Белая вода - Мэрфи Уоррен - Страница 4

• Предыдущая
• 4/56
• Следующая

Дверь захлопнулась. Дурной признак. В таком помещении не допрашивают.

— Я хотел бы объяснить... — начал Роберто.

Его слова остались без внимания. Рабочие в ярко-оранжевых куртках и черных резиновых сапогах длинными вилами подбирали внутренности и сбрасывали в чан. Там вращались какие-то острые лопасти или что-то в этом роде. Они гудели, перемалывая костистую рыбу, чтобы кости стали мелкими, мягкими и удобоваримыми.

— Мы не брали треску. Мы выслеживали Патриарха. Понимаете?

Роберто повторил слово «треска» и освященным веками жестом показал ее длину. Разумеется, размаха его рук не хватило показать размер трески, за которой он следил на своем эхолоте.

Белолицые громко засмеялись. Рыбацкая байка. Они решили, что он рассказывает рыбацкую байку. Это было ясно.

Роберто стал лихорадочно вспоминать португальский в поисках общих слов, которые мог бы понять француз. В этих языках было много общих корней. Может, хоть так они смогут понять его. Можно еще договориться с этими людьми, пока еще ничего не случилось. Он вспомнил французское название трески и сам удивился, что помнит.

— "Морю", — неуверенно пролепетал он, ковер кая произношение.

Один из рабочих показал рукой на чан, где перемешивалась рыба.

— "Пуассон ша", — ответил он. В голубой улыбке появилась красная щель — будто скумбрию взрезали.

— А?

— "Пуассон ша".

Улыбка стала шире, красные десны и раскрытые губы гротескно выделились на фоне белого грима.

— Рыба-кот! — воскликнул Роберто. — Да, рыба-кот. Понимаю.

Но он ничего не понимал. При чем тут рыба-кот? В холодных водах Атлантики ее не ловят. Это пресноводная рыба. Что они называли «рыба-кот»?

И тут его внезапно осенило. Это не рыба-кот. Рыба для кошек! Они делают пищу для кошек! Это они и хотели сказать.

На обветренном лице Роберто Резендеса отразилось облегчение, и он глуповато улыбнулся.

Именно в этот момент двое подошли и выпотрошили Карлоса. Это случилось с ошеломляющей быстротой.

Двое белолицых. Они шагнули вперед, взмахнув длинными рыбацкими ножами, и один всадил лезвие в ничего не подозревающего Карлоса справа, а другой — слева. В живот. В самый низ. Ножи соприкоснулись с глухим лязгом глубоко в кишках старшего сына Роберто Резендеса, и Роберто вскрикнул вместе с Карлосом. Как стереозвук.

Одновременно с ними вскрикнул Мануэль. Взметнувшееся лезвие ножа отделило ему нос. Он упал у ног своего владельца, абсолютно не изменив формы. Мануэль побежал. Точнее, попытался.

Кто-то поддел его крюком, как рыбу. Шестом с крюком на конце, за спину. Как рыба, Мануэль рухнул на грязный пол и забился, когда гарпун пронзил его беспомощное тело. Острие издало невыносимый скрежещущий звук, скользя по живой кости.

Старший Резендес, подняв пудовые кулаки, уже бросился на защиту сыновей, когда двое с рыбацкими ножами выдернули их и повернулись к нему.

Лезвия были красны от крови Карлоса. Роберто смотрел, не веря своим глазам. Это кровь его сына на этих ножах. Его кровь. Кровь, которая веками текла в жилах рода Резендесов. А эти... эти сумасшедшие французы пролили ее с такой легкостью, будто рыбу потрошили.

С перекошенным лицом Роберто рванулся схватить ножи. Они были остры, но его гнев острее. Он выкрикивал проклятия, которые опасался произносить вслух даже его дед. Он проклинал этих мясников, когда его твердые пальцы схватились за окровавленные клинки, а белолицые выдернули их, оставив на ладонях Роберто кровь — кровь его сыновей или его собственную. Не важно. У них была одна кровь, и он отдаст ее всю, чтобы отомстить за свою семью.

Лезвия плясали и рубили воздух, рассыпая на каждом взмахе капельки крови. Несколько их попало на лицо Роберто. Ему в глаза. Их стало жечь. Он чувствовал вкус крови сквозь плотно сжатые зубы и осыпал своих врагов мерзкими португальскими ругательствами, которые они не понимали и не могли понять, потому что говорили только на дурацком французском.

Лезвия с тупым звуком врубались в тело Роберто Резендеса, отсекая куски, как топоры от бревна, только из этого бревна хлестала кровь. Сыновья его лежали на полу в смертной муке, а он пытался ударами рук и ног достать белолицых палачей, а те подскакивали и отскакивали, отхватывая куски его плоти.

Конец для него наступил тогда, когда один сделал отвлекающее движение, а второй скользнул в сторону и двумя умелыми взмахами ножа отсек бицепс.

Он тут же отскочил назад, держа на острие окровавленного ножа кусок мяса, который только что был плотью Роберто, и метнул его назад через плечо. Мясо плюхнулось в чан, пустив облако клюквенного сока, и тут же было поглощено бурлящей массой.

Теперь Роберто знал свою судьбу. Он станет едой для кошек. Его никогда не найдут, даже никто не узнает о его участи. О судьбе его сыновей. Ни Эсмеральда, ни Эстебан. Ни внуки, которые когда-нибудь родятся, чтобы носить имя Резендес.

— Зачем вы это делаете? — вскрикнул Роберто.

Ножи нашли его живот и глотку, и в последний момент Роберто Резендес понял, что чувствует рыба, исторгнутая из родной среды, когда какие-то странные твари потрошат ее для неизвестной цели.

Эта последняя его мысль была особенно горькой. Он — человек. Он стоит на вершине пищевой цепи. Это абсурдно — быть убитым, чтобы накормить собой ленивых кошек где-то за тридевять земель. Пусть эти кошки сами охотятся на рыб и добывают себе пищу. Пусть едят рыбу, а не португальцев.

В последний момент жизни ему вспороли живот. Он уже не мог сопротивляться. Послышался мерзкий звук рвущейся мышечной ткани, как будто буря рвет парус. Роберто смотрел, как полетели в чан с рыбными отходами серые скользкие петли, которые были его кишками.

«Санта Мария, — взмолился он. — Взываю к тебе — пошли на землю мстителя. Потому что я ничем такого не заслужил. Я только ловил рыбу».

В последнее мгновение он заплакал. И потом слился с рыбами, которые стали его судьбой — как были всю его жизнь.

Его звали Римо, и он не понимал своего задания.

Это не было обычное задание.

Обычно задание имело один из двух видов: либо поразить известную цель, либо проникнуть и идентифицировать неизвестную цель. Потом поразить.

Но на этот раз ничего не было сказано относительно поражения цели.

Это была странность номер один.

Странностью номер два оказался трейлер.

Не то чтобы это могло его остановить. В конце концов трейлер — это просто грузовик-переросток. А грузовики Римо уже водил. Этот трейлер был длиннее и имел куда больше колес, но все равно это был всего лишь грузовик.

Инструкции были достаточно просты: взять трейлер в точке рандеву А, подогнать его к точке в и ждать.

— Ждать чего? — спросил Римо у лимонно-кислого голоса в телефоне.

— Сейчас вам не надо знать.

— А потом надо будет?

— Вы будете знать, что делать, когда придет время.

— Это как? — спросил Римо Харолда В. Смита, своего босса.

— Все улажено. Машину вам нагрузят, твое дело — отвезти груз.

— Отвезти куда?

— Позвоните мне с дороги.

— С дороги куда? На север, на юг, на восток или на запад?

— К востоку от Любека вам ехать некуда. Въедете прямо в залив Фанди.

— Неплохой выход, — буркнул Римо.

— Выполняйте инструкции. Ошибиться вы не можете.

— Раз вы так говорите, — согласился Римо. — Что-нибудь еще, что я должен знать?

— Да. Как выжимать сцепление с двойной перегазовкой.

— Я спрошу у кого-нибудь, — ответил Римо и отправился на поиски мастера Синанджу.

Чиуна дома не оказалось.

— Должно быть, пошел прогуляться, — проворчал Римо и хотел было оставить записку, но в единственной во всем доме авторучке не оказалось чернил. А гусиное перо и чернила, которыми пользовался упрямый Чиун, были крепко заперты, поэтому Римо заскочил в магазин на углу и позвонил в собственный дом из автомата, наговорив сообщение на автоответчик. Это обошлось ему в десять центов, но он решил, что дело того стоит.

• Предыдущая
• 4/56
• Следующая