Белые рабыни - Мэрфи Уоррен - Страница 29

• Предыдущая
• 29/35
• Следующая

Генерал огляделся по сторонам. Костер погас. Часовых, расставленных накануне по краям лагеря, на постах не было. В лагере было слишком тихо. Такая тишина опасна. Сон на посту – один из видов тишины, но это была тишина иного рода. Это было безмолвие, безмолвие смерти, оно висело в воздухе вместе с туманом.

Ободе подошел к костру и носком ботинка ткнул в угли. Ни огонька, ни искорки. Он снова оглядел лагерь. Ближайшей к нему была палатка генерала Батлера, ее полог был еще закрыт. Повсюду на траве лежали спальные мешки солдат, но солдат в них не было.

Он услышал какой-то звук и поднял голову. Кусты скрывали от него слонов, прикованных цепями к деревьям. Несмотря на овладевшее им дурное предчувствие. Ободе улыбнулся, подумав о слонах. Хорошая это была идея – взять с собой слонов. Они издавна внушали лони священный ужас.

Лони наверняка заметили вчера этих слонов, вышагивавших вместе с солдатами, и, должно быть, это нагнало на них страху. Сегодня Ободе с солдатами возьмут штурмом главный лагерь лони, и лони будут взирать на резню, которая за этим последует, как на неизбежность, с которой нельзя не смириться. Да, это была очень неплохая идея. Великие полководцы прошлого, такие, как Ганнибал и… «Во всяком случае, Ганнибал, – подумал Ободе. – Ганнибал и Ободе – неплохо звучит!»

Непобедимый слон – подходящая эмблема для полководца.

Он хотел было разбудить Батлера, но потом передумал и решил дать тому возможность получше выспаться. Для военного – как бы он ни был предан или храбр – сон перед сражением еще важнее, чем для футболиста. Ободе начал продираться сквозь кусты. Впереди, ярдах в сорока, он увидел неясные серые очертания слонов, но с ними тоже было что-то не то. Издали их тела казались какими-то безжизненными, странными. А что это там перед ними на земле? Медленно, с опаской Ободе приближался к слонам через редеющий с каждым шагом кустарник. Тридцать шагов, двадцать… И тут он увидел совершенно отчетливого, отчего его пальцы невольно поднялись к губам, как у мусульманина, молящего о пощаде.

Очертания слонов казались странными потому, что у них не было бивней.

Как мошка, которую вопреки ее желанию притягивает огонь, Ободе подошел поближе. Бивни у всех слонов были обломаны у самого основания. Остались только жалкие, с рваными, зазубренными краями пеньки, напоминающие больные зубы, требующие врачебной помощи.

И бугры на земле. Это были солдаты, и ему не надо было вглядываться, чтобы увидеть, что они мертвы. Тела скрючены, конечности неестественно вывернуты, а у шестерых из грудных клеток торчали слоновьи бивни, пригвоздившие их к земле.

Движимый инстинктом долга, всплывшим в памяти правилом, согласно которому старшина должен быть абсолютно уверен в фактах прежде чем докладывать о них своему командиру, Ободе, потрясенный, охваченный ужасом, все же подошел ближе.

На земле, возле ноги мертвого солдата, он увидел клочок бумаги. Ободе нагнулся и поднял его. Это была записка, написанная карандашом на обороте военного приказа, взятого, видимо, у одного из солдат. В записке говорилось:

"Ободе.

Жду тебя в деревне лони".

И все. Ни фамилии. Ни подписи.

Ободе оглянулся вокруг. С ним прибыло два взвода солдат. Кто-то из них должен быть где-то здесь, поскольку общее количество трупов никак на два взвода не тянуло.

– Сержант! – рявкнул Ободе. Звук его голоса пронесся по равнине, оставляя позади себя мили предгорий, и постепенно ослабевая, безответный, умер где-то вдали.

– Лейтенант! – заорал он. Было похоже, что он кричал в бездонный колодец, в котором звук голоса замирал, не вызывая ответного эха.

Никаких признаков его солдат.

Целых два взвода!

Ободе еще раз посмотрел на записку, которую продолжал держать в руке, целых десять секунд сосредоточенно думал, потом бросил бумажку, повернулся и побежал.

– Батлер! – закричал он, подбежав к его палатке. – Батлер!

Генерал Уильям Форсайт Батлер появился из своей палатки заспанный, продирая глаза.

– Да, господин президент?

– Давай, давай быстро! Сматываемся отсюда!

Батлер потряс головой, пытаясь сообразить, что, собственно, произошло. Ободе пулей пролетел мимо него в свою палатку. Батлер посмотрел на лагерь. Вроде, ничего необыкновенного. За исключением… за исключением того, что нигде не было видно ни одного солдата. Он последовал за Ободе в его палатку.

Ободе с ожесточением натягивал белую гимнастерку.

– Что случилось, господин президент? – спросил Батлер.

– Потом расскажу. А сейчас уходим отсюда!

– А где часовые?

– Часовые убиты или сбежали. Все до одного. И слоны. У них вырваны бивни. Уходим. Уходим, потому что я не хочу иметь никакого дела с тем, кто способен без единого звука и без всякого следа, за одну ночь перебить солдат и искалечить слонов. Сматываемся отсюда, приятель.

Прежде чем Батлер успел что-либо сказать, Ободе выбежал из палатки. Когда Батлер выскочил вслед за ним, он увидел в первых лучах занимающейся утренней зари генерала Ободе за рулем одного из джипов. Генерал повернул ключ в положение «зажигание», но ничего не произошло. Он попробовал еще раз, потом, выругавшись, тяжело спрыгнул на землю и подбежал к другой машине.

Она тоже не заводилась.

Батлер подошел к джипу и открыл капот. Под ним было месиво: выдернутые и оборванные провода, разбитая аккумуляторная батарея, превращенный в черный порошок трамблер.

Батлер осмотрел остальные четыре джипа, стоявшие на поляне. Они были в таком же состоянии.

Он вскинул голову к Ободе, продолжающему горестно возвышаться за рулем первого джипа.

– К сожалению, генерал, – доложил Батлер, хотя он вовсе не был уверен, что сожалеет об этом, – если мы куда-нибудь и двинемся, то только пешком.

Ободе взглянул на Батлера.

– Отсюда нам не выбраться. Здесь даже лони смогут перебить нас как мух.

– Так что же нам делать, господин президент?

Ободе обрушил свою огромную, как окорок, лапищу на рулевое колесо и погнул его, заставив машину закачаться на рессорах.

– Проклятье, – заорал он. – Тогда будем делать то, что всегда должна делать армия. Мы наступаем!

Пока Римо спал, принцесса Саффа выскользнула из его хижины и вернулась в ту, где спала Хиллари Батлер.

Смутное беспокойство преследовало Саффу весь этот день. Всю жизнь она ждала, когда же, наконец, сбудется легенда; теперь люди из легенды были здесь; скоро лони снова обретут власть; и все-таки чувство тревоги не проходило.

С легендами никогда не бывает просто. Существует много путей их осуществления. Разве они не приняли вначале Батлера за Мастера из легенды? Он отказался от своей прежней жизни в Америке ради того, чтобы стать другом лони, так что его можно назвать умершим. А его возвращение к лони? Разве оно не соответствует утверждению легенды о том, что дети лони вернутся домой? Именно так думала Саффа, но оказалось, что она ошиблась.

А разве не может быть других ошибок? Ты глупышка, дитя. А как насчет Ободе? Ты уверена, что это он – злой человек из легенды? И что Римо предстоит встретиться с ним сегодня лицом к лицу? Да, да! Ну, а Старейший? Ты сомневаешься, что он вернет лони их былую храбрость, мудрость и благородство? Нет, нет!

Саффа скользнула в хижину, в которой спала молодая американка. Она мягко опустилась на корточки возле ее изголовья. Девушка дышала размеренно и легко, в углах губ играла слабая улыбка. «Она выздоровеет, – подумала Саффа, – потому что тот, кто видит сны, будет жить».

Она положила руку на бледную руку Хиллари и задумалась, глядя на контраст. К чему все эти беспокойства насчет цвета кожи? Кожа есть кожа – черная она или белая, или желтая, как у Чиуна. Важно то, что у человека под кожей; его мысли, сердце, душа. Она смотрела на Хиллари Батлер: разве между различными племенами не может быть так, как между ней и Хиллари? Может быть, вражда между лони и хауса прекратится, если только они будут считать друг друга людьми, хорошими ли, плохими, пусть совсем другими, но людьми.

• Предыдущая
• 29/35
• Следующая