Последний звонок - Мэрфи Уоррен - Страница 8

• Предыдущая
• 8/28
• Следующая

— И под каким же? — спросил Стэнтингтон.

— Проект «Омега», — ответил Карбенко.

— Никогда не слышал о таком, — начал было Стэнтингтон, но тут же остановился.

Проект «Омега»? Он уже слышал это название. Но когда? И где? Вдруг он вспомнил: это было вчера, ему рассказали о нем, и он его разогнал, потому что никто не знал, что это такое.

— Вы сказали, проект «Омега»?

— Совершенно верно, — подтвердил Карбенко.

— Вы что-нибудь знаете о нем?

— Мы знаем только название, оно занесено в нашу картотеку во времена Хрущева. Еще мы знаем, что это крыша для какой-то организации, рассылающей деньги ЦРУ по всему миру.

— Вы, наверное, не поверите... — начал Стэнтингтон.

— Наверняка не поверю!

— ...Но вы знаете о проекте «Омега» больше, чем мы.

— Вы правы, адмирал, я действительно не верю вам.

— Я не шучу. Я вчера расформировал этот проект «Омега», потому что никто о нем ничего не знал.

— В таком случае вам придется выяснить что-либо как можно быстрей, — сказал Карбенко. — Подобные провокации вызывают у моего правительства несколько более энергичную реакцию, чем у вашего.

— Ну-ну, не расстраивайтесь, Василий, — сказал Стэнтингтон.

— Не расстраиваться?! Один из наших виднейших дипломатов убит вашим агентом, а вы мне советуете не расстраиваться! Теперь я понимаю, что такое эта ваша новая нравственность, которую вы хотели привить в Вашингтоне.

— Я прошу вас!

— Мое правительство, возможно, ответит вам тем же, — сказал Карбенко.

— Постарайтесь поверить нам!

— О, да, вера, это как в Библии, которую вы все так любите цитировать. У нас тоже кое-кто может вспомнить оттуда пару строк.

— Я надеюсь, вы вспомните заповедь «возлюби ближнего своего».

— Скорее слова «око за око, зуб за зуб».

Стэнтингтон встал.

— Василий, — произнес он, — есть только один способ убедить вас, что я говорю правду. Я прошу вас следовать за мной.

Карбенко схватил свою ковбойскую шляпу и вслед за Стэнтингтоном вышел из комнаты. Они доехали на лифте до цокольного этажа, затем пересели в другой лифт, доставивший их на уровень ниже, и, наконец, третий лифт опустил их еще глубже под землю.

— Америка все же удивительная страна, — заметил Карбенко.

— Что так? — спросил Стэнтингтон.

— Вы, американцы, не можете жить без усовершенствований. На лифте всегда можно было ездить вверх и вниз, от подвала и до чердака. Теперь все не так. Я бывал в ваших гостиницах, чтобы перейти там с этажа на этаж, нужно сначала подняться на пятьдесят этажей вверх, а затем уже спуститься вниз. Вы знаете, что в Международном торговом центре в Нью-Йорке вам придется три раза пересесть с лифта на лифт, чтобы доехать от верха до вестибюля? Надо полагать, у вас в университетах инженерам преподают особый предмет: творческий подход к дизайну лифтов.

Стэнтингтон, не видящий в этом ничего смешного, вывел Карбенко из лифта в коридор.

— Вы — первый русский, попавший сюда, — сказал директор ЦРУ.

— Насколько вам об этом известно, — сухо проговорил русский агент.

— Да, это верно.

Стэнтингтон вел русского резидента по длинному лабиринту прямых коридоров. На стальных дверях, встречавшихся им, были не таблички с названиями отделов, а номера.

За дверью под номером 136 они обнаружили лысого человека, который сидел за столом, закрыв лицо руками. Когда адмирал Стэнтингтон вошел, человек взглянул на него, скривился от отвращения и вновь спрятал лицо в ладони.

— Я адмирал Стэнтингтон, — сказал директор.

— Я знаю, — не поднимая головы, произнес человек.

— Вы — Нортон, главный библиотекарь?

— Да.

— Я ищу досье.

— Желаю успеха, — сказал Нортон и махнул рукой по направлению к двери в дальнем конце комнаты.

Стэнтингтон посмотрел на человека, который так и не поднял глаза, затем на Карбенко и пожал плечами.

Они подошли к указанной двери, и Стэнтингтон отворил ее. Она вела в комнату двенадцать футов высотой, размером почти что с городскую площадь. Вдоль стен от пола и до потолка шли ряды библиотечных шкафов, и группа таких же шкафов стояла в центре помещения.

Но сейчас эта комната выглядела так, как будто компания необычайно зловредных домовых трудилась здесь не меньше сотни лет. Все картотечные ящички были открыты. Бумаги, разбросанные вокруг, кое-где покрывали пол слоем в пять футов толщиной. Повсюду валялись папки и скомканные или разорванные документы.

Стэнтингтон ступил в комнату. Он оттолкнул клочки бумаги, которые стайкой собрались вокруг его ног, как осенние листья после порыва ветра.

— Нортон! — заорал он.

Худой лысый человек подошел к нему.

— Да, сэр?

— Что здесь происходит?

— Может быть, вы мне это объясните, — произнес со злостью Нортон.

— Я сыт по горло вашей грубостью! — закричал Стэнтингтон. — Что здесь стряслось?

— А вы не понимаете, адмирал? Это же часть вашей новой политики открытых дверей. Припоминаете? Вы собирались продемонстрировать, как открыто и честно работает нынешнее ЦРУ, и объявили, что намерены соблюдать новый закон о свободе информации. Вы пригласили сюда всех желающих. Они посыпались мне на голову, как саранча, и все с этим вашим заявлением в руках. Вот они-то все и разворотили.

— И вы не пытались их остановить?

— Я пытался, — сказал Нортон. — Я позвонил в юридический отдел, но там мне сказали, что без разрешения суда ничего нельзя сделать.

— Так почему же вы не получили разрешение?

— Я попросил сделать это юристов. Они стали тянуть соломинку, чтобы выяснить, кому идти в суд.

— Это почему еще?

— Они сказали, что всякому, кто этим займется, вы можете оторвать яйца. Или отдадите его под суд.

— Хорошо, хорошо. И кому выпало идти? — спросил Стэнтингтон.

— Никому. Все соломинки оказались короткими.

— И что же вы собираетесь делать? — осведомился Стэнтингтон. — Кстати, сколько вы здесь уже работаете?

— С тех пор, как образовали ЦРУ, сразу после второй мировой войны, — ответил Нортон. — А сейчас я собираюсь дождаться мусорщиков и выкинуть весь этот хлам. А затем я собираюсь подмести пол последний раз, а затем я собираюсь уволиться, а затем я собираюсь послать в задницу все ваше ЦРУ, политику открытых дверей и закон о свободе информации. Надеюсь, у меня хватит на это мужества. Теперь все?

— Не совсем. Мне нужно досье, — сказал Стэнтингтон.

— Скажите мне, какое, и я попрошу мусорщиков приберечь его для вас.

И Нортон, постанывая, вернулся к своему столу.

— Свобода информации, — тихо произнес Карбенко. — Не могу поверить, что вы это сделали. Вы знаете, как мы в России охраняем нашу секретную информацию?

— Могу себе представить.

— Не уверен, что можете хотя бы представить, — возразил русский шпион. — Мы держим ее всю в одном здании, которое окружено высокой и толстой каменной стеной. Стена сама по себе тоже окружена забором, по которому пущено высокое напряжение. Если вы подойдете к забору и каким-то образом ток вас не убьет, тогда вас застрелят. Если вы преодолеете забор, вас разорвут на куски свирепые псы, если, конечно, к тому времени опять же не застрелят. Вы будете застрелены, если коснетесь стены, и если переберетесь через нее, и если подойдете близко к зданию. Если же вам удастся проникнуть внутрь, вас сначала подвергнут пыткам, а затем уже расстреляют. Чтобы воздать вам по заслугам, убьют и вашу родню. О друзьях мы тоже не забудем. А здесь... здесь вы устраиваете проходной двор. — Он присвистнул от удивления. — Скажите, адмирал, вы действительно руководите ЦРУ или это все какое-то телешоу?

— Я, конечно, высоко ценю то, что вы указываете мне, как я должен работать... — начал Стэнтингтон.

— Есть ведь в мире и еще кое-кто, — прервал его Карбенко. — Вы разгоняете агентов и ослабляете свою организацию, и очень скоро этот кое-кто станет слишком самоуверен, решив, что США теперь безопасны, как тигр, у которого выпали зубы.

— Вы говорите о России?

• Предыдущая
• 8/28
• Следующая