В объятиях Кали - Мэрфи Уоррен - Страница 22
- Предыдущая
- 22/49
- Следующая
— Что тревожит тебя? — спросил Чиун. Бросив на Чиуна взгляд, Римо ответил корейцу его же словами:
— Об этом в другой раз.
А в ашраме Кали — богиня. Кали непобедимая, простирала над головами поклоняющихся ей людей новую сверкающую руку. Все могли видеть, как она будто хотела прижать что-то к груди, но в руке ничего не было.
— Он грядет. Ее возлюбленный жених грядет, — пели ученики.
А Холли Роден, сверхпривилегированное дитя из Денвера, так и лучилась счастьем, зная, кто станет возлюбленным богини. Она видела, как лихо он убивал в Северной Каролине.
— Как он выглядит? — спрашивали у нее.
— У него темные волосы, черные глаза и широкие скулы. Сам он худощав, но у него мощные запястья.
— А что еще?
— Надо видеть, как он убивает, — сказала Холли.
— Ну и?..
— Он был... — у Холли Роден перехватило горло, тело ее затрепетало при воспоминании об этом дне, — ...он был великолепен.
Глава девятая
О.Х. Бейнс проводил дни в безоблачном счастье. Если бы он умел свистеть, петь или танцевать на столе, он бы так и поступил, но в Кембриджской Школе бизнеса его этому не учили.
О.Х. Бейнс знал, что на “Джаст Фолкс” со смертями покончено, а “Интернэшнл Мид-Америка” разорена. Ее акции исчезли с бирж, словно их и не было, а акции “Джаст Фолкс”, напротив, поднялись в цене, котировались как никогда, и он знал, что они будут расти и дальше, когда на следующей неделе газеты развернут рекламную компанию под девизом “Джаст Фолкс” — самая безопасная и дружелюбная авиакомпания”.
Он считал, что все сделал наилучшим образом, хотя, непонятно почему, в его сознании всплыл образ отца, который, он знал, считает его поступок мошенничеством. “Ты всегда был продувным малым, О.Х.”
Но философия, прививаемая в Кембриджской Школе бизнеса, которая определяла мышление промышленных кругов Америки с шестидесятых годов и реформировала вооруженные силы страны в соответствии с новой системой управления, была тем, что, по мнению О.Х. Бейнса, его отец никак не мог должным образом оценить. Отец был владельцем бакалейной лавки в Бомонте, штат Техас, и, лишь однажды навестив сына в Кембридже, сказал ему, что в Школе учатся сопляки с моралью орангутангов и куриными мозгами.
— Папа — такой оригинал. — О.Х. попытался свести его слова к шутке.
— Вы, сопляки, ничего не понимаете в баксах и товаре, — снова взялся за свое отец. — Только и умеете, что трепаться. Помоги нам Бог.
Когда выпускники Кембриджа реорганизовали армию, отец только и произнес: “И армия туда же”.
Отец, разумеется, не понимал одного: никого не волновало, что американское военное руководство чувствует себя куда более удобней в Блуминдейле, чем на поле сражения. Все это не имело никакого значения. Это не входило в новую систему ценностей.
Согласно ей, армии могли не побеждать, автомобили не ездить, техника не работать. Главное — выпускники Кембриджской Школы бизнеса должны иметь хорошую и престижную работу. У них всегда было в этом преимущество перед остальными, и выпускники Школы хорошо знали эту свою привилегию.
Благодаря такой психологической обработке, О.Х. Бейнс и проводил теперь дни в безоблачном счастье. Правда, в последнее время ему стало казаться, что, может, здесь есть и другая причина.
Возможно, существовал Бог, который избрал его для особой миссии и дарил ему успех. И, кто знает, может этот Бог имел что-то общее с уродливой многорукой статуей, стоявшей в складе, оборудованном под церковь в Новом Орлеане.
И вот однажды все семейство Бейнсов, за исключением собаки, войдя в ашрам, предстало перед очами Бен Сар Дина.
Бен Сар Дину семейство не понравилось. Особенно мышиная мордочка женщины в стильном белом костюме. Мальчик был в белом блейзере и белом галстуке. Серые брюки тщательно отутюжены, черные туфли начищены до блеска. Девочка пришла в белой юбке, в руках небольшая белая сумочка.
— Знакомьтесь, это моя семья. Хотим присутствовать на молении, — сказал О.Х. Бейнс. Он был одет в темно-синий костюм в красную и черную полоски.
— Но сегодня не воскресенье, папа, — сказал мальчик.
— Т-сс, — остановила его миссис Бейнс. — Не все молятся в воскресенье, дорогой. И не только в нашей большой церкви.
Бен Cap Дин отвел О.Х. Бейнса в сторону.
— Вы привели семью в ашрам? А почему не в свою церковь?
— Да, — ответил Бейнс. — Заглянув в свое сердце, я понял, что хочу примкнуть к чему-то значительному и духовно благодатному. Хочу принадлежать Кали.
— Но они же маньяки-убийцы, — зашептал Бен Сар Дин громче, чем надо. — А это все же ваши родные.
— Они убьют нас, папа. Они убьют нас. Мне здесь не нравится. Я хочу в нашу церковь, — плакала девочка.
— Никто не собирается нас убивать, — успокаивала ее миссис Бейнс. — Папа не позволит.
— А вот он сказал, что собираются, — плакала девочка, показывая пальцем на шарообразную фигуру в белом шелковом костюме. Бен Cap Дин покраснел.
— Папочка говорит, что это благодатная вера — нужно попробовать, — сказала миссис Бейнс и, повернувшись к Бен Cap Дину, поинтересовалась, предлагают ли здесь программу йоги, существуют ли дискуссионные группы, обучают ли пению и приезжают ли по приглашению проповедники со стороны.
Бен Сар Дин, не зная, что сказать, потерянно кивнул.
— Вот видите? — торжествующе заявила миссис Бейнс детям. — Совсем как в нашей церкви дома.
То, что в ашраме не упоминали про Иисуса и спасение, не беспокоило миссис Бейнс. У них в церкви об этом тоже давно речи не было. Обычно к ним приезжал какой-нибудь революционный деятель, ругал Америку, а потом заваливался к кому-нибудь домой, и если там он не развивал далее основные положения своей речи и не призывал разрушить Америку, то к соседям его не звали. Все это мало интересовало миссис Бейнс, ведь она никогда не слушала проповеди. В церковь ходишь, чтобы встречаться с людьми своего круга. Люди, которые заполняли ашрам, не были похожи на тех, с кем она обычно общалась, но, видно, муж знал лучше: разве позволил бы он ей и детям исповедовать религию, которая не пользуется отменной репутацией в лучших кругах.
Она слышала, как вокруг нее все говорили про какого-то мужчину, который придет к богине Кали и обещает стать ее возлюбленным. Совсем как в их церкви: там тоже раньше твердили про Второе пришествие, пока не ударились в революцию.
Особенно ей нравилось, что в новой церкви к Богу обращаются в женском роде.
О.Х. Бейнс преклонил колена вместе с семьей в последних рядах молящихся. Глядя на других, они тоже взмахивали руками и воплями призывали убивать из любви к Кали.
— Убивайте из любви к убийству, — пели люди в ашраме, склонившись перед многорукой статуей.
О.Х, подтолкнул сына, который упорно молчал — как воды в рот набрал.
— Мне не нравится так вопить, — признался мальчик.
— Дома ты вопишь предостаточно, — прошептал О.Х.
— Это другое.
— Можешь и здесь поорать, — сказал Бейнс.
— Слов не знаю.
— Хоть губами шевели, — посоветовал Бейнс.
— А кого они хотят убивать?
— Плохих людей. Кричи.
Сам О.Х. Бейнс размечтался, слушая, как повторяются песнопения — убивай ради самого убийства, убивай ради любви к Кали. Открывались новые возможности, которая давала неизвестная ему дотоле сила. Стоя у дверей ашрама, он чувствовал себя так, будто открыл атомную энергию. Но тут он видел одну проблему. Если община будет расти, будет возрастать и потребность в жертвах — авиапассажирах. Но массовые убийства покончат не только с пассажирами, но и с путешествиями.
Прервутся связи, заглохнет торговля. Профессора не смогут ездить, студенты тоже не захотят. Цивилизация откатится назад — к каменному веку.
Каменный век.
Бейнс немного задумался, а тем временем пение становилось все громче; казалось, неподалеку гремит гром. Каменный век, — думал он. — Все пойдет прахом. Может такое случиться? А почему нет?
- Предыдущая
- 22/49
- Следующая