Мир по дороге - Семенова Мария Васильевна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/72
- Следующая
Странница покинула костерок и вышла за ним к месту схватки. При луне она снова показалась ему девочкой. Она взяла у него браслет, повертела в руках и сокрушённо сказала:
– Эти несчастные заблудились на пути жизни ещё беспросветней, чем мне казалось вначале. Они подняли руку на жреца!
Или ограбили того, кто прежде них святого человека убил, добавил про себя Волкодав, но вслух ничего не сказал. Чего ради открывать рот, если в том нет крайней нужды.
– Эй, Айсуран! – обернувшись к костру, окликнула странница. – Тут не твоего мальчика одежда? Браслет жреческий?..
Венн запоздало сообразил, что жестоко покалеченный парень в самом деле – насколько за синяками удавалось распознать черты – мог сойти за белобрысого жителя Халисуна. А там, как известно, поклонялись Лунному Небу.
Во дела! Саккаремка наследного врага от разбойников берётся оборонять, по горам его на себе волочёт, как внука родного… Может, на свете что-то стряслось, а я и не знаю?
Вернувшись к костру, странница извлекла из перемётной сумы горшок и сняла с него крышку. Волкодав уловил тёплое дыхание подошедшего теста. Оторвав кусочек, женщина ловко скатала в ладонях колбаску и намотала на палочку. Потом ещё и ещё.
– Мои братья и сёстры служат Кан Милосердной, – сказала она, укрепляя палочки в камнях, чтобы хлебные завитки румянились над рдеющими углями. – Мы странствуем во имя нашей Богини, постигая мудрость и красоту мира. Мы смиренно помогаем всякому, кто нуждается в помощи. Люди называют меня Кан-Кендарат.
– О, так ты жрица, – сипло прошептал белобрысый. – Боги благословили эту тропу…
Он силился улыбнуться, но губы слушались плохо. В щёлочках заплывших глаз отражалась одна боль.
– Божественный смысл порой ускользает от смертных, – вздохнула мать Кендарат и покосилась через плечо туда, где смутно виднелась большая куча камней. – То, что кому-то – благословение, другому может показаться несчастьем… Ты ведь и сам носишь жреческий браслет, сын Лунного Неба?
От Волкодава не укрылось, с каким напряжённым вниманием горянка Айсуран смотрела на юношу, ожидая ответа. То, что мог произнести халисунец, почему-то очень много значило для неё. Волкодав и сам не отказался бы узнать, какая нелёгкая занесла чужеземного жреца в Саккарем, да ещё в подобную глушь. Он укорил себя за праздное любопытство. Ему ни малейшего дела не было ни до белобрысого, ни вообще до кого из этих людей. Он проводит их до ближайшего жилья и распрощается. Хватит уже и того, что помстившийся голос бросил его в чужую драку… притом зря, если верить этой… как её… Кан-Кендарат.
– Ношу, но не на руке, а лишь в сумке, поскольку у меня нет на него законного права, – по-прежнему шёпотом, останавливаясь передохнуть, выговорил халисунец. – Я всего лишь нерадивый сын пекаря… – Он шевельнул рукой с зажатым в ладони браслетом. – Госпожа, ты бросишь его в глубокое озеро, если Лан Лама унесёт Иригойена, младшего в роду Даари?
Айсуран вздрогнула и потянулась к нему, словно приготовившись защищать Иригойена от халисунского провожатого душ, вздумай тот прямо сейчас явиться перед ними в свете костра.
– Думается, Праведные Небеса твоей веры тебя всё-таки подождут, – поворачивая палочки другим боком, усмехнулась мать Кендарат. – Ну а ты, почтенная сестра моя? – обратилась она к горянке. – Можем ли мы как-то утолить нужду, выгнавшую тебя из-под крова?
Хлебные колбаски вовсю подрумянивались, испуская самый лучший, по мнению Волкодава, запах на свете. Нелетучий Мыш уже перебрался хозяину на колено и откровенно облизывался, жадно шевеля носом.
– Я ходила помолиться у святой могилы неподалёку, – тихо ответила Айсуран. – И мне даже показалось, что Богиня, Зрящая на Лозы, меня услыхала…
– По ночным горам! – неодобрительно качнула головой Кан-Кендарат. – В одиночку! Должно быть, зря врут люди, будто в ваших краях не слишком спокойно?
Горянка улыбнулась:
– Сама ты не так ли странствуешь, почтенная госпожа?
– Милосердная Кан ограждает меня от опасностей, подстерегающих одинокого путника.
– Твоя Богиня могущественна, но и Заступница Саккарема умеет оградить Своё племя, – с достоинством ответила Айсуран. – Государь Менучер в самом деле ведёт бой с непокорными, так что многие боятся сюда заезжать. Однако мой народ никто не трогал даже во дни Последней войны. Эти горы – наш дом, а чего мне бояться у себя дома?
Волкодав опустил глаза. Где оно, такое место, где мужчина может спокойно отправиться в путь, доподлинно зная, что в его отсутствие избу не сожгут и не ограбят враги, где женщина, встретив в ночных горах чужого мужчину, радушно и безбоязненно говорит ему «здравствуй»?
Волкодав очень хотел бы там жить… Он даже думал когда-то, что его родной дом и был этим сокровенным, Богами оберегаемым местом. Все дети так думают, если только судьба к ним хоть сколько-нибудь справедлива. Теперь ему трудно было поверить, что подобный край существует где-нибудь на земле. И он помнил испуг в глазах Айсуран, когда та смотрела на него после схватки с разбойниками.
Кан-Кендарат поудобнее устроилась на подстилке:
– Удивительные вещи говоришь ты, сестра. Племя, осенённое равной благосклонностью шада Менучера и его заклятых врагов! Должно быть, вы, подобно виллам, обитаете в орлином гнезде, до которого просто никому не добраться? Или так страшно мстите за любую обиду, что с вами предпочитают не связываться?
К некоторому удивлению Волкодава, Айсуран рассмеялась:
– Всё куда проще, почтенная госпожа. Даже мергейты Гурцата Жестокого понимали вкус вина и его цену. Дело в том, что Богиня вырастила дивную лозу, дающую урожай только в нашей долине. Если увезти черенки, они примутся, зацветут и принесут ягоды, но у гроздьев будет совсем другой вкус. Это знают и нынешний государь, и молодой Тайлар Хум, предводитель бунтовщиков. Вздумай они обрушиться на нашу деревню – и кто год спустя поднесёт им напиток, вызревший под землёй, в запечатанных дзумах?
Злокозненный разум тотчас подсказал Волкодаву ответ. Другие виноградари, которых можно будет поселить в ваших опустевших домах. Такие же умелые, только более покорные. Вслух подобные вещи произносить, конечно, не стоило, да он и не собирался.
Не очень понятное, но мощное внутреннее чувство заставило его тотчас отодвинуть эти мысли прочь, словно они, даже не будучи произнесены, могли накликать беду…
Судя по выражению лица, мать Кендарат подумала примерно о том же. Но вместо того, чтобы пуститься в спор с Айсуран, она неожиданно повернулась к венну.
– Ну а ты, малыш? – спросила она. – Кого нам благодарить за спасение?
Теперь на Волкодава смотрели уже все. Даже приоткрывший один глаз халисунец. Венну сделалось отчётливо неуютно. Может быть, оттого, что в голосе жрицы внятно прозвучала насмешка. Пока он соображал, что могла значить эта насмешка и как вообще отвечать, не сорвавшись снова на свист, странница вдруг добавила:
– Только не говори мне, будто в Самоцветные горы шёл надсмотрщиком наниматься. Драться ты не умеешь.
После этого отвечать расхотелось совсем, и Волкодав промолчал. Если бы у костра сидели одни мужчины, он, пожалуй, просто поднялся бы и ушёл. Благо начал этот путь в одиночку, никому не обещал подмоги и сам не ждал подставленного плеча. В особенности на первых же шагах. Однако он успел решить про себя, что проводит женщин и беспомощного сына пекаря до ближайшего поселения. Поэтому Волкодав просто уставился в костёр и остался сидеть.
Хватит и того, что голоса этих людей, превращённые причудливым эхом в зов матери, помешали мне в последний раз оглянуться на далёкие зубцы и должным образом покинуть их мир. Кажется, непотребство уже начало выходить мне боком. Схватка, кончившаяся отнятием жизни, распоротое плечо, изгаженная рубаха… Чего ждать назавтра, если так дело пойдёт?
Жрица вытащила палочки из земли и стала раздавать хлебные колбаски товарищам по ночлегу. Когда дошла очередь до Волкодава, он, не поднимая глаз, молча помотал головой.
- Предыдущая
- 4/72
- Следующая
