Оранжевый портрет с крапинками (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/120
• Следующая

Но воды еще хватало. Талья в своих верховьях была довольно широка. От края до края земли она легла, как розовато-ребристая просторная дорога. Лишь кое-где чернели на воде коварные пятнышки: там торчали со дна валуны, выдавая мелководье.

Земля была удивительно большая, но уютная и ласковая. Над городком, над рекой, над лесами лежало спокойное молчание. И Юля, переходя от арки к арке, забыла про усталость и огорчения. Она будто растворилась в этом покое.

— Любуетесь? — сказал позади нее мальчишка. — Хорошо, да?

— Угу… — медленно ответила Юля и оглянулась.

Мальчик стоял к ней спиной в светлом проеме, прямо

против солнца. Расставил ноги и ладонями уперся в боковые края арки. Он казался вырезанным из черной бумаги, только в волосах вспыхивали огоньки да круглые оттопыренные уши просвечивали, как лепестки шиповника. Юля усмехнулась этим ушам, но тут же опасливо сказала:

— Смотри не слети вниз.

— Не, я здесь привык… — Он крутнулся на пятке и прыгнул к Юле. — Я сюда сто раз лазил. А вам здесь нравится?

— Еще бы!.. И не говори мне, пожалуйста, «вы». Я еще не такая уж… пожилая.

Он по-птичьи наклонил к плечу голову и глянул снизу вверх.

— А вам… тебе сколько?

— Девятнадцать.

— У-у… — сказал он вроде бы с уважением, а в золотистом глазу опять метнулась искорка. — А мне одиннадцать. Через месяц будет, в сентябре.

— Ясно. Меня зовут Юля…

— А меня… — Мальчик перекинул голову на другое плечо. — У меня имя старинное. Даже не угадаете… не угадаешь какое.

— И не буду, — улыбнулась Юля. — Говори уж сам.

Он выпрямил голову, подтянул съехавшие шорты и веско произнес:

— Меня зовут Фаддей.

— Ух ты! — сказала Юля.

— Это не просто так. Это в честь одного знаменитого предка. Угадай какого?

Юля наморщила лоб и поморгала. Никто, кроме Фаддея Булгарина, жандармского агента и недруга Пушкина, в голову не приходил.

Маленький Фаддей опять брызнул искоркой левого глаза:

— Антарктиду кто открыл?

— Антарктиду? Сейчас… ага! Беллинсгаузен и Лазарев!

— Вот! А Беллинсгаузена как звали?

— М-м…

— Фаддей Фаддеевич, — со скромным торжеством сказал мальчишка. — У меня про него книга есть, и там портрет. Он даже похож на меня немножко, и волосы такие же… Ну, там не цветной портрет, но я же все равно знаю.

— И что же, он правда твой родственник? — со смесью недоверия и уважения поинтересовалась Юля.

— Ну да, — небрежно откликнулся Фаддей. — Он мамин какой-то прапрапра-… двоюродный дедушка.

— Разве Беллинсгаузен из этих мест?

— Так и я не из этих! Я сюда просто каждое лето приезжаю, к тете Кире!

Юля удивилась. Она была уверена, что мальчишка — местный житель. Он так подходил к здешним улицам и заросшим берегам.

— А откуда ты?

— Из Среднекамска, — сказал он и почему-то вздохнул.

Юля понимала, что и Среднекамск — едва ли родина знаменитого мореплавателя. Но все равно обрадовалась:

— Мы почти земляки! У меня там дядя живет, мамин брат. Он мастер цеха на авторемонтном заводе.

— Я даже не знаю, где там такой завод, — опять вздохнул Фаддей. — Город-то большущий, заводищев всяких полным-полно… И школ почти двести… А здесь всего три… — Он вдруг поднял веснушчатое лицо и сказал совсем о другом: — Ты вон до той балки дотянешься?

Невысоко над головой проходил ржавый брус. Толщиной с хорошее полено. Юля встала на цыпочки и кончиками пальцев тронула холодное железо.

— А я ни разу допрыгнуть не смог, — печально признался Фаддей. — Подсади меня, пожалуйста.

Юля усмехнулась и подхватила мальчишку за бока, ощутив сквозь майку птичьи ребрышки. Потомок адмирала был легонький, и она шутя вскинула его над головой. Фаддей вцепился в брус и повис, покачивая ногами. Морковные гольфы сбились в гармошку, а один кед шлепнулся на пол.

— Здесь висел главный колокол, — сообщил из-под балки Фаддей. — Думаешь, зачем висел? Чтобы в праздники звонить? Вовсе даже нет, это тревожный колокол был. Здесь часовые дежурили. Если враги подкрадутся, они сразу — бамм! — Он качнулся сильнее и повторил громким голосом: — Бамм, бамм!

На нем горели рыжие солнечные пятна.

Юля снова оглядела горизонт. Солнце уже почти касалось леса.

— Надо спускаться, — нехотя проговорила Юля.

— Подожди, — отозвался Фаддей. — Я колокол. Бамм!

Юля засмеялась и дернула его за ногу:

— Ну, колокол-бубенчик, пора…

Он прыгнул на пол и заскакал на одной ноге, натягивая кед.

— Фаддей… — сказала Юля. — Тебя так и звать «Фаддей» или можно поуменьшительнее?

— Можно Фаддейка… — Он стрельнул исподлобья золотой искоркой. — Я же еще не Беллинсгаузен.

«Фаддейка — это хорошо! — подумала Юля. — Это в самый раз. Фаддейка он — и больше никто».

— А ты можешь ответить на один вопрос, Фаддейка?

Он весело распрямился:

— Хоть на тыщу.

— На один… Это здорово, что ты меня сюда привел. Но почему? Ни с того ни с сего, незнакомого человека…

— А… разве… — Он как-то старательно заморгал. — Ой-ей-ей… Разве вас не тетя Кира послала?

Юля молчала.

— Ой-ей-ей… — Фаддейка запустил пятерню в свои космы. — Она сказала: посиди на берегу у башни, придет одна тетенька… то есть молодая женщина, приезжая. Я, говорит, обещала, что ты ее на колокольню сводишь. Она, говорит, стариной интересуется…

Юлю кольнула ревнивая досада: не ее, значит, ждал Фаддейка. Но сразу она встревожилась:

— А где же та женщина? А тебе не влетит теперь?

— Ой, влетит, — охотно откликнулся Фаддейка. И решительно взял Юлю за рукав. — Пошли!

— Куда?

— К тете Кире. Ну, к нам домой. Скажешь, что я не виноват. А то мне знаешь как… Пошли!

— Но я же… Я не знаю… А это куда? Далеко?

— Недалеко. Средне. Вон там, за рекой, видишь красную крышу с двумя антеннами? Вот за тем домом еще квартал. Идем. Ну… Юля…

Не пойти было бы все равно что оставить Фаддейку в беде. Да и… не все ли равно, куда идти, если идти некуда?

— А это по пути на вокзал?

Фаддейка сразу как-то потускнел.

— Зачем тебе на вокзал? Ты разве уезжаешь?

— Наоборот, приехала. А на вокзале буду ночевать, больше негде.

— Ночевать — это ночью. А пока еще не ночь, — рассудил Фаддейка. — Пошли!

Внизу солнца уже не было видно, а закат светился ровный и широкий. И река от него светилась. Юля и Фаддейка прошли над плавной водой по зыбкому мосту. Он был подвесной, на тросах, и дощатый настил качался между быками-ледорезами.

Фаддейка шагал сбоку от Юли и поглядывал чуть виновато. Посапывал. Потом спросил:

— Не боишься? На этом мосту многие боятся с непривычки.

— У меня, между прочим, первый разряд по туризму… А ты сам-то не боишься?

— Вот еще!

— Ну да! Правнуку знаменитого моряка не полагается…

Он, кажется, слегка надулся. Заподозрил насмешку, что ли?

Юля примирительно сказала:

— А у меня один знакомый моряк есть. Курсант. Он сейчас на парусном корабле плавает, почти как Беллинсгаузен. У них практика.

— Ух ты! А он на чем? На «Товарище» или на «Седове»?

— На «Крузенштерне»… Не скачи, свалишься.

— Не свалюсь. Хочешь, понесу твой чемодан?

— Да уж сама дотащу…

— А ты мне потом про него расскажешь?

— Про чемодан?

— Про моряка!

— Когда «потом»? — грустно спросила Юля и подумала про вокзал.

— Ну… после разговора с тетей Кирой.

— Ох, Фаддейка, я ее боюсь. И тебе попадет, и мне…

— Что ты! Она посторонних не воспитывает… Ты ей сперва ничего не говори, может, той женщины и не было. Тогда все обойдется.

— А что я скажу? Зачем пришла?

— Поглядим, — деловито успокоил он. — По обстоятельствам.

Дом тети Киры был старый. Старинный даже. С жестяными флюгерами на башенках покосившихся ворот, с черным от древности страховым знаком и с рассохшимся кружевом наличников.

Фаддейка бодро толкнул тяжелую калитку. В заросшем дворе красновато темнели громадные гроздья рябины и светились несколько березовых стволов. Было пусто. Фаддейка кивнул на скамейку у крыльца:

• Предыдущая
• 25/120
• Следующая