Последний дракон - Кобербёль Лине - Страница 19

• Предыдущая
• 19/64
• Следующая

В конце концов он сам спустился вниз. Я лежала и, по мере того как смеркалось, боролась со сном, потому что сон украдет у меня время; когда я проснулась бы вновь, мы, может статься, увидели бы Дунарк. И время было бы упущено.

По другую сторону занавески раздался тихий стук.

— Кармиан?

— Да?

— Можно войти?

— Если тебе так уж непременно хочется!

На этот раз она не поправила рубашку ни в одну, ни в другую сторону. Она лишь выпрямилась и отбросила русалочьи волосы назад, так что они, спустившись вниз по ее спине, напоминали., нет, не водопад, скорее, огненный поток.

— Она спит? — тихо спросил он.

— Нет, — ответила я. — Она не спит.

Он поглядел на меня. Свет от одинокой масляной лампы, неровно падая на его лицо, заставлял Нико выглядеть куда старше, чем он был на самом деле. Почти старик…

— Было бы лучше, если бы ты спала, — тихо сказал он.

— Да, но я не могу. Неужто так удивительно? Завтра — слышал? — мы будем в Дунарке.

Он кивнул:

— Да, таков план!

— План! Нико… У тебя вообще есть какой-то план? План… заставить первого встречного драконария убить тебя?

— Дина! Я ведь не идиот!

Нет! Идиотом он не был. Но он не был и самим собой…

— Кармиан! — вымолвил он. — Я хотел бы поговорить с тобой.

— Говори!

Он покачал головой:

— Не здесь. Поднимайся со мной на палубу. Дина, ты останешься здесь. Понятно?

— Нико, мне нужно…

— Нет! Ты останешься здесь. Обещай мне это!

Он задержал мой взгляд гораздо дольше обычного. Нико так никогда и не смог до конца забыть, то у меня когда-то были глаза Пробуждающей Совесть и порой этот дар возвращался в самые неожиданные моменты. Может, в этом ничего особого не было. Человек, которого долго и основательно допрашивала Пробуждающая Совесть, как однажды моя мать допрашивала Нико… этого так скоро не забудешь.

— Обещай мне это, — повторил он.

Я кивнула:

— Я останусь здесь.

Кармиан стояла, скрестив руки, и наблюдала за нами.

— Ты уверен, что нам не стоит связать ее безопасности ради? — спросила она, и я не поняла, шутила она или нет. Ей же совсем не нравилось караулить меня день напролет. Уж это я хорошо знала.

— Когда Дина дает слово, она держит его. Разве это не так?

— Хорошо, я сдержу слово.

И я вправду его сдержала. Во всяком случае в те пять минут, которые потребовались Нико и Кармиан, чтобы подняться на палубу и начисто забыть обо мне.

Это было не потому, что мне было так легко… ну… посулить… Я ведь знала: слово я не сдержу. С матерью, такой как моя, ты ведь будто воспитан для чего-то другого… Но я говорила самой себе, что это ради самого Нико и просто необходимо. Я знала, что отец мой не колебался бы ни одной секунды.

Они стояли у борта, может, в десяти — двенадцати шагах от открытого люка. Наверху было еще чуточку светло. Там, где сливались море и небо, по-прежнему светился золотистый край солнечного заката. Они беседовали меж собой, или вернее, больше что-то говорил Нико, а Кармиан слушала. Но если мне нужно услышать, что там говорят, стоит подойти поближе.

С флейтой было бы куда легче. Но даже без нее…

«Гляди на волны, — думала я. — Смотри на чайку, что ныряет так круто вниз над гладью темных вод…»

Если кому-то скажут: «Не гляди на меня», то он, само собой, смотрит на этого человека. Отец учил меня, что от такого нечего прятаться. Нельзя заставить людей не глядеть на тебя. Но люди устроены так, что могут видеть только что-нибудь одно зараз, да и то не как следует. Если Кармиан и Нико смотрели на что-либо одно, они не смогут увидеть меня. Так просто, собственно говоря. Флейта действовала на людей, потому что привлекала их внимание, а они сами этого не замечали. Флейта заполняла их голову мыслями и снами, а глаза их не видели то, что хотел скрыть чернокнижник.

Но у меня не было флейты. А может, все-таки…

«Глядите на закат солнца! Глядите на отсветы, что пляшут на воде! Гляди на волосы Кармиан, что пляшут на ветру! На меня не глядите!»

И этого они не делали. Я встала на четвереньки, подползла чуточку ближе.

— Это важно, — сказал Нико. — Когда я завтра сойду на берег, она останется здесь. И независимо от того, как пойдут дела, ее следует отправить домой, в Высокогорье.

— И кто, по-твоему, должен этим заняться? С ней не так-то легко управиться. Она вбила себе в голову: ей, мол, нужно следить за тобой, или что-то в этом роде, а она упряма, все равно что сатана!

— Я знаю. Но, Кармиан, в прежние дни, в те старые времена… В тот раз, когда ты и Пролаза держали ваше мелкое заведение…

— Нико, ты обещал, что ты не…

— Да! И я никому об этом не скажу.

— Эти богатые старые дураки, скареды, которые хорошенько не знали, на что им тратить свои деньги. Они что, по миру пошли из-за того, что мы немного облегчали их кошельки? Их по-княжески обихаживали за те монеты, могу тебе рассказать…

— Разумеется! Но не в этом…

— А его повесили, Нико! Ты знал об этом? А он никогда даже мухи не обидел, он не угрожал людям и не нападал на них. И все-таки они его повесили. И это справедливо?

— Нет! Нет, это несправедливо!

— Может, ты думаешь, что теперь мне нужно лечь с ними? Да, молодой господин, там, откуда я родом, не так уж много других способов для молодой девушки заработать на пропитание.

— Кармиан, я ведь говорил, я никому об этом не рассказываю. Но вот что я хочу знать: что вы делали, чтоб они не просыпались до времени?

— Маковый сок в вине…

— О… Это не опасно?

— Никто никогда не жаловался. На это, во всяком случае.

— У тебя не осталось ничего такого?

Короткое молчание…

— Возможно, — ответила она выжидающе и настороженно.

— Хорошо! Немного макового сока в стакан питьевой воды Дине, может, и немного вина туда же. А когда она проснется, все уже будет позади. Так или иначе. Разве нельзя так поступить?

Кармиан долго стояла молча. Я не могла отчетливо видеть ее лицо, но плечи ее, казалось, были напряжены.

— Почему ты так печешься о ней? — в конце концов спросила она. — Дина прибегает, тайком проникает на борт — а как она вела себя… и все это твоя вина, что она вообще влезла в это…

— Я только не хочу, чтоб она помешала.

— Прекрати, Нико! Я тебя знаю. Здесь замешано куда больше, чем ты говоришь. Корабельщики злятся, что она здесь. Энок клялся, что она троллево отродье, а не то ей не проникнуть на борт, так чтобы он этого не заметил. Однако Мате сказал, что ты чуть ли не вырвал волосы у Вороны только потому, что он лишь заикнулся о выкупе. Она что, твоя сводная сестра или кто-то в этом роде?

— Разумеется, нет. Я лишь в долгу перед ее семьей… в довольно большом… Я обязан им жизнью, руками и ногами, жалкими остатками своей чести… И это только первое, что приходит в голову.

Она фыркнула:

— Чести… На честь нужны средства. И не тебе бы бить в родовой щит и вопить о чести.

— Честь имеет много обличий, — ответил Нико. — Самоуважение, например. И полагаю, даже самый жалкий попрошайка в Грязном городе может обладать собственным понятием о чести. Я знаю, у тебя есть своя… Иначе я бы не послал тебе то самое письмо. Иначе я бы не стоял здесь сейчас и не передавал бы свою жизнь в твои руки.

«Этого не хватало! — подумала я. — Брось это! Не полагайся больно на нее. Недолго проживет тот, кто полагается на такую Кармиан».

Она выпрямилась и резко отвернулась от него, словно у нее исчезло всякое желание смотреть ему в глаза.

— У тебя столько тонких чувств, — тихо сказала она. — Не все могут позволить себе такое…

— Кармиан…

— Нет. Не смей глядеть на меня такими глазами. Ты ведь так не думаешь. Девчонку там внизу ты хотел бы обернуть ватой, чтоб она, упаси нас от беды, ни капельки не ушиблась. А меня!.. Обо мне у тебя и мыслей таких нет.

— Ты взрослая девочка, Кармиан. Разве не так ты всегда себя называешь? Ты можешь позаботиться о себе гораздо лучше, чем большинство других людей. Но я не принуждаю тебя к чему-либо. Если ты охотней останешься здесь завтра…

• Предыдущая
• 19/64
• Следующая