Сибирская амазонка - Мельникова Ирина Александровна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/86
• Следующая

Благодаря подзорной трубе, которую ему с трудом, но удалось изъять из цепких ручонок близнецов, Алексею в первые два часа своего ночного бдения уже многое удалось рассмотреть. Правда, он и без трубы догадался, чьи темные фигуры соскользнули с полчаса назад с чердака и, крадучись, нырнули в ворота.

Вдобавок он успел разглядеть, что вокруг пояса то ли Сашки, то ли Шурки (ночью близнецы и вовсе были на одно лицо) намотана веревка, одеты они в темные одежки и шапки, а лица измазаны сажей, а то и просто грязью, чтобы не отсвечивали в темноте. По всему выходило, что, несмотря на юный возраст, братья имели довольно богатый военный опыт, наверняка заработанный на чужих огородах, где, как известно, и морковка слаще, и огурцы крупнее...

Близнецы исчезли в направлении лагеря экспедиции. И хорошо, если они просто выполнят просьбу Ивана не оставить его обитателей без внимания, а то вдруг вздумают снова полезть к ящикам? Поэтому, помимо наблюдения за баней и ближайшими окрестностями, Алексей то и дело напрягал слух, ожидая, что ночная тишина взорвется вдруг криками и, не дай бог, выстрелами.

Но он не мог покинуть своего поста на крыше, чтобы предотвратить попытки близнецов сунуть свой нос туда, где, не задумываясь, им способны и головы оторвать за чрезмерное любопытство... Оставалось надеяться на благоразумие юных лазутчиков и их осторожность. Вряд ли им захочется нарваться на новую затрещину. К тому ж сорванцы не должны забыть о строгом запрете отца на всякие попытки разузнать то, что им не положено...

Алексей понимал, что эти доводы – всего лишь жалкие и безуспешные попытки успокоить себя и сосредоточиться на наблюдении за огородом и банькой. Но что ему оставалось делать? Разорваться на две части – себе дороже станет, поэтому, предоставив событиям развиваться своим чередом, он обреченно вздохнул и еще плотнее закутался в одеяло.

Из-за горизонта вынырнул молодой месяц. Света его явно не хватало, чтобы улучшить видимость около бани, но все ж сквозь окуляр подзорной труды Алексею удалось разглядеть пробой и висячий замок на дверях. В самой же бане – ни огонька, ни звука, точно так же, как и поблизости. Единожды прошмыгнула по ее крыше кошка, перескочила на забор и сгинула по другую его сторону в кустарнике, отделяющем усадьбу атамана от леса. Тайга начиналась буквально в десятке саженей от нее, и днем тень огромных пихт, смыкавшихся в сплошную стену, достигала бани и грядок с огурцами.

После джигитовки, как и следовало ожидать, баню так и не затопили. Атаман пояснил, что среди недели это не с руки, поэтому помылись прямо во дворе, обливая друг друга из ведра прогревшейся за день водой из дождевых бочек. Не зная истинной причины, они могли бы поверить Никите Матвеевичу, но только не теперь, когда уверились, что баня используется не по назначению и в семье атамана это тщательно скрывают.

После ужина Иван стремительно занемог, даже не остался попить чаю, и удалился на сеновал еще до того, как стемнело. Свое желание лечь спать пораньше он объяснил еще и тем, что завтра придется вставать на восходе солнца, чтобы отправиться на Пожарские озера. Путь предстоял трудный, поэтому атаман не протестовал, когда Алексей тоже поднялся из-за стола, только приказал Гаврюхе, чтобы тот проследил, насколько хорошо будут завьючены и подготовлены к дальнему переходу лошади, в том числе и верховые. Близнецов тоже отправили спать, и они без обычных в подобных случаях оговорок забрались на чердак, где по летнему времени были устроены для них лежанки.

Поднявшись на сеновал, Алексей обнаружил, что вместо Ивана под одеялом покоится свернутый в тючок старый армяк, который Вавилов умыкнул еще днем из сеней. Судя по всему, первая часть их плана была выполнена. Ивану удалось незаметно проникнуть в огород и спрятаться на задах бани.

Можно было на время успокоиться, но все ж странное предчувствие не покидало Алексея с того самого момента, как он узнал в толпе казаков Евпраксию, и оно же подсказывало ему, что их завтрашний поход вряд ли состоится. С прибытием в станицу отряда Корнуэлла, явления Голдовского, а после еще и «офени» оно и вовсе переросло в убежденность, что им придется завтра задержаться в станице, и хорошо, если не до конца отпуска.

Правда, докладывать Ивану о своих тревогах он не спешил, чувствуя, что приятеля тоже обуревают не слишком приятные мысли, делиться которыми он пока не собирался. Вероятно, потому, что, подобно Алексею, до конца еще не разобрался, чем грозит им столь неожиданный поворот событий. Единственное обстоятельство пока не вызывало у них никаких сомнений, что Евпраксия, Голдовский, глухонемой «офеня» и сэр Корнуэлл – звенья одной цепочки. И теперь предстояло выяснить, по какой причине и сколь крепко схватились между собой эти совершенно, казалось бы, разнокалиберные кольца.

Едва слышно скрипнула, открываясь, входная дверь. Алексей напрягся, вглядываясь в темноту. На крыльце появилась атаманша. Она окинула быстрым взглядом двор, прошлась им по сеновалу, затем спустилась по ступенькам вниз и направилась в огород. Опять постояла некоторое время возле забора, прислушиваясь и озираясь по сторонам. Было тихо, даже пес не возился в своей конуре, и не всхрапывали в конюшне лошади.

Видно, окончательно успокоившись, Елена Сергеевна заспешила к бане. Алексей слышал, как лязгнул пробой, значит, открыла замок. Атаманша вошла в баню, и через мгновение в окне появился слабый огонек – она зажгла то ли свечу, то ли керосиновую лампу.

Алексей навел трубу на окно, но обзор закрывала занавеска, и он ничего не увидел. Тогда он перевел ее на заросли лопуха. Они по-прежнему не шевелились, и Алексей даже забеспокоился: неужто Иван заснул? Но тут же себя успокоил: не тот человек Вавилов, чтобы прошляпить решающий момент. Ведь от этого тоже зависит, состоится ли их отпуск, или сгорит он синим пламенем, как...

Но представить, как именно сгорит их отпуск, ему не пришлось, потому что на пороге дома появились Гаврила и атаман. Перебросились шепотом парой фраз и направились – Шаньшин – в огород, к бане, а Гаврюха – к сеновалу. Алексей только успел юркнуть под одеяло и подправить лежащий вместо Ивана тючок, как Гаврюха появился в проеме лаза на сеновал. Долго вглядывался в «спящих», затем уселся к ним спиной на верхней перекладине лестницы и притих.

Алексей едва сдержался, чтобы не выругаться. На этот раз атаман решил подстраховать себя от нежелательных свидетелей, тем самым подтвердив, что дела сегодняшней ночью замышляются нешуточные. Одного не учел Шаньшин, что Иван окажется сообразительнее и еще с вечера займет свой пост. А вот его, Алексея, стреножили, как глупого стригуна, и теперь ему ничего не оставалось, кроме как надеяться, что атаман не вздумает устроить ревизию зарослям за баней.

Время тянулось невыносимо медленно. Он не смел даже перевернуться с боку на бок, чтобы не вызвать нового интереса Гаврюхи к своей персоне. Но молодой урядник, видимо, был настолько сосредоточен на событиях, происходящих в огороде, что даже не повернул головы, когда Алексей все же решился сменить положение и проделал это более шумно, чем положено спящему. По той причине, что руки и ноги затекли до невозможности и не слишком слушались своего владельца.

Он прикрыл на мгновение глаза. А когда открыл их, Гаврила исчез, словно и не маячила его фигура еще секунду назад на фоне светлого проема. Алексей полежал некоторое время, прислушиваясь. Затем откинул одеяло и подполз к выходу. И чуть не вскрикнул от неожиданности. Лохматая голова возникла в проеме. Сверкнули белки глаз на темном лице. Сердце у Алексея ухнуло в пятки. Но, слава богу, это был не Гаврила, а Иван. Вавилов на ходу сбросил с себя тужурку, стянул сапоги и нырнул под одеяло. Зубы его выбивали дробь, а руки были холодными, как лед.

– Замерз? – не нашелся, что спросить, Алексей.

Иван с готовностью закивал головой и с трудом произнес:

– В-в-выпить... Г-г-где?

Алексей нырнул рукой под подушку. Под ней покоилась плоская фляжка с водкой, залитой еще в Североеланске. Иван схватил ее и сделал несколько торопливых глотков. Алексей поднес ему кусок окорока, который захватил с ужина. Иван с той же готовностью и быстротой расправился с мясом. А после, утерев рот рукавом, откинулся на подушки и умиротворенно вздохнул:

• Предыдущая
• 30/86
• Следующая