Остров - Мерль Робер - Страница 44

• Предыдущая
• 44/123
• Следующая

Так как Парсел по — прежнему молчал, Маклеод повернулся к Смэджу и строго, как судья, сказал:

— Если ты возражаешь, потрудись объяснить почему.

— И объясню, — отозвался Смэдж, и так как говорил он с характерным лондонским произношением, слова его звучали особенно дерзко. — Да и объяснять — то нечего. А вас, матросы, я призываю в свидетели. Нам сказали, что будут делить женщин, да или нет? А раз сказали, пускай-ка и Парсел откажется от своей, и пускай ее вместе со всеми разыгрывают по жребию. Парсел, конечно, скажет, что его индианка уже три месяца от него не отходит. Но, по — моему, никаких преимуществ это ему не дает. Совсем напротив! Почему он да он? Почему не кто — нибудь другой для разнообразия? Почему не я? Ивоа, на мой взгляд, здесь, может быть, и не самый лакомый кусок, зато в ней чувствуется высокий класс. Манеры! Манеры, как у самой настоящей леди! Гордая и все такое прочее. Мне она с самого начала приглянулась. И дьявол меня разрази, если я не имею на нее таких же прав, как этот проклятый офицеришка!

— По — моему, вы просто рехнулись, — заметил Парсел, которого не так разгневали, как удивили слова Смэджа, — вы требуете себе мою жену! Это же чудовищно!

— Вашу жену! — отозвался Смэдж, садясь и торжественны выставив вперед свой толстый нос с таким видом, будто ему удалось обнаружить пищу себе по вкусу. — Вашу жену! Я знал, что вы будете тыкать этим в глаза! А я вам уже сказал и еще раз скажу: плевал я на ваш брак. Я его и за брак — то не считаю, не имеет он силы. Подумаешь, поломался чуточку поп — и все тут! Плюю я на такие вещи! И я непрочь взять у вас Ивоа, обвенчана она или нет, читал над ней поп молитвы или не читал!

Парсела смущала не столько болтовня Смэджа, как то, что он никак не мог поймать его взгляд. Он медленно обвел глазами «большинство». Один лишь Хант, мурлыкавший себе что-то под нос, смотрел на Парсела невидящим взглядом. Маклеод, Уайт, Джонсон демонстративно отворачивались. «Они знали, что произойдет, — внезапно осенило Парсела. — Они в сговоре и сознательно пошли на эту подлость».

Он почувствовал прикосновение руки Бэкера к своему плечу и оглянулся. «Придется все-таки подраться», — шепнул Бэкер

Услышав эти слова, Джонс отпустил руку Амуреи, нагнулся, посмотрел на зятя и воинственно обтянул свое парео вокруг бедер «Верните-ка мне игрушку», — шепнул Бэкер и положил на землю руку ладонью вверх рядом с Парселом. Парсел отрицательно покачал головой. Он встал на колени и застыл в той же позе, какую несколько минут до того принял Бэкер, готовясь схватиться с шотландцем. Это движение вывело его из столбняка; Парсел побледнел, сердце его забилось как бешеное, руки тряслись. Он поспешно сунул их в карманы. Пальцы нащупали нож Бэкера: твердую, теплую рукоятку. Прикосновение к ней было приятно. «Теперь я понимаю, как можно дойти до убийства», — подумал он, лихорадочно сжимая нож. Но тут же почувствовал, что сгорает от стыда Он разжал пальцы и поспешно вытащил из кармана руку.

Прошло несколько секунд. Парсел хотел было заговорить, но не смог и с удивлением заметил, что ему никак не удается разжать судорожно стиснутых челюстей и открыть рот. Он проглотил слюну, и тут только, после третьей попытки ему ценою неслыханного напряжения удалось выдавить из себя несколько слов.

— Смэдж, — проговорил он сдавленным голосом, и только судорога, пробежавшая по лицу, и побелевшие губы выдавали те нечеловеческие усилия, ценою которых он сохранял хладнокровие. — Вы, очевидно, не знаете, что такое брак. Это вовсе не кривляние священника, а присяга. Сам обряд тут ни при чем. Единственно что важно, это данное нами обещание жить вместе до конца своих дней.

— Что ж, одним невыполненным обещанием будет больше, — хихикнул Смэдж, выставляя вперед узенькую мордочку и злобно сверкнув глазами. — И не лезьте вы ко мне с вашей женитьбой, с вашей библией и прочей патокой! Насчет вашего брака я, представьте себе, имею свои соображения. И если есть тут парень, которого не обманули все ваши фигли — мигли, так это я! Я все видел, видел, как вы исподтишка всю эту шутку подстроили. Ну и хитрец вы, Парсел, это я к вашей чести говорю. С виду сладчайший Иисус, а сами так и вынюхиваете, где она, ваша выгода. Когда вы на «Блоссоме» увидели, что женщин всего двенадцать на пятнадцать мужчин, вы сразу смекнули: «Ну, будет драка, когда на острове начнется раздел!» И без дальнейших разговоров — хоп! Хватаете самую хорошенькую, у нее и манеры и все такое прочее, опутываете ее своими разговорами об Иегове, и тут тебе и крещение, тут тебе и венчание с Мэсоном вместо попа! А на острове, значит, решили: «Все в порядке! Стоп! Охота запрещена самим господом богом!» Помолились чуточку на палубе — и вот уже индианочка ваша!

Смэдж выставил вперед мордочку, перевел дыхание, собственные слова, видимо, пробудили в нем затаенную злобу против Парсела, и он заговорил тоном оскорбленной добродетели:

— Вот вы что придумали! Вот что вы подстроили, Парсел! Вы из тех, кто говорит: «Сначала я! А всем прочим то, что останется». Так еще бы, офицеры привыкли, что им первым подают самые лакомые кусочки! Мясца — так пожирнее, с молока — так пеночки! А объедки — матросне! А я кто? Собака? Разве у меня четыре лапы? Разве я ползу на брюхе, когда мне свистнут? Вам в жизни повезло. Ну, а мне? С пятнадцати лет гнуть спину на набережных Темзы с пустым желудком! Разве черствая корка хлеба да глоток джина это еда для человека? Разгружать тюки с шерстью по шестнадцать часов в сутки? А для кого были все эти леди в кружевах, с двумя клячами впереди и двумя холуями на запятках? Для меня? Держи карман шире! Я для них грязь, все равно что мусор на набережной! А попробуй я прикоснуться хоть к кончику их туфелек! Да они из кареты даже не выходили! «Мальчик, поди позови мне лейтенанта Джонса! Или лейтенанта Смита! Или лейтенанта Парсела!» — добавил он с таким накалом злобы, что на глазах у него даже слезы выступили. — А мне в руки пенни! Любуйся за свое пенни, как им ручки целуют, как они глазки строят, как игриво веером кавалеров по пальцам щелкают! Гадость все их изящные манеры, вот что! А я для них про сто мусор на набережной. Но здесь, Парсел, вам не Лондон, — проскрежетал он. — Нету здесь карет, нету лейтенантов, нету кружев! Нет судей, которые посылают в Тайберн на виселицу честного парня за то, что он украл несчастные пять шиллингов. Здесь Парсел, мы все равны. И здесь я не хуже вас, Парсел, черт бы меня побрал, слышите, что я говорю! И пусть парни решат, кому из нас двоих достанется ваша индианочка, замужем она или нет, если даже разлука с вами навеки разобьет ее благородное сердце. Воспоминания о собственной юности растрогали Смэджа. Он сам разбередил старые раны и теперь почувствовал себя в своем праве настолько, что даже осмелился встретиться глазами с Парселом. И был поражен, не увидев в них ни ненависти, ни неприязни. Но это открытие лишь удвоило его ярость. А так как Парсел молчал, он дерзко вздернул нос и бросил бешено и резко:

— Ну, что же вы мне ответите?

— Ничего, — спокойно произнес Парсел.

Теперь, когда он понял, что именно руководило Смэджем требовавшим себе Ивоа, все стало простым. Оставалось самое легкое: бороться за свои права.

— Я считаю, — добавил он ровным, даже ласковым голосом, — что дискуссия окончена.

— В таком случае, — бросил Смэдж, и его маленькие крысиные глазки угрожающе блеснули, — в таком случае я требую перейти к голосованию.

Он повернулся в сторону Маклеода, но шотландец не удостоил его взглядом. Он неотрывно смотрел на Парсела, пытаясь подавить смутное беспокойство.

— Раз один из участников ассамблеи требует голосования, — до странности неуверенным голосом проговорил он, — я, понятно обязан исполнить его волю.

Парсел поднялся и взглянул на Маклеода.

— Вы не поставите этот вопрос на голосование, Маклеод, — твердо произнес он. — Это гнусность, а не голосование. Я отвергаю его.

— Отвергаете? — проговорит Маклеод тоном чиновника, оскорбленного при исполнении обязанностей. — Отвергаете! Голосование ассамблеи! Обойдемся и без вашего согласия, так и знайте.

• Предыдущая
• 44/123
• Следующая