Кризис личности - Мэрфи Уоррен - Страница 4

• Предыдущая
• 4/53
• Следующая

— Бог да пребудет с тобой, Римо Уильямс, — произнесла сестра, решительно пожав ему руку. Тем самым она, казалось, хотела сказать: «Мы сделали для тебя все, что могли. Если пожелаешь, возвращайся, но теперь это не твой дом».

Подобная холодность тогда причиняла Римо острую боль. Но потом ему стало ясно: теперь он должен отвечать за себя сам.

В памяти всплыли и другие лица. Римо увидел инструктора полицейской академии, сержанта морской пехоты, Кэти Гилхули, на которой он собирался жениться в самом конце своей прежней жизни. Увидел судью, вынесшего ему приговор, своего адвоката. Все они были куплены — хотя тогда Римо об этом не догадывался. В памяти вдруг всплыли черты Харолда В. Смита — человека, который организовал ту инсценировку. Римо тут же прогнал видение прочь — так же, как поспешил избавиться от образа мастера Синанджу. Сейчас он ему не поможет.

Перед мысленным взором Римо возникло смеющееся лицо маленькой девочки — Фрейи, его дочери от Хильды из Лаклууна, скандинавской женщины-воина, которую он встретил во время одной из своих поездок в Корею. Сейчас они чуть ли не на краю света, вдали от той опасной жизни, которую вел Римо. Римо снова взглянул на свою дочь, и на душе у него потеплело. Собственно, он совсем ее не знает~ Римо тут же отметил, что дочь на него мало похожа.

Тем не менее, лицо Фрейи оживило в памяти какой-то совсем забытый образ. Он разглядывал черты девочки своим мысленным взором, исследовал их вдоль и поперек, пытаясь уловить хоть малейший намек на то, что его интересовало.

Да, разгадка таится где-то рядом, хотя все время ускользает от него.

И все-таки Римо не дал ей уйти.

В серые предрассветные часы ему показалось, что он видит новое лицо — лицо женщины. Раньше он эту женщину никогда не встречал, но в то же время в облике ее было что-то знакомое.

Правильный овал лица и длинные черные волосы~ Добрые глаза и высокий, умный лоб~ Фрейя как будто чем-то похожа на нее — одни и те же глаза.

Все еще пребывая в трансе, Римо протянул руку вперед, словно собираясь коснуться призрака.

Образ исчез. Римо попытался восстановить его, но ничего не получалось.

— Если бы я могла встать~

Голос принадлежал женщине. Но звучал он не в сознании Римо, а наяву. Рядом. С бьющимся сердцем Римо открыл глаза.

Перед ним только могила с его именем, которое могло быть, а могло и не быть подлинным.

Он вновь закрыл глаза, и голос зазвучал снова.

— Если бы я могла встать оттуда, где лежу~

Голос доносился сзади — об этом говорил Римо его слух. Но остальные органы чувств, доведенные длительной тренировкой до предела человеческих возможностей, свидетельствовали, что позади него живого существа нет. Не слышно биения сердца, движения крови по венам и артериям. Затылок и руки не чувствовали тепла человеческого тела.

Однако звук был совершенно реальным. Барабанные перепонки Римо все еще чувствовали вызванные им колебания воздуха.

Римо поднялся на ноги, напряженный, сжатый как пружина и готовый ко всему.

На него бесконечно печальным взглядом добрых глаз смотрела женщина. Туго завязанные в пучок волосы оказались такими же черными, как у той, которую Римо только что видел мысленным взором. И глаза были такими же карими.

— Кто~

Она говорила нараспев, как будто декламировала поэму.

— Если бы мне удалось встать со своего ложа, я со всех сторон увидела бы горы. А еще там протекает поток под названием Смеющийся ручей. Если ты найдешь место моего упокоения, то найдешь и меня.

— Что?

— Если найдешь меня, то найдешь и его.

— Кто~

— Ты должен его найти, сын мой.

— Сын? — Сердце чуть не выпрыгнуло из груди Римо. — Ма~ — Конец слова невольно застрял у него в горле. Ни одну женщину он прежде так не называл.

— Для меня все уже кончилось, но твой отец жив.

— Кто он?

— Он тебе известен, сын мой. — Женщина подняла руку и протянула ее к Римо.

Он подался вперед, пытаясь унять дрожь в правой руке.

Прежде чем их пальцы успели соприкоснуться, женщина исчезла из виду. Перед ним лежали только опавшие листья.

Филин, молчавший в течение последнего часа, вдруг возобновил свое уханье:

— Угу~ угу~ угу.

Римо Уильямс стоял рядом со своей могилой и дрожал всем телом. Со времен Вьетнама он не содрогался от страха. С тех пор как много лет назад он познал истинную любовь, не дрожал от предвкушения. И он не дрожал от какого бы то ни было желания с тех пор, как пришел в Синанджу.

Теперь же Римо трясся всем телом, испытывая сразу все, вместе взятое. Он видел свою мать! Она с ним говорила! Римо понял это со всей определенностью — не только разумом, но всем своим существом.

Он не был брошен!

Римо упал на колени, и на глинистую почву полились слезы облегчения.

Распластавшись на своей могиле, в которой на самом деле лежал другой, он проспал до рассвета, когда его вмиг разбудило восходящее солнце.

Римо встал и, не оборачиваясь, зашагал к машине.

Он посмотрел в зеркало памяти и увидел в нем истину.

Пришло время искать себя.

Джек Колдстад очень не любил, когда приходилось заниматься «наложением ареста на имущество в рискованных случаях».

Это была самая неприятная и самая опасная часть его работы в качестве специального агента отдела криминальных расследований Федерального налогового управления. Граждане обычно проявляли повышенную чувствительность, когда от них настойчиво требовали уплаты налогов или собирались наложить арест на имущество и банковские счета. Собственно, «повышенную» — не то слово! Они поднимали безумный крик, угрожали убийством, если от них не отстанут, а когда это не помогало, обещали покончить жизнь самоубийством. В общем, форменный бедлам.

Но по крайней мере в таких случаях их предупреждали заранее. Сначала присылали письмо, в котором давали тридцать дней на уплату налогов. Если его игнорировали — присылали следующее, в котором давали девяносто дней. Потом следовали настойчивые телефонные звонки. Короче, предусматривалась целая серия мер, призванных измотать мошенников и подчинить их налоговому кодексу. Обычно люди сдавались. Мало кто был способен продолжать сопротивление много месяцев подряд — особенно сопротивление такому безликому орудию дядюшки Сэма, как ФНУ.

Но в тех случаях, когда существовал большой риск исчезновения имущества неплательщика, закон предоставлял ФНУ право отложить в сторону собственные правила и наброситься без предупреждения. Официально это называлось «наложением ареста на имущество в рискованных случаях». Для кого только эти случаи рискованные — вот в чем вопрос!

Вы являетесь вооруженным, с соответствующим предписанием в руках, при необходимости выламываете дверь и конфискуете спорное имущество, в то время как нарушитель налогового законодательства истошным голосом зовет своего адвоката. И никаких вежливых извещений, никаких предупреждений — вообще ничего.

Обычно несговорчивый налогоплательщик тут же накладывал себе в штаны от страха.

Иногда, правда, бывало и по-другому.

За свою долгую карьеру Джеку Колдстаду не раз приходилось конфисковывать дома боссов мафии и других злостных неплательщиков, которые в случае промедления наверняка бы унесли ноги. И только изредка ему приходилось сталкиваться с сопротивлением или вступать в перестрелку.

В последние десять лет все изменилось к худшему. Все изменилось с появлением кокаина и его производных — крэка, кранка и прочего дьявольского зелья. Все изменилось с появлением крупных наркодельцов, обладающих неограниченной финансовой мощью и желающих любой ценой сохранить свою империю белого порошка. Наркобароны оставались единственной группой населения, которая так и не научилась бояться ФНУ.

Как только служба взялась за наркодельцов, правила игры изменились. Пуленепробиваемые жилеты стали неотъемлемой частью жизни ФНУ. Так же, как и 9-миллиметровые пистолеты, дробовики и — это коснулось ФНУ в первую очередь — потери. Агенты стали погибать при исполнении обязанностей. Некоторые становились мишенями для убийц. Чтобы защитить своих агентов от мести наркомафии, им было разрешено работать под вымышленными именами. Это были уже совершенно другие правила игры.

• Предыдущая
• 4/53
• Следующая