Остров - Мерль Робер - Страница 20

• Предыдущая
• 20/123
• Следующая

— Я его научу, — сказала Авапуи.

Она положила руку на плечо Бэкера и произнесла по-английски, выпевая каждое слово:

— Я… говорю… тебя…

— Тебе, — поправил Бэкер.

— Тебе, — повторила Авапуи, пропев и это слово.

Парсел дружески взглянул на нее. Хорошенькая, ничего не скажешь, но не из тех, чья красота поражает с первого взгляда. Зато от нее исходит какая-то удивительная нежность.

Омаата взяла за руку Ханта и потащила его за собой вперед, а он что-то радостно прорычал в ответ. Парсел слышал раскаты ее голоса, но не мог разобрать, — что именно она говорит. Под сенью деревьев веяло упоительной свежестью, и как только они отошли от берега, смолкли даже крики морских ласточек. Но уже через пять минут тишина эта показалась Парселу неестественной, странной не такой умиротворяющей, какой она была поначалу. Он вспомнил леса Таити; шаги человека не вызывают ответных звуков: не зашуршит трава, не послышится прыжок и шорох поспешного бегства, не дрогнет лист. На этих плодородных землях, в этом самом мягком на свете климате животный мир представлен лишь дикими свиньями да птицами. Но здешние птички были такие крохотные и такие наряднопестрые, что Парсел принял их сначала за бабочек; они доверчиво и бесстрашно садились на плечи непрошеных гостей. Если остров действительно необитаем, нет ничего удивительного, что эти крошечные создания верят в доброту рода человеческого. Парсел не уставал ими любоваться: они казались летающими радужными пятнами. Одни пурпурные с лазурью; другие алые с белым, а самые нарядные черно-золотые с кроваво-красным клювиком. Парсел отметил про себя еще одно их свойство. Птички не пели. Даже не щебетали. Все молчало в этом лесу. Птицы и те не подавали здесь голоса.

Меани и таитянки радостно вскрикивали на ходу. На каждом шагу они узнавали деревья, которые растут на Таити, и перечисляли их вслух: кокосовая пальма, хлебное дерево, манго, авокато, панданус. Тут Омаата пояснила, что панданус особенно полезен: из его коры делают ткань, а ведь надо полагать, одежда их продержится не вечно. Меани обнаружил в траве яме, впрочем довольно мелкий, таро, сладкий батат и какое-то неизвестное Парселу растение, которое таитянин назвал просто «ти»; по его словам, из листьев этого ти делают лекарство «против всех болезней».

Парсела не оставляло какое-то странное чувство. В самой щедрости здешней природы был заложен парадокс. Земля производила все, что потребно человеку, а человека не было. Однако, обнаружив яме, Меани заметил, что остров был некогда обитаем, и как бы в подтверждение его слов путники увидели на поляне кучу камней, так называемое «мораи», и три гигантские статуи, грубо высеченные в черном базальте. Жившие здесь некогда полинезийцы, очевидно, исповедовали суровую религию, ибо лица у статуй были довольно свирепые. Меани и женщины молча поглядывали на богов, устрашенные их злобными физиономиями. На Таити религия снисходительна и боги благожелательны.

Углубившись в лес, путники держались все время юга, но ушли недалеко, потому что в роще не было даже тропинок. От вершины скалы шел мягкий спуск, и эта часть острова представляла собой нечто вроде плато. Не прошло и получаса, как они расстались с Маклеодом, и вдруг лес сразу кончился и прямо перед ними возник обрывистый каменистый склон, увенчанный купой деревьев. Значит, там снова начинается лес. Путники не без труда вскарабкались на крутой, раскаленный солнцем уступ и с удовольствием углубились под сень деревьев. Тут начиналось второе плато, тоже покрытое густой растительностью, но здесь деревья стояли не так тесно, рощи были не такие непроходимые, склон более ровный.

Парсел остановился и вытащил из нагрудного кармана план Мэсона. Судя по плану, остров тянулся с севера на юг в форме неправильного овала. В длину он имел, опять-таки если верить данным Мэсона, около двух миль. Ширина же не превышала трех четвертей мили. Мэсон разделил остров поперек на три примерно равные части; на северной его оконечности он написал: «Первое плато», на центральной части: «Второе плато», на южной оконечности: «Гора» и добавил в скобках: «Очень засушливое место». Вся поверхность острова была заштрихована, и с одной стороны стояла надпись «низкие пальмы», а с другой — «папоротники». На карте в секторе «гора» была нарисована лишь одна извилистая линия, шедшая вплоть до южной оконечности острова.

Парсел повернулся к Бэкеру.

— Очевидно, это поток?

Бэкер подошел и нагнулся над планом.

— Да, лейтенант. Надо полагать, поток, но мы еще не дошли до его истоков.

— Спасибо.

Бэкер уселся у подножия пандануса, и тотчас же рядом с ним опустилась Авапуи. Парсел вопросительно взглянул на Ивоа. Она улыбнулась ему в ответ и шепнула: «Уилли славный». Так таитяне на свой лад переделали имя Вилли Бэкера. Парсел утвердительно кивнул головой и снова углубился в изучение плана. План подтверждал первое впечатление Парсела от этого острова. Таким он и увидел его с палубы «Блоссома»; и правда, совсем маленький островок. Сегодня он не казался им таким уж крошечным, по-видимому, потому, что склон был слишком крутой, слишком утомителен подъем, слишком густа роща. Если гора и впрямь представляет собой, по выражению Мэсона, «хаотическое нагромождение утесов», то будущий поселок придется заложить на севере, на первом нижнем плато: только сюда можно добраться с моря. В таком случае второе плато, которое они сейчас исследуют, придется отвести под сельскохозяйственные культуры. Практически обитаемыми являются оба плато, то есть опять-таки, согласно плану Мэсона, лишь один этот прямоугольник длиной в милю с четвертью и шириной в три четверти мили, а остальная часть острова покрыта горами. Если островитяне сумеют взять от этой плодородной земли все, что она может дать, то такой клочок, пожалуй, прокормит тридцать человек. Но надолго ли хватит этого изобилия? Кто знает, может быть, именно малые размеры острова и побудили коренных обитателей покинуть насиженные места и пуститься в опасное плавание по океану в поисках более обширной территории.

Положив чертеж Мэсона в карман, Парсел кликнул своих спутников, которые нежились в тени пальм, и отряд снова двинулся вперед. Парсела удивило, что за рощей не видно горы, хотя, судя по всему, она должна была быть где-то рядом. Но ее скрывала светло-зеленая крона какого-то дерева, возвышавшегося над морем листвы. Парсел решил держать путь к этому лесному великану, и минут через десять путники очутились на небольшой поляне, на краю которой вздымался гигантский баньян.

Таитянки испустили радостный крик и бегом бросились к баньяну. Парсел тоже ускорил шаг. Но ствол дерева скрывали от глаз многочисленные побеги; они спускались до самой земли и, укоренившись в почве, поддерживали породившие их ветви. Казалось, что дерево сначала вышло из земли, потом снова ушло в землю ветвями и вновь вышло на свет божий. Вертикальные ветви разрослись так могуче, так пышно, что баньян занимал в ширину не меньше двадцати метров и походил на многоколонный храм. Плющ с какими-то удивительно крупными листьями карабкался вверх по стволам, скрывая внутренность «храма», и Парсел поначалу подумал, что перед ним не один баньян, а целая семья их раскинулась изумрудной рощицей. Некоторые из вертикальных отростков достигали толщины обычного ствола и, видно, представляли собой надежную опору, ибо одна из веток-прародительниц, расколотая бурей и еле державшаяся на стволе, легла на эти воздушные корни, а те не сломились, хоть и согнулись под ее непомерной тяжестью. Таитянки с радостными криками кинулись наперегонки к лесному великану. Весь отряд последовал за ними; не доходя до основного ствола, они обнаружили десятки зеленых теремков, отделенных друг от друга завесой лиан, а под ногами настоящим ковром лежал густой мох.

Женщины в восхищении перебегали из одной лиственной горницы в другую, и оттуда доносился их счастливый смех. Потом, набрав полную горсть мха, Итиа швырнула ее в лицо Меани и скрылась. Таитянки с пронзительным визгом побежали за подружкой, мужчины бросились за ними в погоню по раскидистому лабиринту зелени, где так легко было заплутаться, хотя подчас преследователя отделяла от беглянки лишь завеса листвы.

• Предыдущая
• 20/123
• Следующая