведующая и тут их застигла. Видимо, ей сильно досталось от комиссии за стены, плохо отмытые от их художеств. В окно своего кабинета она увидела, что они снова нарушают запрет, разъяренная выбежала в садик, больно схватила их обоих за руки и утащила с прогулки. Она поставила их в своем кабинете в разных углах носом к стене, но потом отправила Антона в темный чулан со швабрами и ведрами, потому что он все время отчаянно плакал, продолжая выкрикивать: «Я хочу рисовать!»

Им повезло. Заведующая на другой день вроде бы заболела, а воспитательница махнула на них рукой: рисуйте пока себе на здоровье, только другим не мешайте. Тут купили новый альбом, и они за два утра изрисовали его весь. Кирилл продолжал рисовать стреляющие танки и самолеты, а Антон вписывал в пространство между ними огрызающихся хищников и маленьких человечков. Получались, по-видимому, очень впечатляющие картины.

На третье утро их совместное художественное творчество было снова пресечено заведующей. Она появилась на работе неожиданно рано и, застигнув их на месте преступления, опять расставила по углам. Но Антон на этот раз не кричал, не плакал: он поскучнел, когда его привели из угла завтракать, не стал есть, а потом неожиданно упал со своего стульчика, опрокинув тарелку с кашей. Воспитательница, собравшаяся было его наказать, отвести в угол, вместо этого вскрикнула:

— Да у него же температура!

Градусник показал что-то около сорока. Антона быстро отнесли в изолятор, он вроде бы уже ни на что не реагировал. Испуганная заведующая вызвала «скорую».

— Видите, что с вами будет, если вы не станете слушаться, — назидательно говорила воспитательница, когда Антона, накрытого с головой простыней, уносили на носилках в машину.

И в эти же самые часы в детский сад прибыло какое-то начальство, ведающее художественным воспитанием. Ему, начальству, срочно понадобились детские рисунки для международной выставки. Воспитательницы принесли огромную пачку, но сановные части, наскоро их просмотрев, все забраковали. И вдруг обнаружили альбом, который лежал отдельно, в дальнем углу стола. Начальство перевернуло несколько страниц и радостно собралось вокруг альбома.

— Это именно то, что надо! — радовались жрецы детского искусства. — Посмотрите, какое нетрадиционное решение экологической и антимилитаристской темы! Танки, стреляющие по львам, слонам и людям! С такими рисунками мы возьмем первое место! — И увезли альбом, наспех записав адреса юных художников.

Родители Кирилла спустя год даже получили красивый диплом в большом толстом конверте и книгу на английском языке «Рисуют дети планеты», где среди ста рисунков был их с Антоном. Вот только имя автора указывалось одно, да и то перевранное: «Антон Шолоков». Узнал ли об этой победе сам Антон, Кириллу было неизвестно: его родители получили квартиру в другом районе, и Кирилл теперь ходил в иной детский сад.

В следующий раз он увидел Антона через девять лет, когда поступил в среднюю художественную школу при Академии.

Как ни странно, они сразу узнали друг друга.

Иногда Агния оставляла рассказ Кирилла Агеева таким он записался у нее на диктофон, порой переписывал по-своему. Но главное — факты, масса фактов…

• Предыдущая
• 45/88
• Следующая