Тайна музейного экспоната - Биргер Алексей Борисович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/29
• Следующая

— Ну… такой, — Груня изобразила руками нечто горообразное.

— И ничего? В смысле, по характеру?

— Да мне трудно сказать…

— Вот дочка говорит, что он добрый, — кивнула на Любовь Александровну старуха. — Только, говорит, простодушен малость, как иногда водится за спортсменами. Он что, совсем тупой?

— Ну… — Груня задумалась. Она вспомнила, как братья не могли поделить «символический» доллар, как Андрей никак не мог изобрести способ дать Любови Александровне знать, что он находится в вагоне, и должна была признать про себя, что умом влюбленный волейболист не блещет. Хотя, наверно, он и в самом деле достаточно добродушный мужик — ведь брат, которому не нравится его влюбленность, «доставал» его, если прикинуть, не меньше недели — и дразнил, и язвил, и нотации читал небось — пока дело не дошло до драки. Если бы кто-то вздумал дразнить саму Груню, то дело дошло бы до драки за пять минут! Так что, пожалуй, да, в определенной покладистости Андрею не откажешь. Что до остального… — А зачем вообще женщине умный муж? — осведомилась девочка. — Лучше всего, когда у жены на двоих ума хватает и она все решает за обоих. Главное, чтобы любил, заботился и на руках носил. А этот Андрей на руках носить сможет — факт. Хоть всю жизнь!

Мать и дочь расхохотались так, что, казалось, вагон развалится на части.

— Ты сама до этого дошла или вычитала где-нибудь? — спросила старуха, приходя в себя и утирая слезы, выступившие от смеха.

— Точно не помню, — ответила девочка. — Может, и прочла где-нибудь. Но, — несколько высокомерно добавила она, — это и мое личное мнение!

Обе женщины опять расхохотались.

— Ты нас уморишь! — сказала Любовь Александровна. — Такую законченную феминистку я не встречала.

— Я не феминистка, — гордо ответила Груня. — Я самостоятельная!

— Хорошо, самостоятельная, иди, пока мы не задохнулись от смеха, — совсем развеселившаяся старуха дружелюбно махнула девочке рукой, отсылая ее.

Груня вышла из купе, и в коридоре ее догнала Любовь Александровна.

— Если сможешь, передай Андрею, что, если он отправит брата на концерт Анджеловой, а сам не пойдет, то мы сможем тихо повидаться. Я бы и в его купе могла заглянуть, пусть только передаст через тебя, как у него дела.

— Хорошо, — сказала Груня. — Я все сделаю!

Вернувшись в купе, она огорошила друзей очередным поворотом — будто мало неожиданностей и встрясок было у них сегодня.

— Внимание! Все другие дела побоку! На нас возложено важнейшее задание — мы должны организовать встречу влюбленных!

— Значит, первое, — теперь Груня взяла командование на себя, а остальные сидели вокруг и внимательно слушали. — Надо оповестить Андрея, что букет доставлен. Во-вторых, надо придумать для него причину, по которой он не пойдет на концерт. Ведь самостоятельно он может не сочинить ничего вразумительного и только лишний раз поссорится с братом. Далее, мы встречаемся с ним и эту причину ему втолковываем.

— Погодите, — сказал Витька. — Андрей — это тот, у кого нос разбит, или тот, у кого фингал под глазом?

— Тот, у кого фингал под глазом, — сообщил Мишка.

— Так в чем же дело? — спросил Витька. — Он не пойдет на концерт, потому что стесняется фингала, вот и все!

— Ты гений, Витенька! — Груня захлопала в ладоши. — Теперь надо придумать, как поговорить с Андреем, чтобы все это ему объяснить.

— Боюсь, тут без помощи Сашка не обойдешься, — пробормотал Мишка. — Эх, как бы ему дать знать, что он должен потолковать с Андреем отдельно!

— Нет, — твердо сказал Витька. — Привлекать Сашка мы не имеем права. Приказ Крокодила Гены.

Мишку так и подмывало поведать, что в этом приказе произошли изменения, но он сдержался и опять промолчал.

— Хорошо, предоставьте это мне, — сказал он. — Я ведь уже общался с Андреем, значит, он не удивится, увидев, что я подаю ему знаки — мол, хочу поговорить. А вот если у меня не получится, тогда и будем думать, что делать. Но, честное слово, я — самый надежный вариант.

— Пожалуй, да, — согласилась Груня. — Далее, когда вы уходите на концерт, я отправляюсь рисовать в последнее купе и сообщаю Любови Александровне, можно ей отправляться на встречу с Андреем или нет. Но я должна сообщить, что все в порядке. Это — дело нашей чести!

— Сообщишь, — убежденно сказал Мишка. — Ну, что, я опять пошел — вылавливать Андрея. Ведь времени на самом-то деле остается не очень много.

— Давай, ни пуха ни пера! — пожелали ему друзья.

— Будем надеяться, у него все получится, — сказала Груня, когда Мишка вышел. — А если не получится…

— То я бы предложила обратиться за помощью к Игорю и Алексею, — подала голос Поля. — Они очень здорово умеют найти подход к любым людям, и вообще они настолько хорошие друзья, что им не страшно довериться…

А у Мишки все сложилось даже лучше, чем он ожидал. Андрей стоял в коридоре и, опершись на поручень, глазел на зимнюю ночь. На его лице явственно читались мучительная тревога и нетерпение. У него хватило смекалки встать перед самой дверью второго купе, между первым и третьим, так что его не было видно ни из первого, ни из третьего — а второе принадлежало Сашку, который сейчас сидел с его братом. Впрочем, дверь третьего купе и так была плотно закрыта и из-за нее доносились мощный храп начальника-«индюка» и тоненький посвист его секретаря.

— Ну, что? — тихо спросил он Мишку, когда мальчик облокотился на поручень рядом с ним и тоже уставился в окно.

— Все замечательно! — шепотом сообщил Мишка. — От букета — полный восторг. Пусть ваш брат идет на концерт, а вы не пойдете, сославшись на то, что вам неудобно появляться на концерте с фингалом. Когда вагон практически опустеет, она с вами встретится.

— А с Любой-то мне будет удобно встречаться, с фингалом? — нервно спросил Андрей, ощупывая свой глаз.

— По-моему, вполне, — твердо сказал Мишка. — Ведь, в конце концов, вы получили фингал из-за нее.

— В общем, да, — подумав, согласился Андрей. — Ведь этот несчастный призовой доллар был только последней каплей… — И, еще помолчав, тихо добавил: — Брат боится, что у нас сыгранность пропадет, если я, женившись, начну основное время уделять семье, а не тренировкам. Но он не прав. Меня это только подхлестнет.

Этот парень не понравился Мишке при первом появлении, тогда он показался просто надутым и мрачным «лбом». Но после этих слов Мишка проникся к нему симпатией. Одно то, что он вел себя как большой ребенок — точнее, как впервые влюбленный мальчишка, — показывало, насколько он по складу характера добродушен. А уж подраться из-за девчонки и Мишка бы мог — если б, конечно, втрескался, чего с ним пока не случалось.

— Ладно, — сказал наконец Андрей. — Попробую остаться. Наверно, Серега будет только доволен, что он один букет вручать будет, а не мы вместе. Примет это как признание моей неправоты. Но мне-то на это наплевать по большому счету, да?

— Совершенно наплевать! — подтвердил Мишка, сказав то, что желал услышать Андрей.

— Ну и славно! — Андрей кивнул своим мыслям и вернулся в купе. Мишка, продвинувшись по коридору, увидел, как он присоединяется к своему брату и Сашку, который так до сих пор и сидел со спортсменами. Мишка стал раздумывать, как привлечь внимание Сашка и под каким предлогом поговорить с ним наедине, и тут его окликнул проводник, вышедший к титану:

— Чего маячишь? Чаю, что ли, хочешь?

— Да нет, — ответил Мишка. — Так, в окно смотрю.

Из четвертого купе — купе Самсонова — донесся взрыв смеха. Насколько Мишка мог разобрать, смеялись двое. По тембру голосов он определил, что человек, находящийся сейчас с Самсоновым, — это Игорь. Выходит, он добрался-таки до Самсонова со своей «учетной» бутылкой коньяка, пока ребята совещались в «мальчишечьем» купе. А Алексей, наверно, довольный, что опять может спокойно изучать книгу шахматных дебютов или посапывать, опустив раскрытую книгу себе на грудь.

• Предыдущая
• 19/29
• Следующая