Разгневанные почтальоны - Мэрфи Уоррен - Страница 26

• Предыдущая
• 26/57
• Следующая

Никто его ни о чем не спросил. Правда, если бы кому-нибудь захотелось для проверки позвонить в Вашингтон, то он попал бы на фолкрофтский номер телефона Смита. Но проверить никому и в голову не пришло. Ибо в прошлом буквально каждое отделение ФБР уже имело дело с помощником старшего спецагента Смитом.

Унижение из унижений, бесчестье, позор на голову Юсефа Гамаля. Но так надо было в интересах дела, и потому он все вытерпел.

Гамаль, он же Абу Гамалин, добрался до аэропорта и сел в самолет, улетающий в город Толедо, штат Огайо. Хорошее название — Толедо. Был такой город в мавританской Испании — самый первый Толедо. Испания — одна из немногих стран мира, где исламу пришлось отступить, но положение скоро изменится.

Хорошо, что ни один из друзей-палестинцев сейчас не видит Юсефа, одетого в длинное черное пальто, черную касторовую шляпу и парик с длинными локонами, называемыми пейс.

Гамаль вырядился как еврей-хасид[6].

«Прекрасная маскировка, — заверил его по электронной почте Глухой Мулла. — Они будут искать почтового служащего. Может быть, если они разгадали наши намерения, египтянина или палестинца. Но никогда не станут искать хасида».

«Я должен превратиться в еврея?» — спросил Юсеф.

«Придется, чтобы скрыться. Пусть твой семитский нос приведет тебя в святилище».

«Как прикажешь, Святейший».

И теперь Юсеф сидел в конце самолета с торчащими во все стороны волосами и тоской в глазах.

Хорошо хоть рейс короткий.

И еще одно — кошерное мясо, которым Гамаля кормили в полете, по качеству было халаль, значит, можно было спокойно подкрепиться.

В аэропорту Толедо Юсеф сошел последним и огляделся в поисках истинно верующего, который должен был его встречать.

В переполненном зале пассажиры самым откровенным и неприличным образом обнимались со своими родственниками. Женщины не носили чадры, и повсюду виднелись их бесстыдные губы — как цветы, вымазанные ядовитой кровью.

Некоторые держали в руках плакаты. Глухой Мулла не сообщил, кто встретит Гамаля, но, возможно, единоверец тоже стоит с каким-нибудь плакатом.

Оглядев самодельные картонки, зоркие глаза Юсефа прямо над головами двух бесстыдниц разглядели надпись: «Исламский фронт Национальной ассоциации почтальонов».

К счастью, все было написано по-арабски, и потому неверные ничего не понимали.

— Я здесь! Здесь! — крикнул Юсеф, проталкиваясь сквозь толпу.

Из толпы обнимающихся высунулась чья-то голова, и Гамаля так и затрясло от злости. Волосы встречавшего были огненно-рыжими, а физиономия усыпана веснушками.

— Ты?! — фыркнул Юсеф, узнав египтянина по кличке Джихад Джонс.

— Так я и знал. Ты действительно еврей, да к тому же еще и хасид.

— Это для отвода глаз. Глухой Мулла приказал, — заявил Гамаль в свое оправдание.

— Глухой Мулла приказал мне встретить моджахеда, а не еврея.

— Я и есть тот самый моджахед. Ты что, еще не слышал о славной бойне в Оклахома-Сити? Моих рук дело!

— Плевал я на твою бойню. Мой двоюродный брат Ал Ладин лично взорвал несколько кварталов в Манхэттене, где живут такие евреи, как ты, а затем, направив почтовый грузовик на почтовое управление, взлетел на воздух вместе с безбожниками.

— Я не еврей — я уже говорил тебе. Почему ты меня не слушаешь?

— Поскольку вижу перед собой яркое доказательство — черное как смертный грех, — горячо возразил Джихад Джонс.

— Глухой Мулла сказал, что ты меня к нему проводишь. Немедленно делай, как велено!

Лицо Джихада Джонса по цвету стало таким же красным, как и его всклокоченная шевелюра. Юсеф взглянул на него с презрением.

— Отродье крестоносцев!

— Еврей!

— Идолопоклонник!

— Пожиратель свинины!

В конце концов Джихад Джонс, опустив свой плакат, сдался:

— Ладно, я провожу тебя к Глухому Мулле. Но только потому, что знаю — он собирается предать тебя смерти.

— Я не боюсь. Если я умру как правоверный мусульманин, в раю меня будут ждать семьдесят две гурии.

— Это мы еще посмотрим!

Они помчались по шоссе на юг. Дорога шла по открытой местности, то тут, то там виднелись какие-то сараи. Видимо, здесь работают фермеры.

— Куда мы едем? — спросил Юсеф.

— В город Гринбург.

— А что там?

— Тайное святилище Глухого Муллы. Никому не придет в голову искать его в таком месте.

— Глухой Мулла скрывается в городе с еврейским названием?

— Город Гринбург — не "е", а "у". Совсем не еврейское название.

— Звучит все равно по-еврейски.

— Тебе виднее, раз ты сам еврей.

— Я не еврей. Я семит, такой же, как и ты.

— Я египтянин.

— Мы оба братья по вере.

— Нет, ты тайно исповедуешь еврейскость.

— Называется иудаизм.

— Ха! Твои слова только подтверждают мои подозрения.

А я не уверен, что ты не тайный копт[7]. Очень похож на копта.

— Если я копт, то ты еврей за Иисуса. Что гораздо хуже, чем хасид.

Услышав слова Джихада Джонса, Юсеф замолчал. «Я только напрасно унижаюсь, разговаривая с этим паршивым погонщиком верблюдов», — подумал он.

Через тридцать минут машина свернула с шоссе и поехала по другой дороге.

И тут Юсеф увидел это. Глаза его распахнулись от удивления.

— Слушай, это же...

— Да.

— ...мечеть.

— Конечно, мечеть. А ты думал. Глухой Мулла обитает в еврейском храме?

— Но она такая большая. Почему я никогда не слышал о ней в Огайо?

— Потому что это не просто мечеть, — загадочно отозвался Джихад Джонс.

За время перелета в Оклахому ничего необычного не произошло. Только один японский турист из первого класса, которому, очевидно, понравился покрой великолепного дорожного кимоно мастера Синанджу, щелкнул вспышкой, сфотографировав Чиуна, когда тот поднимался на борт самолета. В ответ старик щелкнул японца по указательному пальцу так, что турист больше не мог пошевелить им. Кроме того, Чиун отобрал фотокамеру, вернув ее уже без пленки. Когда же японец попытался возразить, засвеченная пленка вмиг чудесным образом оказалась у него в глотке.

Услышав надсадный хрип, подбежала стюардесса.

— Он просто как дурак проглотил какую-то идиотскую штуку, — фыркнул Чиун.

Стюардесса обхватила несчастного за талию и попыталась похлопываниями извлечь из его горла инородное тело. Но каждый раз, когда она ударяла японца по спине, тот хрипел все громче и громче.

Взойдя на борт самолета, Римо тотчас увидел стюардессу, старательно ломающую спину японскому пассажиру, а рядом — мастера Синанджу, одобрительно взирающего на эту сцену.

— Ну а теперь-то в чем дело? — спросил Римо.

— Эта женщина пытается спасти бесполезную жизнь одного японца, — нехотя отозвался Чиун.

— Что ты с ним сделал?

— Он сам постарался.

Видя, что стюардессе дело явно не по зубам, Римо разомкнул ее объятия, развернул японца к себе и сильно стукнул его по спине.

Изо рта пассажира, подобно черному бруску жевательного табака, вылетел мокрый моток пленки.

— Он тебя сфотографировал? — поинтересовался Римо, когда японец, беспомощно хватая ртом воздух, упал в свое кресло.

— Пусть докажет, — ответил Чиун и поспешил пройти дальше.

— Как вам удалось? — спросила сконфуженная стюардесса.

— Я треснул его по спине, — объяснил Римо.

— Известный старый способ. Считается, что он больше не помогает.

— У меня получилось.

— О! — восхищенно воскликнула стюардесса, взглянув на широкие запястья собеседника. — Вы пассажир первого класса?

— Не угадали, — ответил Римо, который уже был по горло сыт любвеобильными бортпроводницами.

Стюардесса сникла, а ее хорошенькое личико сморщилось от огорчения, и косметика хлопьями полетела на ковер.

— Может, нам удастся перевести вас в первый класс, — сказала она.

• Предыдущая
• 26/57
• Следующая