Разумное животное - Мерль Робер - Страница 57

• Предыдущая
• 57/82
• Следующая

Нет, о «Кариби» нельзя сказать, что она скользит. Фа, тот действительно скользил, не оставляя следа, не делая резких движений, было приятно следить за его гибким скольжением почти под самой поверхностью воды, остававшейся спокойной. Когда он поворачивал, его добрый и лукавый глаз посматривал на., меня, как бы говоря: «Па, не уходи! Останься еще немного, Па. Ты всегда уходишь». Прошло уже восемь лет с тех пор, как он покусывал соску, боязливо прижимаясь к нам; он принимался свистеть и скрипеть зубами, почувствовав, что остался один; дежурство изматывало нас, и тогда я прибегнул к двум маленьким пластмассовым плотикам, между которыми он держался и которые и какой-то мере нас заменяли, по крайней мере ночью. Как много было отдано ему в нашей жизни в течение стольких лет! Наша единственная забота, единственная тревога, единственный труд. Мы затратили столько усилий на то, чтобы заставить его выучить первые пять слов, и потом, с появлением Би, все пошло с такой фантастической быстротой. Циклон по имени «Ханна». О, пережить, пережить заново каждую секунду этих последних шести лет, до краев наполненных работой и счастьем, этот кусок жизни, который я впервые прожил, не принося одну часть своего «я» в жертву другой, не чувствуя себя обездоленным и искалеченным, без нелепой череды безвкусных и безрадостных интрижек, вроде этого романчика с миссис Фергюсон! Арлетт и я, дельфины, лаборатория, ассистенты, Майкл — какая богатая, насыщенная, творческая жизнь! Господи, это наваливается на меня опять, еще раз — недоумение, неотвязно мучающие меня вопросы, бесконечное возвращение к одному и тому же. Я не выпутаюсь из этого! Эти мысли грызут меня, как крысы, все время одни и те же, все та же маниакальная череда. Лизбет, Адамс, Боб. В особенности Боб, из них троих его поведение наименее мотивировано. Два года ползти миллиметр за миллиметром к намеченной цели, есть с нами, пить с нами, быть приветливым, улыбающимся, услужливым. Я знаю, «можно улыбаться, улыбаться — и быть мерзавцем»[41]. Но это невероятное отсутствие всякого повода, он даже не ненавидел нас, он не действовал, как Лизбет, из желания отомстить или повинуясь приказу, как Адамс. Зло в чистом виде, беспочвенное, непонятное даже для того, кто его совершает. Я помню, как он удивился, когда услышал однажды, что я люблю Фа. «Вы любите Фа?» — «Да, конечно, это вас удивляет?» — «Но, — сказал он, — в конце концов Фа всего лишь подопытное существо, как морская свинка, собака или крыса». Мы все взглянули на него с удивлением, с ужасом, даже Мэгги.

«Но, Боб, что вы говорите, ведь уже столько лет…» Он спохватился, рассмеялся, он превратил все в шутку. Но в это мгновение обнаружилась его бесчувственность, его неискоренимая бесчеловечность, неизлечимая черствость его сердца. Мне следовало быть внимательнее и проявлять больше недоверия, но, начиная с того момента, как Боб стал шпионить для Си, с ним уже ничего нельзя было поделать. Но даже теперь я не могу свыкнуться с тем, что Фа и Би никогда больше… Я помню, что, когда я ушел от Мэрией, я просыпался ночью в панике, в холодном поту при мысли, что не буду больше ежедневно видеть своих двух мальчиков, это было для меня как удар кинжалом прямо в сердце, я был парализован болью, которая, казалось, никогда не утихнет, и, однако, в то время я посещал их два или три раза в неделю».

Что-то остановило поток его мыслей, он посмотрел на часы, уже два часа он направляет «Кариби» в открытое море, пора поворачивать назад, он хотел вернуться до наступления ночи, в темноте нельзя было найти дорогу, на море не было ни одного бакена. Он высвободил шкот большого паруса, подтянул гик, поставил яхту по ветру, «Кариби» сразу набрала скорость, гик вырвало вправо, Севилла отвязал шкот фока и закрепил его на кнехте правого борта.

— Я могу тебе помочь с фоком, — крикнула ему Арлетт с носа.

Он сделал отрицательный жест рукой, ослабил шкот большого паруса и тоже закрепил его.

— Я изжарилась, — сказала Арлетт с наигранной веселостью, прыгая в кубрик. — Я сейчас оденусь.

Она исчезла в кабине и минуту спустя появилась вновь в полосатом купальнике. Прижалась плечом к плечу Севиллы и сказала тихо:

— Я так и не смогла заставить себя читать, у меня дикая тоска, кроме потери тебя, я не знаю, что бы еще могло меня так мучить. Ты помнишь, как мы были счастливы, когда купили дом, а теперь все испорчено, все погублено, я не могу в это поверить, мне кажется, эти дни вернутся снова, как кадры киноленты, которую сматывают, и у нас опять будет лаборатория, Фа и Би в бассейне, будем изучать свисты. Мне кажется, что я потеряла своих детей и с ними смысл жизни, мне все время хочется плакать.

Он положил ей правую руку на затылок и прижал ее голову к своей шее.

— Да, — сказал он, — без Фа и Би нам нечего делать. Это ужасно. После восьми лет изысканий оказаться с пустыми руками и только ворошить воспоминания. Два бедных безработных на груде денег.

Он горько улыбнулся. «Кариби» плыла к дому, который они когда-то любили, эти четыре часа на море были всего лишь короткой передышкой, они возвращались к своей опустошенной жизни, без дельфинов, без лаборатории, без цели.

— Послушай, — сказал Севилла, — так можно сойти с ума, так нельзя продолжать. Мы уедем. Я подумал, что тебе будет приятно познакомиться с Испанией. Завтра я позвоню в агентство, мы сможем вылететь в конце недели.

Посетитель. Если бы мне разрешили, я, конечно, давно пришел бы вас навестить.

Заключенный. Должен вам сказать, что я удивлен удобствами и тишиной, при которых происходит наша встреча. Это совершенно необычно.

Посетитель. Думаю, что наш разговор хотят записать.

Заключенный. Ваши дедуктивные способности, как мне кажется, ничуть не пострадали.

Посетитель. Дело не в дедукции, а в привычке. Вы хорошо выглядите.

Заключенный. Нельзя упрекнуть нас в том, что мы ведем беспорядочную жизнь.

Посетитель. Как настроение?

Заключенный. Худшее уже позади.

Посетитель. Были трудные моменты?

Заключенный. В первое время — да, и немало, с другими заключенными. Они не одобряли моих взглядов. Вы представить себе не можете, до какой степени консервативна преступная среда.

Посетитель. Что же происходило?

Заключенный. Они расценивали мой отказ служить во Вьетнаме как проявление трусости. Для них я был «Нервной Нелли»[42]. Мне пришлось драться.

Посетитель. А потом?

Заключенный. Каждый получил по восемь суток карцера. Я сказал, что начал первый. Мой противник тоже. Здесь, как вы знаете, у нас высокое представление о чести.

Посетитель. Я думаю, что после этого к вам стали относиться гораздо лучше.

Заключенный. Да. Меня считали уже не трусом, а просто психом. А к психам здесь относятся неплохо.

Посетитель. Поговорим о наших письмах. Я получил их от вас двадцать семь.

Заключенный. По моим подсчетам, я как рал столько и отправил Следовательно, ни одно не затерялось.

Посетитель. И ни в одном цензура ничего не вымарала.

Заключенный. В ваших тоже.

Посетитель. Тем лучше. Мы живем в свободной стране.

Заключенный. Я имею полную возможность поздравлять себя с этим каждый день. Удалось ли вам узнать, почему аннулировали ваш паспорт?

Посетитель. Да. Хотя мои связи с политически подозрительными личностями подвергались критике, я не представляю собой угрозы государственной безопасности, я всегда был лояльным по отношению к своей стране. Однако в случае моего выезда за границу нет возможности обеспечить меня соответствующей охраной.

• Предыдущая
• 57/82
• Следующая