Обряд Ворлока - Русанов Владислав Адольфович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/78
- Следующая
— Быстро! Вниз! — хрипло воскликнул оборотень. — Поздно думать!
Он почти столкнул в проем динни ши, не заботясь, сумеют ли те приземлиться на ноги или свернут себе шеи. Дернул за рукав словена:
— Давай, парень, враг близко!
Вратко вдохнул поглубже, украдкой перекрестился и прыгнул, словно в прорубь.
Камень или утоптанная земля больно ударили по пяткам.
Вроде не высоко. Чуток поменьше сажени. Но темно-то как! Хоть глаз выколи.
— В сторону! — голосом Гуннара произнесла тьма. Сильные пальцы рванули за плечо.
Вовремя.
На то место, где только что стоял новгородец, мягко приземлился Вульфер. Вратко узнал его по слабому отсвету плеши. Оборотень шумно принюхался, пробормотал что-то неразборчиво.
За ним спрыгнул Олаф. Он до последнего мига придерживал плиту, которая обрушилась следом за ним, отсекая даже те остатки света, которые с трудом проникали вниз.
Вот тут-то Вратко понял, что такое настоящая тьма. Похоже, в Полом Холме, когда они скрывались от воинов Модольва-хевдинга, не надеясь на спасение, было чуть светлее.
— И куда теперь? — глухо проговорил Гуннар.
— Осмотреться надо, — ответил Лохлайн.
— Ну, тебе виднее, — пошутил кормщик.
— Тут и я не вижу ничего. Похоже, тьма волшебная, — неуверенно заметил Нехта.
— А ну тихо! — шикнул Вульфер. — Паленым пахнет.
— Да ну? — удивился десятник динни ши.
— Я чую…
— Звериный… — начал было Лохлайн, но Олаф рыкнул, будто мастер на нерадивого ученика:
— Сказано тебе — помолчи!
Воцарилась тишина.
Только хриплое дыхание людей и слабый стон раненого подземельщика.
Нет! Не только!
Что это за слабый шорох в нескольких шагах, правее? Дробный костяной перестук.
Вратко почувствовал, как по коже побежали мурашки дурного предчувствия.
Глава 12
Подземелье Стринешальха
Новгородец затаил дыхание.
Что? Что можно ждать здесь?
Какое чудище притаилось во мраке?
— Огонек запалить бы… — хриплым шепотом попросил Олаф.
— Тс-с… — шикнул на него Вульфер.
Но Гуннар поддержал товарища:
— У кого огниво есть? — И удивленно добавил: — О! У меня же…
Одновременно с чирканьем кремня о сталь тьму разорвали блеклые вспышки искр. Настолько слабые, что успевали без остатка раствориться в непроглядном мраке прежде, чем Вратко рассмотрел что-либо, кроме волосатых заскорузлых пальцев Гуннара.
Кормщик ругался в усы — видно, никак не удавалось поджечь трут. Отсыреть он не мог, бережно хранимый в мешочке из навощенной кожи за пазухой. Оставалось списывать неудачу на чародейское вмешательство.
— Хоть бы ты, Подарок, помог… — пробурчал Олаф.
— Как же я ему помогу?
— Поворожи, что ли?
— Поворожить?
— А то? Покажи силу чародейскую, а то мы и забывать стали, что с нами ворлок.
Позже Вратко сообразил, что Олаф, вне всякого сомнения, был ужасно напуган, хоть и старался не подавать виду. Иначе он никогда не сказал бы этих слов вслух. Побоялся бы обидеть товарища незаслуженным упреком. Но… Слово, как говорится, не воробей, вылетит — не поймаешь.
Парень вспылил. Почувствовал, как краска приливает к его щекам, вспыхнули уши. Счастье, что в темноте не видно.
— Ты хочешь, чтобы я поколдовал? — прерывающимся голосом спросил он. — Ну, тогда слушай!
Воздух между его ладонями вдруг стал теплым, сгустился, толкнулся вправо-влево, словно рвущаяся на свободу пичуга, и засветился. Не зеленым призрачным светом деарладс, не оранжевым пламенем смолистого факела, а ровным, белым, слегка желтоватым, солнечным светом. «Как и просил, — удивленно подумал Вратко. — Неужели кусочек Небесного Огня?»
Парень раскрыл ладони, и свет теплого, но необжигающего клубочка озарил усталые, заинтересованные лица его спутников. Олаф выглядел немного смущенно — видно уже начал раскаиваться, что наговорил лишнего сгоряча. Лохлайн наклонился над раненым, и его выражения новгородец не разглядел, но единственный глаз Нехты поблескивал уважением. А Вульфер вообще сиял, будто бы сам все наколдовал.
А кто же это шевелился в темноте, клацал костями?
Вратко обвел глазами подземелье, которое оказалось не таким уж и большим, пять на пять шагов, пожалуй. В дальнем от захлопнувшейся крышки углу вжался в стену русобородый мужичок с затравленным взглядом. Его губы шевелились, правая рука мелкими суетливыми движениями крестила затертую куртку. В облике незнакомца не было ничего опасного. Даже наоборот: сеточка морщин и набрякшие веки говорили об усталости и недосыпе. Словно измученный бессонными ночами переписчик.
И похоже, сам он испуган гораздо больше, чем они. Еще бы… Один-одинешенек, без оружия…
— Человек! — выдохнул Олаф, тоже рассмотревший русобородого.
— K????? I??o?? Х??????, Y??? ?????, ??????o? ?? ?o? ???????o?,[71] — ответил ему незнакомец. И перекрестился. На этот раз размашисто и широко.
У Вратко глаза на лоб полезли. Вот уж чего он не ожидал, так это услышать эллинскую речь в далекой Англии, в друидском схороне под разрушенным кельтским монастырем.
— Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого! — ответил парень, осеняя себя крестным знамением. Сказал тоже по-гречески, как учил отец Андрей.
У мужичка округлились глаза, челюсть отвисла. Небось, тоже не ожидал встретить собеседника на дальних западных островах.
— Православные… — проговорил он, быстро справившись с собой. И залопотал скороговоркой: — Боже вечный и Царю всякого создания, сподобивший меня даже в час сей поспеть, прости мне грехи, какие сотворил в сей день делом, словом и помышлением, и очисти, Господи, смиренную мою душу от всякой скверны плоти и духа…[72]
— Что он бормочет? — нахмурился Гуннар. — Колдует, что ли?
— Молится! — ответил Вульфер. — Лопни моя печенка! Это же грек. Или ромей.[73]
— Ну, это я понял, положим… Видал. И не раз. Только речь ихнюю никогда не понимал. Не дано мне, видать.
— Перепуганный он какой-то, — протянул Олаф.
— Так не от хорошей жизни, поди, под землю забрался, — пожал плечами сакс..
— Я с ним поговорю. — Вратко шагнул вперед, но заметил тревожный взгляд грека, брошенный на клубок пламени, по-прежнему парящий над ладонями словена, и замер.
— Православный здесь только я, — сказал он по-гречески, старясь тщательно выговаривать слова. В знании этого языка парень не был уверен — не хватало навыков, да и слова подбирались с трудом. — Зовут меня Вратко. Родом я из города Новгорода, что стоит на берегу реки Волхов. Это…
— Это на Руси, — неожиданно ответил грек. — Я знаю. Бывал. Проездом.
Словен просиял. Вроде бы мелочь, и был-то греческий путешественник в чужой стране день или два, а кажется, будто земляка повстречал.
— Меня зовут Димитрием, — продолжал грек. — А родом я из…
В этот миг наверху затопали, из-под каменной плиты посыпалась земля и каменная крошка. Викинги перехватили оружие поудобнее. Вульфер сгорбился, словно приготовился прыгнуть на неведомого врага с оскаленными клыками.
— Выдержит? — спросил Вратко у нового знакомого, кивая на крышку.
— Не знаю, — развел тот руками. — Там была механика. Хитрая. Замок с секретом.
— Что ты хочешь сказать?
— Надо было ударить кулаком по третьему камню в кладке. В углу, сразу за плитой. Я долго искал… — не без гордости признался Димитрий.
70
«Огонь Неба» и «сестра Месяца» — традиционные кеннинги солнца.
71
Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного (греч.).
72
Молитва св. Макария к Богу Отцу.
73
Ромеями в Северной Европе назвали выходцев из Византии.
- Предыдущая
- 35/78
- Следующая