Разгневанные почтальоны - Мэрфи Уоррен - Страница 20

• Предыдущая
• 20/57
• Следующая

— Я никогда не смогу станцевать со своими гуриями, — пожаловался он как-то товарищу — борцу за свободу из «Хезболлах». — Потому что сгнию заживо в этом отвратительном месте.

— Я слышал, что в Афганистане открываются блестящие возможности, — откликнулся его приятель-палестинец.

— В Афганистане?

— Да. Безбожники русские наконец убрались оттуда. Сейчас там идет джихад.

Юсеф заметно повеселел.

— Священная война! Будем убивать проклятых евреев!

— В Афганистане нет евреев.

— Тогда что же там хорошего? — удивился Гамаль. — Черепами афганцев врата рая не открыть.

— Муллы и имамы говорят по-другому.

Юсеф энергично замотал головой:

— Нет, чтобы открыть врата рая, мне понадобится слишком много афганских черепов. Я не намерен всю жизнь приносить себя в жертву. Гурии вряд ли обрадуются, что я такой старый и дряхлый. Они ведь надеются на исполнение определенных мужских обязанностей с моей стороны.

— Если передумаешь, поговори с Муззамилем. Он без труда переправит тебя в Афганистан.

В конце концов Гамаля одолела скука, и он решил познакомиться с таинственным Муззамилем.

— Я интересуюсь Афганистаном, — объяснил Юсеф. — Как я понимаю, там есть неплохие перспективы стать мучеником.

Муззамили привлекал к себе внимание очень густой бородой и сверкающими глазами, которые немедленно сосредоточились на лице добровольца.

— Надо же, какой у тебя интересный нос!

— Спасибо, но как насчет Афганистана?

— Точь-в-точь как у еврея.

Услышав такое оскорбление, Юсеф Гамаль схватил обидчика за горло и попытался открутить ему голову.

Присутствующим едва удалось оттащить его от Муззамиля.

— Юсеф слишком горяч, прости его, о Муззамиль!

— Он палестинец, и этим все сказано, — отозвался тот, когда его темное, бородатое лицо восстановило прежний цвет. Голос Муззамиля звучал немного сдавленно, но в нем не чувствовалось ни гнева, ни страха.

— Иногда очень кстати, когда нос у тебя как у еврея, — бросил бородач просителю, который тут же разметал в стороны товарищей и вновь бросился на своего обидчика.

На сей раз Муззамиль оказался во всеоружии. Юсеф, который привык воевать с «Калашниковым» или РПГ в руках, никак не ожидал, что его выведет из строя обычный кулак. По правде говоря, Гамаль и не увидел того кулака, которым ему въехали в челюсть.

Когда Юсеф очухался, он увидел склонившегося над ним Муззамиля.

— Нос твой, к счастью, цел.

— Зато челюсть, кажется, разбита, — ошеломленно пробормотал Гамаль.

— Ничего, заживет. В будущем важен только твой сионистский нос.

— В Афганистане-то?

— Нет. Пусть туда едут дураки. А на тебя у меня другие виды.

В ту же ночь Юсеф покинул лагерь. Путешествуя на «лендровере», на лодке и на верблюде, он в конце концов прибыл в незнакомый город со множеством минаретов.

— Что за город такой, а?

— Тегеран.

— Я в Иране!

— Да.

— Ты перс?

— Да. Мое настоящее имя Абуф.

Юсеф Гамаль нахмурился. Конечно, персы поклоняются Аллаху, а их лидер, аятолла, — благочестивый мусульманин. Но все-таки они персы, а не арабы. А это совсем другое дело.

— В будущем тебе понадобится новое имя...

— Абу Гамалин, — быстро отозвался Юсеф.

— Неплохое имя для того, чтобы проводить теракты и подписывать коммюнике. А я говорю о кличке.

— Меня не будут звать так каждый день?

— Нет, кличка существует только для внутреннего пользования.

— Тогда мне все равно, — хмыкнул Гамаль.

— Ладно, — кивнул Абуф-перс и сообщил парню кличку: — Юсеф-еврей.

Единственное, что остановило Гамаля от того, чтобы тут же не перерезать горло презренному персу, было присутствие вооруженных «стражей исламской революции».

— Ты поедешь в Америку, — сообщил Абуф, когда Юсеф успокоился.

— Ни за что! В Америке не место для мусульманина.

— Примешь там американское гражданство...

— Никогда! Лучше уж сгореть в аду!

— Поступишь на работу и «заснешь», — невозмутимо продолжал перс.

— Это что, приказ для бойца?

— Работа позволит тебе обеспечить существование до тех самых пор, пока тебя не позовут. Под «сном» я имею в виду твое бездействие как агента.

— И сколько же я буду «спать»?

— Пока тебе не прикажут пробудиться.

— А тогда что?

— Скажут. Ты можешь «проспать» очень долго.

В действительности он «проспал» целых шесть лет. Прошло так много времени, что Юсеф-еврей забеспокоился, не забыли ли о нем надменные персы. Кончилась интифада, во время которой многие превратились в мучеников. Прошла также война в Персидском заливе. И все это без всякого участия Юсефа. Вернее, того хуже — он тем временем слыл всего-навсего ничтожным американским гражданином, водителем такси в Нью-Йорке.

Ужасная судьба! Все друзья Юсефа погибли и уже находились в раю, в объятиях Аллаха. А он был обречен бороться с ужасным уличным движением и, подобно погонщику верблюдов древности, перевозить евреев туда, куда им захочется.

И вдруг через шесть месяцев после неудачной попытки взорвать Центр международной торговли среди ночи раздался звонок.

— Мы собираем армию, — сообщили ему приятным голосом.

— Кто это? — спросонья не понял Юсеф.

— Абуф просил меня связаться с тобой.

— Абуф?! И где он?

— В раю.

— Какое счастье! А я вот прозябаю в Хобокене. Здесь хуже, чем в аду.

— Приходи в мечеть Абу аль-Кальбина, в Джерси-Сити, Юсеф Избранный.

— Зачем?

— Затем, что мы создаем тайную армию, чтобы сокрушить Великого Сатану.

Теперь Гамалю стало ясно, что с ним говорит какой-то перс, ибо только персы упоминают Великого Сатану. Тем не менее Юсеф согласился. Работа таксистом в Нью-Йорке постепенно сводила его с ума.

Мечеть Абу аль-Кальбина стояла в самом центре грязного местечка, называемого Джерси-Сити. Гамаль на поезде доехал до остановки «Джорнэл-сквер», а потом, следуя инструкциям, двинулся пешком вдоль бульвара Кеннеди.

Окружающее не радовало глаз, но такова уж участь всех мусульман, поселившихся в Америке. Никакой справедливости! К примеру, компания, на которую работал Юсеф, ни разу не освобождала его по пятницам от работы и не позволяла останавливаться на время молитвы, чтобы обратиться лицом к Мекке.

В дверях мечети Гамаль нос к носу столкнулся с незнакомым египтянином. Тот, однако, посмотрел на него так, будто сразу же узнал, причем египтянин явно не радовался встрече.

— Убирайся прочь, еврей! Такие, как ты, нам не нужны.

— Я не...

Дверь тотчас захлопнулась.

Разозленный Юсеф постучал снова.

— Убирайся прочь, сионистское отродье! — сказали ему.

— Я не еврей, я Абу Гамалин, Внушающий Страх.

— Ты лжешь!

— Это правда — клянусь бородой пророка!

— В таком случае назови свою подпольную кличку.

— Повторяю еще раз: я — Абу Гамалин.

— В моем списке нет такого имени, еврей.

— Я не еврей. Иногда меня называют Аль-Махур.

— Нет здесь никакого Аль-Махура. Может быть, ты пытаешься проникнуть в какую-то другую мечеть, еврейская собака?

— В последний раз тебе говорю — я пришел сюда по вызову.

— А я тебе в последний раз повторяю — назови свою кличку, если таковая существует.

Оскорбленный до глубины души, Юсеф Гамаль уже собрался повернуться и уйти, но он слишком долго «спал». И больше «спать» не желал. Ему хотелось вновь почувствовать себя молодым, ощутить в руках тяжесть автомата Калашникова и вдохнуть запах крови неверных.

Поэтому Юсеф топтался на крыльце мечети Абу аль-Кальбина и мучительно вспоминал свою кличку. Впервые ее услышав, он так и зашелся от гнева. Причем был настолько оскорблен, что прозвище напрочь вылетело из памяти. Теперь же Юсеф молил Аллаха, чтобы Всемилостивейший помог ему вспомнить те отвратительные слова.

И Аллах откликнулся на его мольбу.

— Я вспомнил! — перед закрытой дверью выкрикнул Гамаль. — Вспомнил! Меня зовут Юсеф-еврей! Ты слышишь? Юсеф-еврей! Открывай!

• Предыдущая
• 20/57
• Следующая