Вольный стрелок - Миленина Ольга - Страница 28

• Предыдущая
• 28/105
• Следующая

Я снова отвлеклась — в конце концов я предвидела, что повествование будет долгим и муторным. Потому и взяла диктофон, чтобы иметь возможность передохнуть. Только вот в этих передышках я планировала наслаждаться вином, кофе и пирожными — и воспоминаниями о том, как это было с ним. А что-то не получалось. Вино было холодным, пирожные слишком жирными, кофе слабым — а вспоминалось не очень. И я знала, в чем причина того, что все не так, — в покойном банкире, о котором я твердо решила забыть, но который отказывался выходить у меня из головы.

Я окончательно приняла.это решение сегодня днем, часов в пять. Сразу после того, как Наташка, еще утром переговорившая с гаишником, получила от него ответ. Согласно которому ни в центральном, ни в подмосковном ГАИ нет никаких сведений по поводу того, что в ноябре прошлого года гражданин Улитин Андрей Дмитриевич на автомобиле «порш-каррера» попал в аварию в указанном мной районе.

И разбитых «порше» без водителя в том месяце тоже не обнаруживали — а фамилия Улитин по сводкам не проходила.

Вот тогда я и сказала, что с этим пора кончать. Сначала Наташке — а потом себе. И сразу стало легче — на какое-то время. В течение которого я успела себя похвалить за то, что договорилась с Валеркой на вечер, — потому что у меня будет замена этому паскудному и бесплодному расследованию. И если эта замена будет по-настоящему интересной — возможно, наш вечер перейдет в ночь.

Кажется, он сейчас действительно заслуживал того, чтобы я после ресторана пригласила его к себе, — пусть в его .рассказе было чересчур много лишних деталей, но и фактура в нем присутствовала. Конечно, еще предстояло кое-что уточнить, встретиться еще с кем-то, кроме Валерки, кто дополнит и расширит его рассказ, — но, похоже, из всего этого мог получиться неплохой материал. О том, как у нас снимают кино. И о том, как умные люди зарабатывают на . этом приличные деньги — ничего не снимая, но умело прикарманивая спонсорские вложения. Что само по себе может стать выигрышной темой для фильма.

— По сценарию съемки в Италии должны были быть ~ и деньги были, знаю, что были, — а снимали в Хохляндии. — Он явно не замечал, что я отвлекаюсь, ему важен был факт моего присутствия. И я вдруг представила с ужасом, что не дай Бог окажись я парализованной, он бы с радостью меня навещал — и говорил бы, и говорил бы, и говорил бы. И я бы мечтала даже не о том, чтобы каким-то чудом встать на ноги и убежать от него, — но о том, чтобы оглохнуть. — Наметили целую парковку с иномарками уничтожить — перестрелка там сначала, а потом взрывы, — а ограничились одной старой «копейкой». Я ведь даже иномарки эти нашел — по объявлениям откопал старье, которое или не ездит уже, или еле передвигается, за пятнадцать тысяч десять машин договорился взять и из тех же денег эвакуатор милицейский оплатить, который их на место съемок доставит, чтоб не напрягать развалюхи, чтоб дотянули до площадки. Пятнадцать тысяч при смете в три миллиона — гроши! Так и тут кинул!

Я покивала, закурив, сделав глоток так и не согревшегося вина — и отставляя в сторону пустой бокал, чтобы чертов официант принес мне заранее заказанное белое. Надеясь, что в нем не слишком развито чувство противоречия — и он не станет его подогревать.

— Я понимаю, Валер. Жуткая история, — поддакнула, обозначая свое участие в разговоре — хотя ему оно не было нужно, он даже не завелся от моего поддакивания. Продолжая повествование тем же монотонным, безэмоциональным тоном — которым я когда-то восхищалась, считая, что настоящий мужчина не должен проявлять эмоций. Но еще не зная, что когда таким тоном рассказывают что-то два часа подряд, то ты, медленно сходя с ума, начинаешь просить небо, чтобы этот настоящий мужчина хотя бы один раз проявил какое-то чувство типа гнева, злости, раздражения.

Я давно научилась от него абстрагироваться — иначе бы или свихнулась, или просто падала бы в гипнотический обморок при первых звуках его голоса. И сейчас тоже абстрагировалась, возвращаясь к цепляющемуся за мои мысли Улитину.

Словно чувствующему, что я единственная, кто о нем думает, — и перестань я это делать, он умрет окончательно. Словно требующему выяснить обстоятельства его смерти и поведать о них миру — в обмен на обещание оставить мою голову в покое.

В том, что его убили, у меня не было сомнений — я, наверное, подсознательно это чувствовала с самого начала. И именно потому и бросился мне в глаза короткий некролог, и именно потому в качестве следующей темы я назвала Наташке именно эту — при том, что только проснулась и почти не соображала. И поведанная мне Перелелкиным история — которая точно была правдивой, он бы не придумал так много, так обстоятельно и так правдоподобно — это подтверждала.

Улитина убили — убила какая-то девица, которую он сам привез к себе в дом. Убила, не зная, что убивает, или зная — не важно. Убила сама — или впустила в коттедж тех, кто пришел его убить. И Перепелкин был прав, говоря, что убийцы могли попасть внутрь поселка несмотря на охрану — которую можно запугать или купить. Даже его приятель мог впустить киллера, или просто закрыть глаза на то, как тот проезжает внутрь, — а потом специально рассказать все соседу, зная, что тот напишет и своей статьей как бы докажет его невиновность.

Или, как справедливо заметил Перепелкин, убрать Улитина мог любой из его соседей — которому не надо было прокрадываться в поселок.

То, что у человека можно вызвать сердечный приступ таблеткой или уколом, известно даже дураку. И милиция могла в самом деле не увидеть ничего такого, что бы свидетельствовало о насильственном характере смерти. Или намеренно не увидела — скажем, след от укола. Ведь не заметили же они женские трусики, не услышали же показания охраны насчет девицы — почему не проигнорировать что-нибудь еще?

А делающий вскрытие патологоанатом может в таком случае в упор не заметить следы присутствия в организме какого-то лекарства или яда. Потому что милиции головная боль с нераскрытым убийством банкира не нужна — дело шумное получится, всех собак на них повесят, полоскать будут во всех газетах и телепередачах. А нет следов убийства — нет и дела. Особенно если при этом в карманах появляются зеленые купюры — засунутые туда представителями старающегося избежать скандала «Бетта-банка».

И заинтересованность банка вполне понятна — кому охота, чтобы склоняли твое имя? Ведь во всех поливающих милицию статьях будет фамилия Улитина и название организации, в которой он занимал весьма высокий пост, — а это в данном случае антиреклама. Потому что и год спустя, услышав словосочетание «Бетта-банк», обыватель будет говорить — а, это тот, в котором одну из шишек убили?

Да и, зная нашу прессу, нельзя исключать, что в определенных изданиях не появятся весьма вольные версии смерти банкира — что бросит на банк пятно.

Поди докажи, что покойник не был связан с бандитами или не занимался чем-то незаконным.

Итак, кто-то его убил — молодого и якобы фантастически способного банкира. Кто? Да кто угодно. Может, те, кто выпихивал его из «Нефтабанка», кого он обозлил своим упрямством — кто запугал его всерьез, недаром ведь Улитин отказался от предложения Хромова поднять шум в средствах массовой информации по поводу своей вынужденной отставки.

Но те, кто его запугал, могли впоследствии решить, что все-таки лучше заткнуть ему рот — чтобы история точно не всплыла. Тем более что совсем не обязательно, что Хромов знал абсолютно все об этой истории — Улитин мог и утаить что-то. Может, его заставляли банковские деньги перекачивать на счета тех, кого называют «семьей», — а он отказался и потому и был уволен, а потом и убит. В нашей стране все возможно — и ничего нельзя исключать, даже то, что кажется невероятным.

В принципе к его смерти могла быть причастна и «Бетта» — не сама структура, но кто-то оттуда. Кто-то недовольный тем, что какого-то парня из провинции запихнули на слишком высокую должность. А может, запихнувший его туда Хромов таким образом пытался контролировать «Бетгу» — а тем могло это не понравиться. И Улитин оказался крайним.

• Предыдущая
• 28/105
• Следующая