Рождение Дестроера - Мэрфи Уоррен - Страница 29
- Предыдущая
- 29/38
- Следующая
Римо с усилием отвел глаза от двери. Ладно, прочтем газету целиком: от первой строки до последней, а потом, если никто так и не придет, поедем в Нью-Джерси и посмотрим, чего на самом деле стоят этот Фелтон и его шеф, Максвелл.
Римо углубился в чтение. Но слова теряли смысл, на каждом параграфе он сбивался, забывал прочитанное и начинал все сначала. Он с трудом добрался до конца передовицы, и тут кто-то выхватил у него из рук газету.
– Ну сколько можно читать газету?
Это была Цинтия, в юбке и блузке, с широкой улыбкой на лице. Смятую газету она бросила на поднос проходившего официанта, который злобно покосился на девушку, на что она, впрочем, не обратила ни малейшего внимания.
Цинтия подсела к столу, плюхнула на него два каких-то тома и заявила:
– Я умираю с голода!
– Ешь, – ответил Римо.
Цинтия заглянула ему в лицо и в шутливом изумлении откинула назад голову.
– Первый раз встречаю человека, который так рад встрече со мной. У вас такая улыбка, как будто я только что пообещала вам сто лет здоровой, счастливой жизни.
Римо кивнул, передал ей меню и откинулся на спинку стула.
Утонченная воспитанница Бриарклиффа, с душой, требующей исключительно эстетических наслаждений, выпила большой стакан апельсинового сока, съела внушительную отбивную с жареным картофелем, шоколадное мороженое и запила все это двумя стаканами молока с двумя булочками с корицей…
Римо заказал себе рис.
– Странная диета! – удивилась Цинтия. – Вы увлекаетесь дзен-буддизмом?
– Нет, просто привык мало есть.
– Здорово! – Приступив к последней булочке, Цинтия решила, что настало время для беседы. – Мне кажется, ваша статья должна быть о сексе.
– Это еще почему?
– Потому что секс – это сама жизнь. Секс – единственная реальность. Секс – это без обмана.
– О, – прокомментировал Римо.
– Секс – основа жизни. – Цинтия наклонилась вперед, размахивая булочкой как ручной гранатой. – Вот почему они стараются уничтожить секс, придать ему ложный смысл.
– Кто «они»?
– Властные структуры. Правительство и другие фашисты. Пропагандируют всю эту бессмыслицу о любви и сексе. А любовь-то к сексу не имеет никакого отношения! Брак – фарс, который внедряют в сознание масс властные структуры.
– Ага, «они»?
– Вот, вы меня понимаете, «они».
Цинтия впилась зубами в булочку.
– Они дошли до того, что пытаются вдолбить людям, что секс необходим для воспроизводства народонаселения. Но, слава Богу, эта их теория становится все менее популярной. Секс – это секс, и ничего больше. – Она вытерла рот салфеткой. – Секс – наиболее фундаментальное ощущение человека, как вы считаете?
Римо кивнул в знак согласия и добавил:
– А секс в браке – самое фундаментальное.
– Бред!
– Что?
– Дерьмо, – повторила девушка будничным тоном, – брак – это настоящее дерьмо, вокруг него одно вранье и ничего больше.
– А ты не собираешься замуж?
– Для чего?
– Для фундаментальности ощущений.
– Перестаньте говорить ерунду.
– А как к этому относится твой отец? Он разве не порадуется замужеству дочери?
– Почему вы спрашиваете о моем отце, а не о матери? – быстро спросила Цинтия ледяным тоном.
«Нельзя медлить, надо что-то отвечать, неважно что,» – пронеслось в голове Римо.
– Потому что я не могу себе представить, что она действительно существует. Если – да, то она должна быть женщиной. А в мире есть только одна женщина – ты. Я люблю тебя. – Римо нежно сжал в руках ладони Цинтии.
Ход был довольно рискованным и не очень надежным, но он сработал. На щеках девушки вспыхнул румянец, она опустила глаза.
– Это довольно неожиданно, а?
Она как-то с испугом обвела зал глазами, словно он был наполнен исключительно агентами, следящими за ее любовной жизнью.
– Я, право, не знаю, что сказать…
– Скажи: «Пойдем погуляем!»
Еле слышно Цинтия промолвила:
– Пойдем погуляем!
Римо выпустил ее руки. Прогулка оказалась полезной. Цинтия разговорилась и уже не могла остановиться. Ее рассказ постоянно сбивался на отца, его занятия и образ жизни.
– Не знаю точно, что он делает с ценными бумагами, но зарабатывает он очень много. Ты, Римо не думаешь о деньгах. Вот что мне в тебе очень нравится.
– По-моему, похвалы заслуживает твой отец. Представь себе, как трудно удержаться от соблазнов, когда у тебя столько денег, когда можно стать богатым плейбоем, путешествовать, транжирить деньги…
– Нет, папочка не такой! Он сидит безвылазно дома, как будто его пугает окружающий мир – жестокий и злой.
Римо не стал возражать. В воздухе еле заметно пахло жареным кофе. Осенний холодок забирался под пиджак. Полуденное солнце светило, но не давало тепла.
Неподалеку какой-то высокий и плотный человек разглядывал витрину. За время прогулки он уже дважды проходил мимо Римо и Цинтии.
Римо потянул Цинтию за руку.
– Пойдем-ка туда.
Они прошли четыре квартала, и за это время Римо узнал, что дома Цинтия бывала редко, что о своей матери она ничего не знает, и что дорогой папочка чересчур мягок со слугами. Еще Римо точно узнал, что за ними следят.
Так они прогуливались и беседовали. Тесно прижавшись друг к другу, они гуляли под осенними деревьями, сидели на камнях и говорили о жизни и любви. Когда стало совсем темно и холодно, они вернулись в отель, в номер Римо.
– Что ты хочешь на ужин? – спросил Римо.
Цинтия покрутила ручки телевизора и удобно устроилась в кресле.
– Бифштекс с кровью и пиво.
– Хорошо, – сказал Римо и снял трубку внутреннего телефона.
Пока он заказывал ужин, Цинтия разглядывала номер, обставленный в стиле «Невыразительный двадцатый век». Несколько цветных пятен, чтобы номер хоть немного отличался от больничной палаты. Комната была оформлена среднестатистическим дизайнером-неудачником для несуществующего в природе среднестатистического человека.
Цинтия подтянула колени к подбородку. С ее растрепанными волосами надо было что-то делать.
Не успел Римо положить трубку, как телефон зазвонил, будто Римо нажал трубкой на кнопку звонка. Римо пожал плечами и улыбнулся Цинтии. Та улыбнулась в ответ.
– Это, наверное, наши бифштексы.
Римо снял трубку. Низкий голос на другом конце провода произнес:
– Это мистер Кэбелл?
– Да, – ответил Римо, мысленно пытаясь представить по голосу лицо его обладателя. Похоже на то, что это был их «хвост». Выходит, Фелтон охраняет свою дочь?
– Мистер Кэбелл, у меня к вам важное дело. Вы не могли бы спуститься в фойе?
– Нет. – Посмотрим, на что решится звонящий.
– Речь идет о ваших деньгах.
– Каких деньгах?
– Вчера, расплачиваясь в баре, вы уронили двести долларов. Это говорит управляющий. Деньги в моем офисе.
– Давайте разберемся с этим утром.
– Прошу вас, давайте решим эту проблему теперь же. Мы не хотим лишней ответственности.
– Управляющий, говорите?
Римо понимал, что тактически его загнали в угол. Он был в комнате, вокруг – враги. Да, им удалось его прижать. Прав был Макклири, когда говорил, что на безопасную жизнь надеяться нечего. В любом случае элемент неожиданности он уже потерял. Только два дня, и он уже лишился своего основного преимущества.
Римо почувствовал, как вспотела рука, сжимающая трубку. Он глубоко вздохнул, загоняя воздух во все уголки легких, внутрь и вниз, до самой диафрагмы. Ну что же… Теперь или никогда. Римо вытер ладонь о брюки. По телу пробежала волна адреналина.
– Ладно, сейчас спущусь.
Подойдя к встроенному шкафу, Римо достал чемодан и вынул из него свой плащ. Загородив его от Цинтии, вынул из кармана длинный металлический предмет. Специальный шприц. Внутри – пентатол. Если не сработают болевые точки, эта штука отлично развязывает язык.
– Я на секунду покину тебя, меня ждут. Насчет статьи.
Цинтия сделала недовольное лицо.
– Наверное, это кто-то очень симпатичный. Неужели для тебя так важна несчастная статья, что ты готов бросить меня одну в такой момент?
- Предыдущая
- 29/38
- Следующая
