Грех во спасение - Мельникова Ирина Александровна - Страница 103
- Предыдущая
- 103/108
- Следующая
– И тебя даже не интересует, люблю ли я тебя?
– Меня это очень интересует, но я не смею надеяться...
– Скажи только, ты действительно очень огорчился, когда узнал, что вместо Алины приехала я?
– Дурочка, – Митя поднялся с колен и вновь сел рядом с ней, – как ты могла поверить в ту ерунду, какую я тебе наговорил в нашу первую встречу? Я с самого начала знал, что ко мне едешь ты, а не Алина. И когда Мордвинов сообщил об этом, я даже не поверил в свое счастье. Но я всегда помнил твои слова. Помнишь, ты мне заявила: «Я лучше выберу каторжника в коростах, чем тебя!» Ты словно напророчила мою судьбу, но я не был уверен, что ты все-таки выберешь меня! Пойми, я не только не хотел, я отчаянно боялся твоей жалости. Поэтому и злился поначалу, но лишь на себя. Почему, думал я, все так гадко складывается, почему эта милая девочка должна страдать по моей милости? И даже стоя у последней черты, а я единственно так мог расценивать свое положение, когда Мордвинов распорядился отправить меня в Иркутск, я вспоминал только о тебе и был почти на грани безумия, потому что мне не позволили попрощаться с тобой.
– Я знаю об этом, – сказала Маша тихо, – я всегда чувствовала, даже когда была совсем еще маленькой, что мы обязательно будем вместе. И что бы ни происходило в нашей жизни, я всегда верила: это всего лишь испытания, которые посылает нам судьба, чтобы проверить нашу любовь.
– Нашу любовь? – Митя привлек ее к себе. – Я не ослышался, ты сказала: «нашу любовь»? Неужели ты все-таки любишь меня?
Маша положила ему руки на плечи и впервые в жизни открыто, без тени смущения встретила его взгляд:
– Я очень люблю тебя, Митя! И сколько помню себя, всегда любила, с самого детства. Правда, окончательно поняла это только после нашей встречи в Полетаеве. К сожалению, к тому времени Алексей уже сделал мне предложение, иначе я бы никогда не согласилась выйти за него замуж. И еще я думала, что это единственный способ забыть тебя. Но у меня ничего не получилось, Митя! – Маша беспомощно посмотрела на него и вдруг расплакалась. – Я не смела надеяться, что ты когда-нибудь полюбишь меня. Ты столько раз говорил мне, что не мыслишь своей жизни без Алины...
Митя не дал ей договорить, осторожно опустил на одеяло и приник к ее губам...
И очнулись они лишь тогда, когда солнце коснулось верхушек кедров. Ощутимо похолодало. Митя закутал свою любимую в одеяло и отнес на руках в избушку. И за два дня и две ночи, что они были одни, Митя и Маша отрывались друг от друга только для того, чтобы поесть на скорую руку и опять вернуться на свое примитивное ложе, где они забывали о своем незавидном положении, о неясном пока будущем. Они любили друг друга с исступлением людей, живущих последний день на земле, не веря в собственное счастье и в то, что их любовь – не сон, что мечты, еще совсем недавно казавшиеся несбыточными, все-таки исполнились и они вместе теперь уже навсегда. И нет таких сил на свете, которые смогли бы их разлучить.
...К вечеру третьего дня вернулась Феодосия. Не одна, а в сопровождении трех угрюмых сивобородых мужиков. Старица запретила Маше выходить из балагана, и она сквозь дверь наблюдала за переговорами, которые Митя вел с мужиками. Через час мужики принялись кивать головами, удовлетворенно поглаживать бороды, и Маша поняла, что дело складывается удачно для обеих сторон.
Вскоре гости отбыли обратно, а чрезвычайно довольный Митя вернулся в избушку и объявил:
– Кажется, дорогая, все поворачивается в нашу пользу. Через несколько дней эти господа отправляются с грузом рухляди, так они называют меха, в Китай и согласились взять нас с собой. До Амура будем добираться на лошадях, это неделя пути, а потом срубим плоты и поплывем до реки Сунгари, правого притока Амура. Там мы расстанемся с нашими приятелями. Они поплывут дальше в Харбин, а мы постараемся добраться до устья Амура уже самостоятельно. По рассказам мужиков, от устья Сунгари не так уж и далеко до моря. Я думаю, это лучшее, на что мы с тобой могли надеяться. Плыть в большой компании гораздо безопаснее, чем одним.
– Но как они согласились?
– Что они, не люди, ничего не понимают? К тому же, я полагаю, они не упустят повода досадить царю-антихристу! А свою благодарность я подкрепил еще Антоновым кисетом с золотом. И это был для них, как я считаю, самый существенный довод. Деньги они не берут, антихристовыми бумажками называют, а золото, говорят, чистое, потому что из земли. Вот и пойми этих божьих людей!
– А ты им сказал, что с тобой женщина?
Митя сконфуженно посмотрел на нее:
– Феодосия предупредила меня, чтобы не говорил им об этом, иначе не согласятся взять нас с собой. Но я не думаю, что это доставит нам какие-то трудности. Все равно мы поплывем на отдельном плоту. Но тебе придется опять переодеться в мужское платье и, очевидно, расстаться с косой.
– Ну, это не самая большая жертва! – улыбнулась Маша.
А Митя прижался губами к ее уху и прошептал:
– Но я всегда буду помнить о том, чем ты пожертвовала в ночь нашей свадьбы. Это была самая восхитительная из всех твоих жертв, и мне хотелось бы, чтобы ты приносила ее как можно чаще!
– Нет, Митя, все-таки ты – поразительно несерьезный человек! – рассмеялась Маша. – Вместо того чтобы основательно задуматься над тем, что нас ожидает, ты вынашиваешь греховные мысли, да еще и меня смущаешь.
– Полностью с тобой согласен, дорогая, но я веду себя несолидно всего лишь потому, что до сих пор не могу прийти в себя от счастья, что ты любишь меня. Поверь, я сделаю все, чтобы наше путешествие закончилось благополучно. Я очень на это надеюсь, а также на то, что все самое страшное уже позади и больше никогда не повторится!
42
С каждым днем погода портилась все чаще и чаще. Хмурое небо опустилось и почти легло на плечи поросших жидким лесом холмов. Река становилась шире и полноводнее, оттесняя правый берег к горизонту. Вскоре и скалы, и вся гряда гор казались уже едва различимой на фоне неба синей полосой.
– Надо идти к берегу, а то так нас, гляди, и в открытое море вынесет, не заметим! – Митя стоял на носу лодки и всматривался в дальний берег, где виднелся светлый квадрат гиляцкого стойбища. Он оглянулся на Машу и улыбнулся ей. – Чует мое сердце, сегодня мы увидим, куда впадает Амур, и дай бог, чтобы Алексей не увел свой «Рюрик» из этих мест.
– Опять ты раньше времени загадываешь, – упрекнула Маша мужа, – уже начало сентября, а он говорил про август...
– Что ж, посмотрим! – глубокомысленно заметил Митя, убирая парус и садясь на весла. – Алешка – человек упрямый и, я уверен, не уйдет из устья, если, конечно, нашел его, до тех пор, пока погода будет позволять проводить исследования. Поэтому я и говорю с такой уверенностью, что мы должны непременно встретиться, если какие-то чрезвычайные обстоятельства ни нам, ни им не помешают.
Прошло две недели с того дня, как они распрощались со своими попутчиками, ушедшими на лодках-плоскодонках вниз по Сунгари. Староверы были озабочены не только тем, чтобы выгодно продать меха, запастись порохом и солью на долгую зиму, но и тем, чтобы присмотреть новые земли для переселения. В Забайкалье староверам становилось с каждым днем труднее: все больше поселков, железоделательных заводов и рудников появлялось в округе.
Савва, старший среди староверов, плывший, по обыкновению, на первом из трех плотов, как-то рассказал Мите, что и в этих местах, по Амуру и его притоку Амгуни, когда-то жило немало русских: были среди них и раскольники, и казаки, и беглого люда много приютили эти дальние земли. Раз в год переваливали горные хребты и приходили из Удского края сюда большие караваны оленей, принадлежащие русским и якутским купцам – людям ловким и оборотистым. Привозили они топоры и пилы, ружья и железо кусками, сукна, мануфактуру. Ходили старинными тропами. Русские поселенцы не позволяли зарастать им с тех пор, как предки их оставили под напором маньчжуров и недальновидных русских чиновников свои города и крепости по Амуру. Купцы были потомками амурских казаков, занимались торговлей в этих краях, несмотря на строжайшие запреты полиции, и считали земли по Амгуни и Амуру своими, исконно русскими.
- Предыдущая
- 103/108
- Следующая
