Тайна племени голубых гор - Шапошникова Людмила Васильевна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/84
• Следующая

— О-о-о-о-о! О-о-о-о-о! — звучит его сильный голос. В песне нет слов, но какое-то радостное удивление слышится в ее своеобразной простой мелодии.

— О-о-о-о-о! — Какое солнечное утро! — поет человек.

— О-о-о-о-о! — Как легко шагаю я по дороге!

— О-о-о-о-о! — Как весело поют птицы!

— О-о-о-о-о! — Как прекрасны горы и джунгли вокруг!

Человек сворачивает к опушке.

— О-о-о-о! Ох! — и как вкопанный останавливается передо мной. От неожиданности он забывает закрыть рот, а в широко открытых светло-зеленых глазах светится удивление, смешанное со жгучим любопытством. Теперь я вижу, что тода немолод, ему лет пятьдесят, а может быть, и больше.

Наконец он приходит в себя и вежливо представляется:

— Меня зовут Нельдоди. Я из рода Карш. А ты, амма, откуда?

Я показываю на джунгли:

— Оттуда.

Он недоверчиво хмыкает и тактично переводит разговор на общую тему.

— Ты знаешь тамильский язык?

— Немного.

— Хорошо, — одобрительно качает он головой. — А еще какой язык ты знаешь?

— Еще английский, хинди и русский.

— А я знаю язык тода и тамильский, — сообщает он. Вдруг он улыбнулся и двинулся в джунгли. Я решила, что Нельдоди неожиданно встретил своего приятеля, обернулась и увидела, что из зарослей вышла буйволица. Нельдоди остановил ее, похлопал по спине и что-то стал ей говорить. Буйволица внимательно выслушала его и скрылась в зарослях.

Продолжая улыбаться, Нельдоди вернулся ко мне.

— Знакомую буйволицу встретил? — спросила я.

— Да, амма. Она из соседнего рода. Очень приятная буйволица, общительная.

Сам Нельдоди оказался не менее общительным, чем его знакомая буйволица. Я узнала, что у него есть три буйвола, что он ушел от своей жены, что я ему нравлюсь и что временами у него болит живот.

— Живот надо лечить, — назидательно говорю я.

— Нет денег. — И глаза зажигаются хитринкой.

— Иди к Ивам, она тебя будет лечить без денег.

— Нет, она не станет лечить без денег.

Нельдоди смущенно отвел глаза. Он явно хитрил и говорил неправду. Я рассмеялась.

— Тебе хорошо смеяться, у тебя не болит живот, — обиделся Нельдоди.

В это время на дорогу вышла Ивам. Нельдоди неестественно засуетился и, неловко пятясь спиной, начал позорно отступать. Потом он повернулся и походкой занятого человека зашагал по дороге.

— Нельдоди! — позвала Ивам. Он даже не обернулся.

— Нельдоди! Ты слышишь? — рассердилась Ивам.

— Не кричи! Все равно не слышу! — последовал обезоруживающий ответ с безопасного расстояния.

— Видела? — повернулась ко мне Ивам. — Называется мужчина. Боится лечь в госпиталь и вот уже вторую неделю бегает от меня.

— О-о-о-о-о! О-о-о-о-о! — донеслось снова из-за поворота шоссе.

Так в первый раз я увидела Нельдоди. Иногда и в скотоводе просыпается древняя кровь собирателя и охотника. При всей своей дружбе с буйволами Нельдоди старается с ними дела не иметь. Он спокойно помещает своих трех буйволов в чье-нибудь стадо, а сам исчезает. В Кандельманде, где он живет, никто не знает, куда уходит Нельдоди и скоро ли он вернется. Иногда Нельдоди целую неделю живет в манде. Он исправно доит бойволиц, смотрит за ними на пастбище, сбивает масло, посещает утакамандский базар и стряпает на очаге в своей хижине. В такие дни Нельдоди бывает молчалив и необщителен, его глаза гаснут и дает себя знать живот. К концу недели веселый и неутомимый человек превращается в брюзжащего, придирающегося ко всем старика. Это значит, что все возможности его пребывания под родным кровом исчерпаны. Он подолгу сидит за мандом на пригорке и не отрываясь смотрит на горные вершины, синеющие вдали. Созерцать их доставляет Нельдоди удовольствие, но ненадолго. И тогда Нельдоди идет искать свой посох. Из стоящей у него в хижине посуды он выбирает бамбуковый сосуд с проволочной ручкой. Походное снаряжение готово, и можно наконец отправиться в джунгли. Видя эти приготовления, родственники начинают ворчать. «Сколько можно ходить по джунглям? Всем уже надоело смотреть за твоими буйволами. И это называется старейшина манда. На церемониях рода присутствует через раз. Совет племени собирается без него». Но что бы ни говорили в манде, Нельдоди все это оставляет без внимания. В такие моменты он слышит только зов гор и джунглей. На этот зов откликается его душа собирателя и охотника. Он решил уйти в джунгли, и никто его теперь не остановит.

Он просыпается задолго до рассвета и терпеливо ждет первых лучей солнца. Сквозь просвет в дверях он видит, как над горами разгорается алая полоса зари. Она растет и ширится, и наконец ослепительное лицо прекрасной богини Пирш выглядывает из-за соседней вершины. Нельдоди выходит из хижины. Обильная роса лежит на траве и кустах. Он бьет посохом по кусту н видит, как прозрачные капли росы, искрясь и рассыпаясь, исчезают в золотой дымке утреннего воздуха.

— О-о-о-о-о! — поет он. И мелодия сама собой наполняется словами.

О прекрасная земля Ишкитти,

О ты, земля Ишквоф.

Какой народ живет в твоих краях?

Народ рода Карш, народ Кайнордор.

На прекрасной земле стоит храм Ташальф,

На прекрасной земле есть загон Кашту.

На твоей земле буйволицы Инатвын,

На твоей земле буйволицы Инатышть.

Прозрачные потоки бегут по тебе, земля,

Они очищают тебя.

Деревья «тор» растут в твоих краях,

Их сок очищает тебя.

О земля, где стоит храм «уршали»,

Священный «ти» в твоих краях.

Ты земля, по которой ходил Понетан,

Ты земля, по которой иду я.

Так поет, шагая навстречу солнцу, Нельдоди. Песня — его собственная. Каждый уважающий себя тода должен уметь сочинять песни. А Нельдоди славится этим умением. Он поет обо всем, что видит. Джунгли встречают его ароматом трав и цветов. Птицы громко и заливисто поют на все голоса, не хуже, чем сам Нельдоди.

Он поднимает голову и щелкает языком:

— Чвирк-чвирк-тра-тра.

— Что он говорит? Что он говорит? — спрашивают птицы.

— Здравствуйте! Здравствуйте! — объясняет старая ворона.

— Привет, Нельдоди! Привет, Нельдоди! —стрекочут маленькие зеленые попугаи.

Вы считаете, что я это все выдумала? Ничего подобного. Нельдоди знает язык птиц и зверей так же хорошо, как и свой собственный. Спросите об этом у любого тода, и он скажет вам, что это так.

По лесной тропинке Нельдоди ступает мягко и бесшумно. Звери и птицы не любят, когда люди шумят в джунглях. Их это пугает и настораживает. И тогда они не хотят разговаривать. А слушать их очень интересно. Нельдоди умеет это делать. В джунглях, как и в мандах, своя жизнь и свои заботы. Вот сидит ярко-рыжая лиса. Перед ней два лисенка с юркими мордочками. И Нельдоди знает, что случилось. Лиса отчитывает детенышей за то, что они отлучились без разрешения из норы и чуть не угодили в лапы грифу. В схватке с ним мама лиса поплатилась куском великолепного меха из правого бока. Под кустом Нельдоди видит нору крота. Он садится на корточки и приставляет к ней ухо. О чем говорит крот со своей супругой? А, понятно! Чья очередь дальше рыть нору. Вот стоит дерево «кешь». Его замшелые изогнутые ветви покрыты скупой листвой. С тех пор как Нельдоди помнит себя, оно стояло здесь. Еще не настала его очередь пылать в погребальном костре. Нельдоди знакомо не только это дерево. Он знает и остальные по именам. Он подходит к ним, касается осторожно рукой их стволов, и деревья как бы в ответ на внимание человека шумят своими кронами. Деревья как люди. Одни молоды и полны сил, других подтачивает тайный недуг, сушит их ветви, третьи глядят мертвыми корнями в небо. Их сломил безжалостный ураган. Одни умирают, другие рождаются. И только ему, Нельдоди, известны эти смерти и рождения. Он осторожно пробирается сквозь заросли. Ветви хватают его за путукхули. Может быть, они хотят, чтобы он постоял около них. Но он мягко отводит ветви и сворачивает с тропинки. Где-то здесь должны быть ягоды дикого кизила. Нельдоди на ногах с самого утра и голоден. Продолговатые мясистые ягоды утоляют голод, и он идет дальше. Он останавливается у прозрачного лесного ручья и видит крупные следы тигра, отпечатавшиеся на сырой глине. Но Нельдоди не боится тигров. Они никогда его не трогали. Нельдоди миновала беда даже в тот день, когда он нос к носу столкнулся с тигром на узкой тропе. Неизвестно, о чем говорил Нельдоди с тигром. Свидетелей не было. Тигр несколько минут не без интереса рассматривал Нельдоди, а потом свернул в кусты, вежливо уступив тропу человеку. За ручьем в небольшом углублении остатки пепла, прибитые недавним дождем. Здесь Нельдоди ночевал месяца два назад и пек на огне мучнистые сладковатые коренья. Умение отыскивать их — древнее искусство, и Нельдоди владеет им в совершенстве. Но молодым тода оно незнакомо. Никто лучше Нельдоди не может отыскать и дикий мед. Вот и сейчас он видит, как рой пчел опустился на соседнее дерево. Он терпеливо ждет, когда они снимутся, и внимательно следит за их передвижением. Нельдоди осторожно идет за роем, чутко прислушиваясь к отдаленному жужжанию пчел. Они приведут его к, своей медовой кладовой. Он продвигается все дальше и дальше, и наконец джунгли поглощают его. Сколько он там пробудет и когда вернется — никто не знает. Иногда проходят дни и недели, а Нельдоди все не появляется в родном манде. Но родственники не беспокоятся. Они знают, что в лесу с Нельдоди ничего не случится. Он не заблудится, и звери его не тронут.

• Предыдущая
• 44/84
• Следующая