Последний крестоносец - Мэрфи Уоррен - Страница 42

• Предыдущая
• 42/47
• Следующая

— Не забудь, Смит хотел, чтобы мы избежали войны, — прошептал Римо.

Чиун заколебался. Наконец его лицо приняло непроницаемое выражение.

— Я пришел как посланец Соединенных Штатов, — негромко и спокойно начал Чиун, и, к его удивлению, по лицу аятоллы скользнула тень замешательства.

— Он боится Америки, а не Синанджу, — прошептал старый кореец Римо.

— По всей вероятности, он не отличит Синанджу от Пекина, — ответил тот. — Советую тебе не забывать об этом.

— К вашим берегам направляется армия американцев-изменников, — продолжал Чиун. — Эти люди подчиняются человеку по имени Слаггард. Американский император не желает, чтобы они причинили вред персиянам, так же не желает он, чтобы им самим, за исключением Слаггарда, причинили здесь вред. Разрешите нам арестовать изменников, и Слаггард, доставивший столько неприятностей Персии, будет отдан вам.

— Эй, это не слишком хорошая идея, Чиун! — возразил Римо, когда услышал перевод тирады своего учителя. — Слаггард, конечно, преступник, но он все же американец. Я не могу допустить, чтобы его отдали на растерзание муллам.

— Тише! — шикнул на него Чиун, снова поворачиваясь к аятолле. — Имам согласен?

Не произнося ни слова, аятолла снова отхлебнул чая, однако на этот раз решил его проглотить.

На помощь имаму пришел генерал Мефки.

— Я могу обещать, что наши войска не станут вступать в бой с этими американцами, если Дом Синанджу обещает заняться ими сам.

— Договорились, — ответил Чиун.

— За Пасдаран я не ручаюсь, — проговорил наконец аятолла. — На все воля Аллаха!

Мастер Синанджу нахмурился.

— Что он хочет этим сказать? — спросил Римо, когда генерал перевел ему слова имама.

— Просто способ уйти от ответственности, — объяснил Мефки. — Религиозные деятели уже не контролируют гвардейцев, которых сами же и напустили на страну, однако признаться в этом не смеют.

— Скажите ему, — заявил Римо, указывая на аятоллу, — что если гвардейцы попадутся нам на пути, мы сотрем их в порошок.

Генерал Мефки перевел, и на лице имама отразился неподдельный страх. Чиун был настолько этим шокирован, что не проронил ни слова.

Наконец аятолла принялся еле слышно бормотать себе под нос:

— Мы пустим ко дну американский флот в Персидском заливе. Настанет время, и мы накажем Великого Сатану, сначала здесь, а потом в его собственном логове.

— Он блефует, — объяснил генерал Мефки по-английски. — Все они одержимы чувством мести. Аятолла уже стар, беспомощен и знает это. Муллы поработили наш некогда великий народ, и теперь всего лишь вопрос времени, когда люди сбросят их иго. У меня есть предложение — на этом мы закончим аудиенцию, а вы отправитесь выполнять свой долг. Даю вам слово, что мы не станем вмешиваться — ни на что большее в этой стране рассчитывать не приходится.

Чиун, судя по лицу, сильно расстроенный происшедшим, приблизился к аятолле и, склонившись над подносом с чаем и пирожными, отвесил имаму глубокий поклон.

— Да продлит Аллах дни вашей жизни, — сказал Мастер Синанджу, выпрямляясь. — Мы уходим, чтобы выполнить поручение нашего императора.

Слабым взмахом руки аятолла дал понять, что отпускает посетителей.

Снаружи, уже стоя на лестнице, ведущей в здание парламента, Римо спросил Чиуна:

— Зачем ты поклонился этой старой развалине?

— В дань уважения.

— Так ты его уважаешь?

— Ровно настолько, чтобы успеть плюнуть имаму в чай, — пожал плечами Чиун и, пока Римо смеялся, обернулся к генералу Мефки: — Я ищу торговца коврами по имени Масуд. Может быть, вы о таком слышали?

— Конечно. Пройдите две улицы на север, потом сверните направо. Но разве вы не торопитесь, чтобы помешать высадке изменников?

— Времени еще достаточно, — отозвался Чиун. — Пойдем, Римо.

Они двинулись по улице, проходя мимо мечетей с голубыми куполами, под заунывные крики муэдзинов, созывавших верующих на дневную молитву.

— Я знаю, что ты задумал, — заявил Римо.

— Неужели?

— Угу. Мы идем за гвоздем. Ты считаешь, что если этот гвоздь преподнести крестоносцам в качестве подарка, они растеряются — ведь им не за что будет сражаться.

— Да, когда мы закончим с остальным.

— То есть как это?

— Сначала я покажу тебе, как нужно покупать персидские ковры, — загадочно ответил Чиун.

Мягкими неслышными шагами Мастер Синанджу вошел в магазин торговца коврами Масуда Аттаи.

— Как вы уже заметили, у меня множество превосходного товара, — сказал Масуд, приветствуя покупателей.

— Хочу показать сыну, как правильно выбрать персидский ковер, — сказал Чиун. — Смотри внимательно, Римо.

Он подошел к высившейся в углу стопке ковров.

— Чтобы понять, не сгнила ли ткань, нужно сделать вот так, — объявил Мастер Синанджу, взяв ковер за угол, и неожиданно резко дернул на себя. Ворсистая ткань резко хлопнула у него в руках.

— Понятно, — сказал Римо. — Этот звук означает, что ковер в отличном состоянии, верно?

— Да он насквозь прогнил! — воскликнул Чиун, подступая к хозяину лавки.

— Вы дернули слишком сильно! — парировал тот. — Попробуйте вот этот, превосходная ткань!

Масуд Аттаи снял со стены ковер для молитв и, сгибаясь под его тяжестью, развернул перед Чиуном.

Мастер Синанджу забрал у него ковер, как будто тот был не тяжелее носового платка. Внимательно осмотрев ворс, он растер на ковре плевок и поднес ткань к носу.

— Отбеливатель! — с отвращением проговорил он.

— Все современные ковры отбеливают, — ответил Масуд.

Чиун бросил ковер на пол.

— Я ищу не подстилку для ослика, а настоящую персидскую работу. Покажите мне самый лучший ковер.

— Понимаю, — отозвался Масуд Аттаи и исчез за занавеской, откуда вскоре вынес тяжелый голубой сверток.

— Это «ладик» — восхитительная вещь. Обратите внимание на повторяющийся узор из тюльпанов. И только ради вас отдаю всего за пять тысяч риалов, — сказал Масуд, расстилая ковер на полу.

Пока Чиун осматривал товар, Римо окинул лавку внимательным взглядом. На стене он заметил обтянутый крепом портрет аятоллы Хомейни, а над ним — тускло поблескивающую шляпку огромного гвоздя, к которому портрет был прикреплен ветхой бечевкой.

Обернувшись к Мастеру Синанджу, Римо заметил, что тот присел на корточки и кудахчет, изучая рисунок лежащей перед ним ткани.

— Неужели это ваш лучший товар? — спросил Чиун. — Какие тусклые цвета. Этот ковер словно... неживой.

Масуд Аттаи всплеснул руками.

— Вы действительно блестящий знаток! Я должен был понять это с самого начала! Это и вправду лучшая вещь в моем магазине, но, как и все ковры сейчас, он соткан из «табачи», шерсти с бойни. Вы правы, этому ковру не хватает искры жизни. Какая проницательность! Так вы его купите?

— Нет, — отрезал Чиун, поднимаясь на ноги.

— Во всем Иране не ткут сейчас ковров, лучше, чем этот, вы не найдете. То, что вы ищите, можно раздобыть только в музее или у частного коллекционера, а не у простого торговца, как я.

— Я в высшей степени оскорблен!

— Прошу прощения, но времена изменились...

— Тем не менее, вы можете загладить свою вину, — продолжал Чиун.

— Скажите — как?!

— Мне нужен вон тот гвоздь.

Масуд Аттаи взглянул в сторону портрета аятоллы и беспомощно развел руками.

— Не могу — это единственный гвоздь у меня в доме. Знаете, теперь это большая редкость.

— Обещаю достать вам другой, который точно никогда не потеряется.

Масуд Аттаи задумался.

— Хорошо, — наконец согласился он.

Мастер Синанджу подошел к портрету и отвязал удерживавшую его бечевку. Взявшись за шляпку двумя пальцами, он осторожно потянул гвоздь на себя. Деревянная стена скрипнула, и Чиун бросил свою добычу Римо.

Затем Чиун аккуратно поднял изображение Хомейни с пола и ударом пальца между глаз намертво пригвоздил портрет к стене.

Масуд Аттаи взвизгнул и разразился причитаниями, призывая Аллаха отомстить за святотатство.

• Предыдущая
• 42/47
• Следующая