Разумное животное - Мерль Робер - Страница 81
- Предыдущая
- 81/82
- Следующая
— Нет, — энергично возразил Севилла, — где-нибудь, конечно, стоит основной катер или лодка, они дадут туда сигнал по радио, сонар сразу же выловит ваш мотор, и через минуту вы будете настигнуты. Как вы знаете, в эти воды рыбаки заходят редко.
— Па, — свистнула Би, — где твоя рука?
Севилла погрузил руку в воду, и Би потерлась о нее.
— Очень забавно, — сказала она, — лодка плывет, они ничего не чувствуют.
— Они говорят между собой?
— Нет, — сказал Фа, — они не говорят. Лодка плывет. Они не говорят.
Би фыркнула. Севилла перегнулся за левый борт.
— Питер, — сказал он шепотом. — До свидания!
И в то же мгновение с одной лодки к другой в темноте через валики, в молчании потянулись четыре руки, сначала на ощупь искавшие друг друга, затем несколько секунд никак не хотевшие разомкнуться. Севилла проглотил слюну, его сердце яростно билось. Странная вещь, каждая минута становилась такой напряженной, что она исчезала прежде, чем кончалась; несколько секунд — и настоящее становилось прошлым, которое надо было уже искать в памяти.
— Отчаливайте, Пит, — прошептал Севилла.
Он слышал, как тот развернулся, взял разгон.
Би свистнула:
— Я ему помогу.
Севилла вдел свои весла и начал осторожно грести. Но почти тотчас же вынул их. Фа толкал лодку сзади. Севилла свистнул:
— Не торопись, Фа.
Он вынул одно весло, отдал его Арлетт и сказал:
— Следи, чтобы мы не наткнулись на берег.
Но Фа толкал лодку по правильному курсу, корректируя свой путь с такой точностью, как будто он все ясно видел перед собой.
При выходе в открытое море сильный порыв южного ветра ударил по лодке, и она закружилась и запрыгала по волнам. Севилла, гребя веслом по левому борту, выравнивал курс до вех пор, пока стрелка компаса не стала указывать на юг. Он свистнул.
— Фа, ты можешь держать путь все время на юг?
— Конечно, могу, — ответил Фа.
— Позови Би.
— Я здесь, — сказала Би.
Лодка пошла быстрее: очевидно, Фа и Би стали толкать ее вместе. Севилла положил весло Арлетт на дно, но не выпускал свое из рук. Он сел и почувствовал, как к нему прижалась Арлетт, положила ему голову на плечо. Ее волосы касались его лица. Би свистнула:
— Па, почему ты, не включаешь мотор?
Севилла нагнулся, он ничего не видел. Он даже не слышал их — так бесшумно они плыли. Они, должно быть, толкали лодку с двух сторон, там, где задние валики соединяются с кормовой частью. Он свистнул:
— Позже, Би. Мы еще очень близко, у них есть машины, которые слышат шум моторов. Ты устала?
Би издала свист, похожий на смех, за которым последовал такой же смех Фа. Уже давно Фа и Би не были так счастливы. Толкать по воде триста килограммов — лодку, сидевших в ней людей и мотор — не представляло для них никакого труда. Это была игра, самая чудесная из игр. Долгая неожиданная прогулка в открытом море с Ма и Па! Они понимали значение того, что делали: они помогают добрым богам бежать от злых богов. Все снова встало на свои места.
Севилла спросил:
— Сколько времени вы сможете толкать?
Дельфины обменялись свистами, и Фа сказал:
— Длинный путь и половина длинного пути.
Севилла взглянул на светящийся циферблат своих часов. Десять часов тридцать пять минут. Допустим, час. Надо учитывать склонность Фа к хвастовству. В одиннадцать часов тридцать пять минут он включит «Меркьюри». Начнется самое опасное. Он пошлет Фа на две мили вперед, Би будет плыть на две мили позади лодки, сонары обоих дельфинов смогут обнаружить подозрительные суда и лодки. Сейчас, бесшумно скользящий по морю в кромешной тьме ночи, Севилла был так же неуловим, как рыба. Его могли засечь лишь сонары на бакенах военно-морского флота США, столь чувствительные, что они улавливают на расстоянии нескольких миль дыхание кита и фонтаны выбрасываемой им воды. Но, во всяком случае, подумал Севилла, дыхание дельфинов нельзя даже сравнивать с этими шумами. Он опустил руку за борт, и его пальцы почувствовали сильный напор бурлящей воды.
— Великолепно, — сказал он тихо, — они толкают нас со скоростью по крайней мере в десять узлов.
Арлетт ничего не ответила, молчание казалось бесконечным, по вздрагиванию ее тела он понял, что она плачет, прижавшись к его шее. Он положил левую руку на ее плечо. Он ждал. И внезапно он подумал: вчера, всего лишь вчера Голдстейн приехал на остров, кажется, что прошло так много времени, а на самом деле — так мало: день, ночь, день, и к середине второй ночи они потеряли все — у них нет больше «Кариби», нет пристани, нет дома, нет острова и даже нет родины. «Но, по правде сказать, это мне безразлично, сейчас не время цепляться за свою личную маленькую конуру — если будет атомная война, нам все равно не сохранить ничего, в том числе и самой планеты. Абсурдность всего этого приводит в отчаяние. Когда дерутся животные, они делают это, чтобы добыть пищу или защитить свои владения, но никогда они не замышляют уничтожения всего рода и земли, по которой ходят».
Арлетт шепнула ему на ухо:
— Ты думаешь, что у нас есть шансы вырваться? Он ответил успокаивающим тоном:
— Я думаю, что да.
Он сидел за рулем на надувном сиденье. Арлетт рядом. Глаза его были устремлены на компас, левая рука сжимала весло, он мог в любой момент одним-двумя взмахами придать лодке правильное направление, но в этом не возникало необходимости. Как удавалось дельфинам толкать лодку все время точно на юг, ни разу не сбиваясь с курса, несмотря на порывы ветра, сносившие лодку в сторону, и косые длинные волны, которые захватывали их самих?
Арлетт выпрямилась.
— Я не боюсь умереть, — сказала она порывисто, — я боюсь, что нам не удастся ничего сделать.
— Мы все сделаем, — твердо ответил Севилла.
В действительности он далеко не был в этом уверен, им могло и не повезти. Он не был настолько наивен, чтобы верить в неизбежность победы всякого справедливого дела, но он не мог позволить себе роскошь быть пессимистом. Перед ним был лишь один путь — бороться и надеяться. С ними была истина, способная не дать миру погибнуть. Фа и Би, еще раньше их, только из любви к людям, несли Бобу в изнуряющей двадцатичетырехчасовой гонке эту истину. Боб отказался от нее. И этой ночью, в эту минуту в Карибском море человеку давался последний шанс. Огромность ставки в этой игре внезапно поразила Севиллу, он ни разу не представлял себе еще всего с такой четкостью. И как будто она следила за ходом его мыслей, Арлетт сказала ему на ухо с дрожью в голосе:
— Если мы добьемся успеха, тогда благодаря нам…
Она не закончила фразу. Он повторил про себя: «Благодаря нам…» — с чувством сомнения, так, словно, будучи человеком, он оставался причастен против своей воли к человеческому безумию и жестокости, даже когда он боролся с ними. Он слушал, как вода с плеском ударяется о валики резиновой лодки; когда нос, поднятый волной, опускался в провал, от удара трещал разборный деревянный пол у него под ногами. Воздух был теплым, и таким же теплым было Карибское море. Опуская в него руку, он не чувствовал холода. Оно простиралось вокруг них, темное, с глубинами, полными жизни, достаточно богатое рыбой, чтоб кормить веками индейцев и белых, если бы последние не сочли более удобным истребить первых. Он не слышал Фа и Би, они не обнаруживали себя ничем, кроме ритмичного шума дыхания, когда они поднимали головы на поверхность и вбирали воздух.
— Благодаря нам, — сказал он вполголоса, — или благодаря человечности дельфинов?
Политика и литература
(Вместо послесловия)
Юрий Жуков
К чести лучших, наиболее глубоко мыслящих французских писателей надо сказать, что им свойственна острая заинтересованность в решении важнейших проблем современности, и прежде всего проблемы войны и мира. Это хочется подчеркнуть особо именно сейчас, когда буржуазные идеологи буквально лезут из кожи вон, пытаясь уговорить литераторов держаться в стороне от политики, посвящать свои досуги лишь копанию в закоулках собственной души и формальным изысканиям.
В 1967 году в Париже вышли в свет несколько интереснейших политических романов видных писателей, которые сочли своим долгом активно включиться в борьбу против сил войны, угнетения и реакции, прежде всего — против американского империализма. Роман Робера Мерля «Разумное животное» — один из них. Сам Мерль охарактеризовал этот роман в предисловии к нему как «политико-фантастический»; однако содержание его настолько актуально, что читатель воспринимает это произведение не как фантастику, а как предупреждение о той страшной угрозе человечеству, которую представляют собой действия американской военщины.
Стремясь подчеркнуть актуальность угрозы, которую навлекает на весь мир американская военщина, Мерль вмещает действия, развертывающиеся в романе, и точные рамки времени: события начинаются 28 марта 1970 года и заканчиваются в ночь с 8 на 9 января 1973 года.
Напомнив о том, что многие писатели, и прежде всего Карел Чапек в своем знаменитом пророческом романе «Война с саламандрами», уже трактовали подобный полуфантастический сюжет, Робер Мерль заявил в том же предисловии:
«Работая над книгой тридцать лет спустя после Чапека, я не должен был выдумывать, как он, одаренного разумом морского млекопитающего — наука достигла большого прогресса, и теперь мы знаем, что животное, действовавшее в мире фантазии Чапека, существует в реальной действительности: это дельфин[49]…»
49
Французская пресса, комментируя роман, подтверждала, что уже сейчас США тратят 500 миллионов долларов в год на научные работы с дельфинами, имея в виду их возможное использование в войне. (Прим. автора.)
- Предыдущая
- 81/82
- Следующая