Разгневанные почтальоны - Мэрфи Уоррен - Страница 37
- Предыдущая
- 37/57
- Следующая
— Ум?..
— Ранее известная как Аллах.
— Не знаю никого с таким именем.
— Вы поклоняетесь кресту?
— Никогда не слышал ни о чем подобном.
— Пусть ваш мертвый бог Исса остается на своем грубом кресте. Ум Аллаха шлет свою милость и любовь через меня, своего пророка.
— Даю вам последний шанс, — сказал агент Диммок, потрясенный видом ее тугих сосков. — Покажите мне свой паспорт, и я не стану вас арестовывать.
— Ни муллы, ни даже фараон не могут меня арестовать. Почему вы считаете, что вам удастся выполнить эту невыполнимую задачу?
— Потому что у вас нет визы, вы прибыли нелегально и подлежите депортации, — спокойно ответил агент Диммок.
— Арестуйте меня. Меня это нисколько не волнует, — ответила Абир Гхула.
— Вы хотите, чтобы вас арестовали?
Она с вызовом уперла руки в лирообразные бедра.
— Это не имеет значения. Мне удалось попасть в Америку, где я вправе проповедовать слово Ум Аллахи.
— Слушайте, я в последний раз спрашиваю, есть у вас виза или нет?
Вместо ответа женщина подняла руки вверх. Под материей отчетливо обозначилась ее высокая грудь.
— Теперь видите мою визу?
— Нет, — отозвался Диммок, привлекая любопытные взгляды. — Пожалуй, у меня не остается другого выхода, кроме как арестовать вас за попытку нелегального въезда в Соединенные Штаты.
Внезапно женщина вспрыгнула на стойку и вытянула вперед свои длинные ноги.
— Моя виза в Америку находится в средоточии моей женственности. Посмеете ли вы ее достать, безбожник?
— Я верю в Бога, — сказал Диммок, не зная, куда девать глаза.
— Верите ли вы в Ум Аллаху, Матерь матерей?
— Не настолько, чтобы совать свои руки куда не следует, — ответил агент и нажал кнопку вызова.
Абир Гхулу препроводили в камеру для задержанных и принялись оживленно обсуждать проблему.
— Она говорит, что виза у нее там, — объяснил Диммок своему начальнику.
— Вызови надзирательницу, — произнес тот.
— Вряд ли мы имеем на это право — даже с надзирательницей.
— А может, она сама, так сказать, выжмет документ из себя?
— Отказывается. Настаивает, чтобы вынули мы.
— Как, она говорит, ее зовут?
— Я не уловил. Фамилия ее Гула или что-то в этом роде.
— Гула, гула... Дай-ка я проверю по списку нежелательных иностранцев.
Проверив «черный список», начальник сказал:
— Ее имя, случайно, не «Абир»?
— Ну да.
— Это же фундаменталистка из Египта! Давай-ка мы отфутболим эту штучку наверх.
— А куда?
— Как можно выше, чтобы голова у нас больше не болела.
Неприятное дело мусульманской еретички Абир Гхулы сначала обрушилось на голову начальника Службы иммиграции и натурализации, потом — генерального прокурора, которая задумчиво изрекла:
— Пожалуй, пусть с ней разбирается исполнительная власть.
— Вот и прекрасно! — обрадовался начальник Службы иммиграции и натурализации. Он знал, что иначе ни одной политической проблемы не решить.
Через полчаса глава СИН с изумлением услышал, как из уст генерального прокурора прозвучало:
— Отпустите эту женщину. Мы даем ей политическое убежище.
— Таково указание Президента? — недоверчиво спросил начальник СИН.
— Нет, Первой леди. Я вышла на самый верх.
Когда Абир Гхуле сообщили, что ей дан специальный статус «беженца от сексуальных репрессий», египтянка спросила только одно:
— А пресса в курсе?
Абир Гхула дала свою первую пресс-конференцию совершенно голой — только для красоты она обмотала вокруг пояса черную чадру. Пресс-конференция проходила при переполненном зале в нью-йоркской штаб-квартире Национальной организации женщин.
— Отвергните ваших мужских богов, ваших фальшивых пророков и ваши бесстыдные фаллические символы! Я призываю всех американских женщин в объятия Ум Аллахи, нашей общей Матери. И пусть ваши соотечественники-мужчины поднимут покрывало и припадут к ее позолоченным ступням.
— Вы отрекаетесь от Аллаха? — спросил кто-то из репортеров.
— Нет. Никакого Аллаха не существует. Это всего лишь маска, за которой скрываются имамы и муллы, потому что они слишком стары, чтобы прятаться за материнской юбкой.
— А как насчет фатвы?
— В гробу видала я эту фатву, — ответила Абир Гхула.
— А вы не боитесь? — поинтересовался корреспондент журнала «Пипл».
— Я ведь в Америке. Что могут сделать мне муллы, если я нахожусь под защитой второй поправки?
— "Не упоминай имя Господа твоего всуе".
— Нет, я о другом.
— Во второй поправке говорится о праве на ношение оружия. Наверное, вы имеете в виду первую поправку к Конституции?
— Не важно, какая поправка, важно, что религиозная свобода распространяется на американцев всех вероисповеданий.
— Вы слышали об атаках мусульманами Нью-Йорка?
— Я слышу о них каждый день. Все эти мужские словопрения остались в Каире.
— Группа джихада под названием «Посланники Мохаммеда» проникла в почтовую службу и сеет всюду хаос и разрушение.
— Тогда я требую защиты, — не моргнув глазом, ответила Гхула. — Если меня убьют, тем самым будет нанесен страшный удар по свободе вероисповедания, и не только здесь, но и в других странах, где женщины подвергаются угнетению со стороны мужчин.
— Эта группа потребовала, чтобы вас в наручниках вернули в Каир.
— У них ничего не выйдет! — фыркнула Гхула.
— Такое требование они выдвинули Белому дому.
— Сама Первая леди предоставила мне свою защиту.
— А если через месяц ее не изберут?
— Они не посмеют! — сверкая глазами, в ярости ответила Гхула.
— Такое случается каждые четыре года, — бесстрастно констатировал корреспондент.
И тут на глазах собравшихся журналистов Абир Гхула побледнела с головы до ног.
Не говоря ни слова, она развернула свою чадру и, набросив на себя, закрыла лицо дрожащими руками.
— Я не боюсь! — нетвердым голосом произнесла «беженка».
Глава 25
К девяти часам вечера генеральный почтмейстер решил, что худшее уже позади.
На Манхэттене больше никто не стрелял. В Оклахома-Сити тоже все утихло. Нападавшего все еще искали, но пока не нашли.
А самое главное — Президент ему не звонил. Наверное, решил переждать. Срок его правления подходил к концу, видимо, поэтому некоторые посты в кабинете так и оставались вакантными.
По всей стране в почтовых отделениях ввели в действие чрезвычайную программу по поддержанию психологической стабильности. Конечно, из-за этого доставка почты прекратится почти на неделю, но сейчас никто и не надеется на ее своевременность. В конце концов, чего можно ожидать за какие-то вшивые тридцать два цента?
Генеральный почтмейстер запихивал в портфель листы почтовых марок, предназначенные в качестве рождественских подарков ближайшим родственникам, когда секретарша сообщила:
— На проводе бостонский почтмейстер.
— Узнайте, чего он хочет.
— Почтовый служащий совершил самоубийство, — отозвалась секретарша.
— Ну и что так нервничать? Наши служащие каждую неделю совершают самоубийства. Прошу меня больше не отвлекать.
— Он говорит, что тот почтальон скрывался от ФБР.
— Узнайте, не он ли стрелял в Оклахома-Сити.
— Бостон считает, что нет, — секунд через десять ответила секретарша, — но очень хочет поговорить с вами.
— Запишите его сообщение. У меня был чересчур напряженный день.
Засунув наконец в дипломат новенькие марки с изображением Элвиса, генеральный почтмейстер Соединенных Штатов покинул свой кабинет. Секретарша тем временем пыталась записать сообщение из Бостона в желтый деловой блокнот.
Почтмейстер уже направлялся к выходу, когда девушка повесила трубку, вырвала лист из блокнота и крикнула ему вдогонку:
— Вероятно, вам будет небезынтересно....
— Прочтите, — нахмурившись, проворчал почтмейстер.
— "Местная телевизионная станция сообщает, что в Почтовую службу Соединенных Штатов проникли мусульманские террористы с целью проведения кампании террора против всего населения. Подробности не сообщаются".
- Предыдущая
- 37/57
- Следующая