Грех во спасение - Мельникова Ирина Александровна - Страница 70

• Предыдущая
• 70/108
• Следующая

Проснулась рано и первым делом спросила:

– Сегодня пойдем в тайгу, дедуня?

Глафира опять заворчала сердито:

– Дома делов невпроворот. Лук надо вытаскать, просушить, в плети повязать...

– Все сделаю, тетечка. К обеду сделаю. А после обеда пойдем, дедуня?

– Да что же ты, Васька, – господи, прости меня, грешную – заместо собачонки к нему пристроилась? – окончательно рассердилась Глафира, но на икону перекреститься не забыла. – Виданное ли это дело – девке по горам да лесам скакать?

И тогда Васена, решительно насупившись, попросила:

– Купи мне ружье, дедуня. Я с тобой охотиться буду.

Глафира только руками всплеснула, а дед Ермолай хитро прищурился и неожиданно захихикал:

– А что? Дело ведь девка говорит. Какая никакая, а все подмога. Я уже того, считай, отохотился. Глаза не те, и слышу плохо. Намедни в кочку вместо утки стрелил.

– Все равно это не бабье дело, старый! – не сдавалась Глафира, но дед отшучивался:

– Так и Васька покуда еще не баба!

Пришлось Глафире сдаться, да и где уж устоять одной против двоих!

– Развяжи мошну, доставай деньгу! – скомандовал дед.

– Вот-вот, – запричитала Глафира, – опять в девчонкино приданое лапу запускаешь?

– Не бойся, не пропью, – успокоил ее супруг, – сама знаешь, сколько возьму, все возвращаю. Ермолай дело знает! Наперед надо купить, потом копыта обмыть. Доставай, старая, пока я не разозлился.

Вздыхая и причитая, полезла Глафира в подполье. Достала надежно припрятанный кисет. В кисете лежали Васенкины деньги, когда-то выплаченные ее матери заводской конторой за погибшего мужа. Дед вытребовал у Глафиры еще иголку, новую, не использованную, и пошли покупать ружье в заводскую лавку.

Ружей в лавке было более десятка. Матово поблескивая обильно смазанными стволами, стояли они до поры до времени в деревянных гнездах, дожидаясь, когда придут дед Ермолай и Васена, чтобы выбрать самое лучшее из них.

Прасковья Тихоновна, присутствовавшая при покупке, посмеиваясь, вспоминала, как сияли при этом девчоночьи глаза, как довольно щурился и кряхтел старый Ермолай.

Васена точно прилипла к прилавку, не в силах отвести взгляда от ружей. У нее даже дух перехватило от предвкушения радости: подумать только, скоро одно из них станет ее собственным!

Сперва дед Ермолай прибросил каждое ружье на вес, отобрал четыре самых легких и выложил их рядком на прилавок. Потом взял одно из них и передал Васене.

– Держи эдак! – И показал, как держать: левой рукой за конец ствола, правой – за ложу, курком вверх.

Руки у Васены тряслись, как овечий хвост, от нетерпения и сильнейшего волнения.

– Не дергайся! – прикрикнул на нее Ермолай.

Достал из кармана завернутую в чистую тряпицу иглу и осторожно уложил вдоль ствола, перед тем сильно его намуслив.

Иголка не скатилась, лежала плотно.

– Добро! – сказал Ермолай и, ухватясь правой рукой наизворот за шейку ложи, стал медленно поворачивать ружье так, что конец ствола описал в воздухе полный круг.

Васена, Прасковья Тихоновна и ее ныне покойный муж Захар, тоже, кстати, отменный рыбак и охотник, а также все пребывавшие на тот момент в лавке терзинцы наблюдали за дедом, затаив дыхание.

Иголка, хорошо заметная на темной поверхности ствола, по-прежнему держалась плотно и падать не собиралась.

– Добро! – повторил Ермолай, закончив оборот, и приказал Васене: – Сними иглу!

Тот же самый прием дед повторил и с остальными ружьями. Но из трех только еще одно удержало иглу на полном обороте.

– Ну, которое из двух возьмем, дочка?

Перескакивая взглядом с одного ружья на другое, Васена даже покраснела от возбуждения, боясь ошибиться.

– Вот это! – и показала на то, у которого ложе темнее и курок с красивой насечкой.

– Сейчас проверим, верный твой глаз ай нет? – усмехнулся Ермолай.

Он снял оба ружья с прилавка, поставил их прикладами на пол и, накрыв ладонями концы стволов – правой ружья, выбранного Васенкой, левой – другого, с силой надавил. После этого показал девчонке обе ладони. На правой кольцевой оттиск был четче, а выпуклый кружок темнее.

– Выходит, глаз твой верный, – похвалил воспитанницу Ермолай и подал ей ружье с темным ложем и красивым курком.

...Так и стала Васена Колобова охотницей.

Стрелять она научилась быстро. Глаз у нее был верный, а главное, молодой. Вскоре Ермолай стал сопровождать ее в тайгу лишь «для порядку». Васена скрадывала уток по озеркам, била тетеревов в перелесках, а Ермолай посиживал себе на полянке у костра либо дремал в балагане на мягкой подстилке из пихтового лапника. На его долю оставалось лишь отнести добытую дичь на господскую кухню.

Через год уже на пару с воспитанницей он стал пропадать из дому на неделю, а то и на полмесяца, и итогом этих ходок по никому не известным местам стала поначалу новая изба, потом десяток овец, две коровы, три лошади... Дед и Васена теперь отправлялись в тайгу верхами, а в помощь Глафире наняли двух работников. И немудрено, хозяйство разрасталось, а Глафира и в прежние-то времена была не ахти какой хозяйкой.

А в Терзе окончательно уверились в том, что дед где-то втихую моет золотишко, но теперь уже вместе с Васеной. Однако какие бы попытки ни предпринимались выследить девку и старика, ни одна из них не увенчалась успехом. Тогда в поселке решили, что деду не иначе сам лешак помогает, благо, и обличьем они, похоже, один в один...

Со следующей осени дед и вовсе перестал ходить в тайгу. Не успевал он за легкой на ногу Васеной.

Глафира по первости корила Ермолая, что отпускает девчонку в тайгу одну, потом смирилась, постепенно привыкнув и к тому, что Васена сменяла ухват и прялку на ружье. С той поры, когда девушка первый раз отправилась на охоту, жить стало поначалу сытнее, а потом и достаток появился...

Дед Ермолай, записавшись в домоседы, быстро одряхлел и только в теплые летние дни спускался с печи на крылечко погреть на солнце старые кости. Так протянул он еще два года и отдал богу душу. Васена похоронила его рядом с могилами отца и матери и в восемнадцать лет стала полной хозяйкой в доме и кормилицей окончательно обезножевшей тетки Глафиры...

Охотничий промысел пошел ей на пользу. Здоровьем она и в детстве была не обижена, теперь же, исхаживая каждый день по тайге десяток, а то и более верст, летом – пешком, зимой – на лыжах, – и вовсе окрепла, выровнялась, налилась силой.

И собой стала пригожа – румяная, круглолицая. Глафира, любуясь, как заплетает Васена свою длинную косу, потихоньку вздыхала: всем взяла девка, и умом, и статью, только вот о замужестве слышать даже не хочет. Да и за кого идти, спрашивается? Мужиков хоть и много, но все в основном семейные, а из холостых – или пьяницы, или страсть какие балованные, им что баба, что девка, поиграют и бросят...

И Глафира поучала Васену:

– Ходи с оглядкой. С парнями дружбу не води. Сладок начин, а конец всегда один. Пуще всего не верь мужикам, все они жеребячьей породы...

На хороводы она и при Глафире не ходила, а после ее смерти – тем более парней не привечала, и не только потому, что были они прилипчивы и нахальны, особенно казаки из конвойной команды, за себя она постоять умела, а оттого, что еще в марте углядела стройного и красивого парня, оттуда, «из Расеи», но не смела подойти первой, и если бы не тот случай на источниках... Заглянули в ее душу темные Антоновы глаза, да и забрали девичье сердце в полон на вечные времена...

Васена и Маша одновременно в разных концах Терзи вздохнули и перекрестились, не подозревая, что мысли их самым странным образом совпали и текли какое-то время в одном направлении. Живое сердце к живому льнет. А где оно, это сердце, чтобы отозвалось и забилось так же сильно, как бьется и трепещет в смятении взволнованное женское сердце?..

– Барыня, барыня! – Истошные крики Лукерьи оторвали Машу от грустных мыслей. – Смотрите, какая дура идет!..

• Предыдущая
• 70/108
• Следующая