Сибирская амазонка - Мельникова Ирина Александровна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/86
• Следующая

– А что батя твой, уже ускакал? – поинтересовался он на всякий случай у паренька.

– Ускакал, – махнул тот рукой. – За ним сотник прислал. Вроде как от грозы в Петровском логу тайга занялась. Поехали поглядеть. Если дождя не будет, – посмотрел он в безоблачное небо, – то и до нас дойдет. В прошлом годе обошлось, слава богу, но дыму было, солнца не видать. А в станице все на мордах мокрые тряпки носили, иначе не продохнешь.

– Слушай, что бы такое придумать, чтоб по огороду прогуляться, а? – Иван огляделся по сторонам. – Банька мне эта покоя не дает. Кого ж они там спрятали, если не хотят нам показать? Может, беглого какого? Но не думаю, что Никита своим положением станет рисковать из-за какого-то варнака. Мы хоть и друзья, но он знает: дружба дружбой, а служба службой. И здесь от меня поблажки не жди.

– Тем более непонятно, если это ребенок. Его-то зачем прятать? И почему в бане? – Алексей склонился к баулу с вещами и вытащил жестяную коробку с рыбачьими принадлежностями. Сегодня они готовились к своему первому походу на реку. Однако ночные события не позволяли сосредоточиться на столь приятном деле, поэтому только им удалось остаться одним, как тема для разговора определилась сама собой.

Все их попытки разузнать что-нибудь у Елены Сергеевны закончились полным провалом. На левой руке жены атамана белела повязка, и она, мило улыбаясь, объяснила, что нечаянно плеснула на ладонь кипятком. Гаврюха же, стоило Ивану самым невинным образом справиться у него по поводу то ли плача, то ли стона, который он якобы слышал сквозь сон, покраснел как рак, отвел глаза и промямлил, что в конюшне сегодня ночью ожеребилась кобыла. Роды были тяжелые, и стонала она, как человек.

Правда, жеребенок, которого им показали, уже вовсю бегал по загону. И его непомерная резвость и веселый нрав только подтвердили подозрения сыщиков, что это совсем не то создание, с которым надо было возиться долгое время в баньке, чтобы вернуть его к жизни. Она била в нем ключом никак не меньше месяца.

– Зря я у Гаврилы про плач узнавал, – огорченно сказал Иван, – теперь они насторожатся, а вдруг мы что-нибудь пронюхали? – Он посмотрел на Алексея: – А может, в лоб Никиту спросить?

– Давай не будем пока. – Алексей замолчал и выразительно посмотрел на приятеля.

Легкий на помине Никита Матвеевич возник на пороге летней кухни, где гости разбирали свои вещи.

– Здоров ночевали? – весело приветствовал их атаман и поочередно пожал каждому руки. – Как спалось на новом месте? – И подмигнул Алексею: – Девки снились?

– Снились, как им не сниться на свежем воздухе, – ответил вместо приятеля Иван. – Всю ночь брыкался, что тот жеребенок, которого сегодня ночью кобыла родила.

– Кобыла? – уставился на него атаман. – Какая кобыла? Розка, что ли? Так она почитай... – Он смолк и обвел гостей взглядом: – Это что ж, Гаврюха вам сказал?

– Гаврюха, – совершенно безмятежно подтвердил Иван, – говорит, сильно мучилась, стонала, плакала, как человек. Да и то, роди такого богатыря, невольно слезами изойдешь.

– Богатыря? – переспросил атаман.

– А кого ж еще? – Иван поднял на атамана по-детски кроткий взгляд. – Мы у загона побывали. Полюбовались на жеребенка. Крепкий чертенок, не скажешь, что этой ночью родился! – произнес он с восхищением, источая при этом чисто ангельское благодушие.

И Шаньшин пусть внешне, но, кажется, успокоился.

– Ну да, – сказал он и окинул взглядом кучу вещей, вываленную гостями на пол. Никита Матвеевич не знал, что они успевали не только вытаскивать вещи из баула и сортировать их на те, что были первой необходимости, и те, что потребуются, когда им придется отправиться в глубь тайги на знаменитые Пожарские озера. Вдобавок ко всему они выстраивали версии, о которых ему пока не следовало знать. – Сейчас близнецов пришлю. Неча баклуши бить, пусть вам помогают. Определю для вас лошадей, чтобы груз на себе не таскать, а мои огольцы вам все, что хотите, покажут и расскажут. Они у меня рыбачки знатные! – с явной гордостью за своих младшеньких произнес атаман. – Бывает, по ведру хариуса за полдня натаскают. И тут же раздерутся. Спорят, у кого больше рыбы-то! Мать их поперек лба рушником отходит, только тогда и успокоятся. А мне так и хлыст приходилось в руки брать. Озоруют, страсть! Может, рядом с вами притихнут на время, да и при деле будут. Вы как на это смотрите? – Он глянул вопросительно сначала на Ивана, потом на Алексея. – Ребятишки они не зловредные и в воровстве не замечены.

– Да что ты нас, Никита, уговариваешь? Мы и сами хотели просить дать нам кого-нибудь в проводники, чтобы лишний раз тебя не отвлекать. А ребятишки нам подходят лучше некуда. Болтаться без дела мы им не дадим, и на озорство у них времени не останется. – Иван улыбнулся. – Позволишь, мы их с собой на озера заберем.

Атаман с явным облегчением улыбнулся и пожал им руки.

– Ну и лады! Славно дело получилось. И вам угодил, и баламутов своих пристроил. Все меньше матери беспокойства! – Он посмотрел на небо и крякнул: – Плохо дело! Погода совсем разгулялась, а надо дождя! Вот так надо! – Он чиркнул себя ребром ладони по горлу. – В Петровском логу полыхает вовсю. Пожар идет верховой, его ничем не остановишь, одна надежда на дождь.

– Есть опасность, что он дойдет до станицы? – спросил Алексей.

Атаман перекрестился.

– Не дай бог! При хорошем ветре за день домчит, на тройке не обгонишь. Сейчас там мои станичники лес валят да лог опахивают, чтобы не дать огню в тайгу вырваться. Тогда нам вовсе с ним не справиться. – Он опять перекрестился. – Все под богом ходим. Видно, чем-то мы его разгневали, но будем надеяться на его милосердие. – Он склонил свою большую голову. – Ну, до вечера! Пожар пожаром, заботы заботами, но джигитовку всенепременно вам покажем. Это уж святое дело!

Никита Матвеевич снова пожал им руки и вышел из кухни. Иван проводил его взглядом.

– Нет, теперь меня и вовсе забирает! Они ведь даже не успели договориться, и каждый врет по-своему, но к вечеру все обсудят. Тогда уж нам вовек ничего не узнать.

– Слушай, а может, не стоит всю эту канитель затевать? Как-то некрасиво получается: нас они привечают, из кожи вон лезут, чтобы угодить, а мы вдруг возьмем да свинью им подложим. Давай не будем спешить, а вдруг все само собой разрешится?

Иван окинул Алексея насмешливым взглядом.

– А кто говорит про свинью? Просто мне хочется проверить, сумеют ли они нас обдурить?

– Ну, давай проверим, – с сомнением в голосе произнес Алексей. Он слишком хорошо знал Ивана Вавилова, чтобы поверить подобным заверениям.

Но на этом их диалог и закончился, потому что на пороге появились близнецы и сразу же подняли шум и гам, обнаружив и не поделив подзорную трубу Ивана.

– Сашка, уймись, паря! Вымахал выше меня, а ума, как у воробья! – строго сказал Вавилов и отнял трубу у того из близнецов, что был пошире в плечах и покрепче в спине. – Если разобьете инструмент, в тайгу ни того, ни другого с собой не возьмем!

– В тайгу? – Близнецы вмиг забыли о распрях. – А не брешешь?

Алексей расхохотался. Лицо Ивана вытянулось от такого панибратства, но что поделаешь? Два лохматых и черноглазых, успевших изрядно загореть и подхватить цыпки на руках дитя природы смотрели на него с таким восторгом и обожанием, что Ивану оставалось только почесать в затылке и сделать вид, будто ничего не произошло. Впрочем, вскоре это у него вошло в привычку.

– Я с вашим батей договорился, возьмем вас на Пожарские озера. Но при условии, что браниться и таскать друг друга за вихры не будете и пообещаете слушаться меня и Алексея Дмитрича беспрекословно.

– Обещаем! Вот те крест! – с готовностью перекрестились близнецы.

Теперь Алексей разобрался, что Сашка – более крепок и солиден для своих тринадцати лет, а Шурка – тонок в кости, подвижен и часто страдает от кулаков брата. А во всем остальном они были на одно лицо. Смуглые и чернявые, как галчата, с лохматыми, некогда стриженными в скобку головами, они и одеты были одинаково: в старые шаровары и сатиновые рубахи, обуты в мягкие сапожки по ноге, а за поясом у каждого, как у заправского казака, нагайка.

• Предыдущая
• 20/86
• Следующая