Обряд Ворлока - Русанов Владислав Адольфович - Страница 56
- Предыдущая
- 56/78
- Следующая
— Спасибо, — грустно улыбнулся парень.
— Ты о чем это?
— Да так, ни о чем, — отмахнулся Вратко и, чтобы направить неприятный разговор в другое русло, спросил: — Сильно книга-то попорчена?
— Да не то чтобы сильно, — радостно ухватился за его вопрос грек — видно, и сам хотел оставить споры о вере и ее отношении к чародейству. — Я боялся: совсем ничего прочитать не смогу. Но Господь миловал — страницы почти все позатекали, но буквицы уцелели. Хорошие раньше чернила делали — не чета нынешним. Кое-где, конечно, размазалось, а иногда и смылось… Ничего, разберем. Не в этом главное горе.
— А в чем?
— Язык, которым книга писана… Очень уж он непонятный. Вроде бы латынь, а какая-то не такая…
— Латынь? Выходит, не друиды книгу писали, а монахи?
— С чего ты взял?
— Ну, так друиды бы по-своему писали…
— По-друидски, что ли? — рассмеялся Димитрий.
— Почему? — немножко обиделся Вратко. — Мне Рианна рассказывала… Рианна, она из пиктов, ее народ жил тут еще до римского завоевания…
— Никогда не слышал.
— Будет время — расскажу. А еще лучше, пусть она сама тебе расскажет про народ Чаши и народ Зверя, про то, как могущественное племя, заселявшее половину острова, превратилось в ораву дикарей. Между прочим, в развалинах аббатства на нас пикты набросились.
Херсонит перекрестился:
— Спаси и сохрани… Чего же они хотели?
— Кто его знает? Я думаю, они просто спрятаться в Стринешальхе хотели, а тут мы. Народ дикий, даром что древний. Вот и кинулись в драку.
— Думаю, не все так просто, — покачал головой грек.
— А что толку гадать? Пикты теперь уже не расскажут. Саксы, что рядом с аббатством живут, тоже, как я понял, не сильно-то рвутся нас приютить. Да я не про это говорил…
— Прости. Я, кажется, понял, что ты сказать хотел.
— Друиды были у бриттов и у скоттов, у ибернов и у пиктов. А наречия у всех разные были. Стали бы они на латыни книгу писать?
— Да кто его знает? — пожал плечами Димитрий. — Может, и стали бы. Как раз для того, чтобы другие народы, у которых речь отличается, могли понять написанное. Мне кажется, тут вопрос в другом: знали ли друиды буквицы? Ты не подумай чего, но у вас, словенов, как у полян, древлян да кривичей, разве была грамота до Кирилла и Мефодия?
— Ну… Вроде не было. Нарочно ведь князья Ростислав, Коцел да Святополк посольство в Царьград посылали. Как там сказано было: «Земля наша крещена, но нет в ней учителя». Так будто бы…
— Вот видишь! А речь-то была и до Кирилла Философа!
— Была. Так и со скоттами, может быть. Хотя… Лучше всего Вульфера спросить. Он давно уж тут живет, наверняка знать должен.
— Значит, монахи писали книгу?
— Да. Монах. Может, постарше Беды Достопочтенного…[116] Слыхал о таком?
— Слыхал. Вульфер как-то поминал. А ты читал его книги?
— Нет. Не пришлось. Я-то думал в Англии разыщу да почитаю…
— Так может, это его книга? Ну, я хотел сказать, он писал, Беда?
— Нет, Вратко. Я так не думаю. Беда Достопочтенный писал бы на обычной латыни, какая среди монахов латинского обряда принята. А я ее хорошо знаю. Почти как родной мой греческий. Иногда даже думаю на ней.
— Ясно, — новгородец кивнул, хотя на самом деле ему ничего не было понятно. Зачем нужна книга, прочесть которую ты не в состоянии? Или монах сразу, еще в подземелье, не увидел, что язык непонятный? А если увидел и все равно тащил, как это назвать можно? Глупостью? Жадностью?
— А ты, Вратко из Новгорода, грамоте учен? — прищурился грек.
— Да уж, учился… — С легким оттенком гордости — ишь ты, уличить хотел в безграмотности, да не тут-то было! — Могу купчую составить, могу Святое Писание читать. Я же купеческий сын как-никак.
— Верно! А я и запамятовал! — неизвестно чему обрадовался херсонит. — Это хорошо, что ты кириллицу разумеешь. А хочешь, я тебя латыни выучу? И по-гречески могу…
— На что мне латынь?
— Понимать будешь.
— Да я разговор и так понимаю.
— Это я вижу. Ты, Вратко, вообще молодцом. Я вдвое старше, а ведь ты меня превзошел. Речи понимаешь многих народностей. Больше, чем я.
— Мне нравится просто. — Парень не любил, когда его сильно уж хвалят. Ну, чуть-чуть «леща» подпустил, и ладно. А зачем же так долго? — Хорошо бы с каждым встречным на его языке говорить. И ему приятно, и тебе радостно.
— Это верно! — подхватил Димитрий. — Сам такой, понимаю тебя. А насчет грамоты латинской ты подумай. Вдруг пригодится?
— Да где она пригодится мне?
— Пути Господни неисповедимы.
— Ну, не знаю…
— Да не спеши. Я же не подгоняю тебя. Подумай как следует. А надумаешь, скажешь.
— Ладно, — согласился Вратко. — Подумаю.
Он увидел, что к ним идут Гуннар, Вульфер и тот самый улыбчивый роан.
— Подумай, подумай, — покивал Димитрий. — Могли бы книгу эту вместе разбирать…
Новгородец рассеянно кивнул, поднимаясь навстречу старшим товарищам.
— Поздорову тебе, Вратко из Хольмгарда! — Сакс, по обыкновению, улыбался. Парень не был уверен, смог бы сам сохранить способность радоваться любому мигу, если бы прожил больше двух сотен лет.
— И тебе поздорову, почтенный Вульфер.
— Вижу, ты уже отлежался, — Гуннар тоже не сумел сдержать улыбку.
— Отлежался. Только кости болят, будто по мне вся конница Гарольда Годвинссона проскакала.
— Это что! Одноглазый до сих пор пластом лежит. Я уж думал, не спасем. Но Вульфер справился. Откачал дурака.
— Почему дурака?
— Да потому дурака, — вмешался оборотень, — что дышать под водой не надо, если ты не рыба. Все это понимают, а славное воинство великой королевы — нет.
— Олаф говорит, — добавил кормщик, — он почти сразу наглотался. Так и вытащили — мертвяк мертвяком. Да что мы это все об одноглазом? Позволь познакомить тебя с нашим другом. Это — Кра-Аранг.
Роан поклонился, прижимая обе ладони к сердцу. Вот тут-то Вратко и заметил, что между пальцами у человека-тюленя — перепонки.
«Что-то он не такой, как тот мертвяк, что мы в пещере видели. Тот больше на зверя походил, а этот — обычный человек…» Парень решил для себя, что после расспросит о различиях, и поклонился в ответ.
— Поздорову тебе, Кра-Аранг. Спасибо, что помог нам, не бросил.
Ответных слов роана парень не понял, но помог Вульфер.
— Он говорит, — пояснил оборотень, — что рад помочь смельчакам, не убоявшимся ужаса глубин. Еще он говорит, что жалеет обо всех погибших воинах Полых Холмов, хоть и нет между ними дружбы. Когда-то… Это я уже от себя, — продолжал сакс. — Когда-то роаны просили помощи и защиты у королевы Маб. Им приходится тяжело. Раньше поселки морского народа прикрывала завеса колдовства. Слабенькое чародейство у роанов — едва-едва хватает, чтобы защищаться от людей. И если с бриттами они жили в мире, даже служили некоторым, самым сильным и мудрым, друидам, то с саксами, заселившими Мерсию и Нортумбрию, дело не заладилось. Слишком уж жадными оказались мои соплеменники… А христианские священники и вовсе объявили травлю на оборотней. Мне это знакомо не понаслышке. Одно время за голову роана платили четверть марки[117] серебра. Теперь их осталось мало. Кра-Аранг — последний вождь здешнего племени. Ты уже заметил, как мало у них взрослых мужчин? Старики, женщины и дети. Уже несколько лет самые смелые воины пытались добыть треножник из подземного схорона, желая таким образом заслужить дружбу и защиту королевы Маб. Но чародейство друидов слишком хорошо охраняет их тайны.
— Так ужас глубин служит друидам? — удивился Вратко.
— Вряд ли… Слишком это тупое и кровожадное создание, — почесал затылок старик. — Я так думаю: волшебство друидов не дает чудовищам уходить далеко от схорона. Вот они и кружат поблизости, голодные и злые. Набрасываются на каждого, кто оказывается поблизости.
— Ясно… Жалко мне роанов, — вздохнул парень. — Помочь бы им как-то.
116
Беда Достопочтенный (Bede, Beda, Baeda Venerabilis) (672 или 673 — ок. 735), англосаксонский летописец, монах, автор «Церковной истории народа англов» — ценнейшего источника по истории Англии VII–VIII веков.
117
Марка — весовая и денежная единица в скандинавских странах. Чуть больше 200 г.
- Предыдущая
- 56/78
- Следующая