Генерал-адмирал. Трилогия - Злотников Роман Валерьевич - Страница 103

• Предыдущая
• 103/234
• Следующая

— Прости, дядя, но я решительно отказываюсь понимать, зачем нам эти острова!

Я смотрел на Николая II, прищурившись. Вот, значит, как — «отказываюсь»… Похоже, пока меня здесь не было, племянника уже обработали. Раньше он и не подумал бы мне возражать. Ну разве что попросил бы меня объяснить, зачем я все это затеваю. А сейчас сразу встретил мое предложение в штыки, даже не попытавшись разобраться, на кой хрен я его вообще внес. Интере-есно, насколько глубоко все зашло?..

— Ваше императорское величество, — холодно начал я, — могу ли я попросить вас снять с меня обязанности вашего личного советника и никогда более не обращаться ко мне за каким-либо советом?

Николай заерзал.

— Дядя, я вовсе не имел в виду, что не собираюсь прислушиваться к вашим советам…

— Конечно, ваше величество, вы их вообще слушать не желаете.

Племянник слегка покраснел.

— Насколько я помню, должность советника подразумевает, что оный будет давать советы в том случае, когда его попросят, а не когда ему самому в голову придет, — ядовито заметил он.

— Насколько я помню, — не менее ядовито отозвался я, — я еще не давал вашему величеству ни единого повода предполагать, что я хоть что-то делаю не после всестороннего и тщательного обдумывания ситуации и взвешивания любых, даже самых маловероятных и отдаленных как положительных, так и отрицательных последствий, а лишь потому, что мне это всего лишь пришло в голову.

Николай стушевался.

— Дядя, я… прошу меня простить, но не могли бы вы мне пояснить, чем все-таки вызвана такая ваша настойчивость? Я действительно не вижу никакого проку от того, что мы купим у испанцев один остров и возьмем в аренду на долгий срок другой. Зачем они нам?

— Каучук, — коротко ответил я.

— Что?

— Там можно заложить большие плантации гевеи. А нам очень нужен каучук. Уже сейчас. Спрос на провода в России ежегодно возрастает в три-четыре раза, а каучук — отличный электроизолятор. Кроме того, он великолепный гидро- и аэроизолятор, а также отличный амортизирующий материал. Поэтому чем дальше, тем его нужно будет все больше и больше. И не только нам, а всем в мире. Так что мы окупим все затраты на острова уже лет через двадцать… Ну и как пункты базирования, и опорные порты для торговых маршрутов эти острова нам не помешают.

Николай слушал меня внимательно. Очень. И по-видимому, искренне пытался понять. Я вздохнул и решил раскрыть карты:

— Ну и… есть еще одна причина.

— Какая же?

— Я просто не могу придумать никакого другого способа втюхать испанцам миллионов тридцать золотом.

— Что-о-о?

Я снова вздохнул. Что ж, придется дать племяннику урок геополитики. А тут еще и слова-то такого не существует…

— Понимаете, государь, — мягко начал я, — самым выгодным для любого государства является ситуация, когда действия, направленные против его врагов, соперников или даже тех, кто является в настоящий момент нейтралом, а то и союзником, но в не очень далеком будущем непременно станет соперником, будет предпринимать не оно само, а… кто-то другой. Скажем, другое государство. Которое при этом будет действовать, считая, что делает оно это исключительно из своих собственных интересов. И в этом случае в наших интересах будет сделать так, чтобы у этого самого государства, сражающегося за себя и свои собственные интересы, но при этом и за наши тоже, было достаточно возможностей принести максимальную пользу и нашим собственным интересам…

Краткий экскурс в геополитику я закончил минут через двадцать обзором того, как изменится глобальная ситуация в мире в результате безусловной победы САСШ в Испано-американской войне, которая, по моим предположениям, уже не за горами. Нет, на самом-то деле это были не предположения, а точное знание. В покинутом мною будущем в Гаване всем туристам показывают то самое место, на котором американцы подорвали свой броненосец, дабы, так сказать, поднять волну и иметь повод для нападения на испанцев, владевших Кубой до Испано-американской войны. А поскольку я был на Кубе раз пятнадцать, то и время, и место сего происшествия у меня в голове отложились намертво. Ну а вследствие того что в Западном полушарии я еще не успел никак наследить, шансы на то, что все пойдет строго по накатанному, были максимальны. Так что говорил я очень убедительно. Поэтому Николай все сказанное мною воспринял весьма тревожно и осторожно поинтересовался по окончании моего спича:

— Значит, ты говоришь, наилучшим образом в этом стиле действуют англосаксы?

— Да, — кивнул я, — я же тебе привел примеры и показал, почему у островных цивилизаций[62] это получается лучше всего. Я был недостаточно убедителен?

— Да нет… просто для меня все это так ново и необычно…

— Хорошо, — кивнул я. — Подумай над всем, что я тебе рассказал, а потом давай еще раз встретимся и снова все обсудим.

На этом моя первая по прибытии встреча с Николаем и завершилась.

Из Трансвааля я приехал в мае 1896 года. И сразу началась кутерьма. Встреча с племянником была первой из череды. Затем была встреча с отцом Иоанном. Запущенная им внутрицерковная дискуссия оказалась разорвавшейся бомбой. Как внезапно (для меня) выяснилось, в настоящее время в среде наиболее образованной части русского духовенства бродили мысли о новом объединении христианских церквей. Причем эти идеи имели популярность не только в нашей церкви. Они так же горячо обсуждались еще и старокатоликами,[63] и англиканами. Но Русская православная церковь, благодаря своему статусу части имперской государственной машины, никак не могла подключиться к этому процессу настолько, чтобы значимо влиять на него. Везде в мире она воспринималась именно как часть управленческого аппарата Российской империи и не более того. Поэтому идея о восстановлении поста Московского патриарха и некотором отдалении церкви от государства этой частью российского духовенства была воспринята почти с восторгом. А если учесть, что в состав этой части входили столь авторитетные в церкви люди, как Выборгский архиепископ Антоний (Владковский), ректоры Санкт-Петербургской, Московской и Казанской духовных академий, то идея получила мощнейшую поддержку, способную преодолеть отчаянное сопротивление обер-прокурора Святейшего Синода Победоносцева. Посему ему не удалось сразу же, в зародыше, задавить разворачивающуюся дискуссию, а затем стало уже поздно. Страна буквально взорвалась. Меня даже оторопь взяла, насколько все вокруг напоминало конец 1980-х — начало 1990-х и первые съезды народных депутатов. Тогда цеха и заводы останавливались, потому что все рабочие собирались у телевизоров и радио и, замерев, слушали жаркие баталии депутатов. Здесь депутатов не было, зато газеты буквально рвали из рук. Мальчишки-разносчики, выходившие из типографий, пошатываясь под грузом пачек, уже спустя полчаса вприпрыжку влетали обратно. Народ как будто сошел с ума. Впрочем, разве в конце 80-х было по-другому? Я даже испугался, не разнесет ли эта взвинтившаяся до небывалого накала дискуссия страну по кусочком, как это произошло в оставленном мною времени… Но нет, мало-помалу все начало возвращаться в пристойные рамки.

К моему удивлению, очень активное участие в дискуссии принял Лев Толстой, выступивший ярым сторонником обновления церкви. Но он пошел еще дальше, призывая вообще отказаться от какой-либо структуры и вернуться, как он писал, «к традиции первых христианских общин, где между Богом и человеком не стоял никто». Ему весьма метко ответил архиепископ Антоний — сообщил, что этим путем уже прошли протестанты, которые изначально также отвергали кого бы то ни было «между Богом и человеком», однако в настоящий момент уже создали свои мировые церкви со строгой иерархией, учебными заведениями, съездами и так далее, то есть все равно вернулись к тому, от чего так яростно призывали отказаться, просто в новой, так сказать, упаковке. Ну и напомнил, к чему привело яростное отвержение «изначального, православного, христианского учения, уже два тысячелетия хранящего и преумножающего животворную лозу учения Христа», — от костров инквизиции до массовых казней в Женеве во время попытки Кальвина превратить ее в «Святой град» и трагедии Салемских ведьм.[64] Теперь все шло к тому, что по осени впервые за долгое время будет собран Поместный собор Русской православной церкви. Отчаянное открытое письмо Победоносцева к государю, опубликованное в паре наиболее консервативных газет, осталось без ответа, а внутри церкви борьба между сторонниками и противниками изменений постепенно переходила в борьбу за место на этом соборе.

• Предыдущая
• 103/234
• Следующая