Антик с гвоздикой - Мельникова Ирина Александровна - Страница 59
- Предыдущая
- 59/70
- Следующая
– Ты кого-то привозил сюда в последнее время? – спросил князь, не глядя ему в глаза.
– О чем ты? – поразился Аркадий. – Если ты помнишь, у меня сейчас другие интересы, чтобы шлюх... – Он прикусил язык и виновато посмотрел на князя. – Прости, я не хотел.
Но тот, похоже, не обратил внимания на прокол приятеля.
– Скажи, а не мог он остаться с прежних времен?
– Прости, Гриша, – рассердился Аркадий, – что ты ходишь вокруг да около? Что ты мне мозги пудришь? Кто сегодня здесь был с дамой, я или ты? И если этот медальон не принадлежит тебе, значит, его потеряла та особа, с которой ты, надеюсь, весело провел время.
Князь глянул на него исподлобья, затем положил медальон во внутренний карман сюртука. По-прежнему молча отвязал Мулата от коляски и вскочил в седло. Аркадий наблюдал за его действиями с крыльца.
– Ты объяснишь или нет, что это за медальон такой? – не выдержал он молчания друга.
Но тот уже на скаку выкрикнул:
– Погоди, самому надо поначалу разобраться.
Василий Ефимович Караваев был в полной растерянности от внезапного визита князя. Он бестолково суетился на крыльце, пытаясь пропустить соседа вперед. И все ж они вошли в дверь одновременно. Массивный бок хозяина притиснул гостя к косяку. Вдобавок Василий Ефимович наступил ему на ногу, отчего и вовсе потерял присутствие духа, а его багровое от смущения лицо покрылось мелким бисером пота.
– Очень рад, очень рад... – Оказавшись в своем кабинете, Караваев несколько успокоился. И даже выдавил кислую улыбку, когда князь поинтересовался причинами, почему он столь долго не посещал Завидово.
– Все дела, – пояснил Караваев, – сами понимаете, покос... Потом проблемы с водой... Я все никак не могу собраться переговорить с графиней. – Он перевел дыхание, словно все это время не дышал вовсе. – Я хотел вас попросить, Григорий Александрович, помочь мне в этом вопросе. Аркадий сказал, что графиня должна быть благодарна вам за то, что ваши люди сделали все, чтобы отстоять скотные дворы в Матурихе. – Взгляд его приобрел тоскливое выражение. – Надеюсь, графиня не связала это с нашей с ней ссорой по поводу дороги?
– Ни в коей мере, Василий Ефимович! Мы ни минуты не сомневались, что вы – порядочный человек, – князь приложил ладонь к груди, подтверждая искренность своих слов. – Графиня призналась мне, что сожалеет о своем поступке. – Здесь князь несколько слукавил, потому что до выяснения подобных вопросов у них с графиней просто не дошло, но продолжал не менее задушевно: – Я понял из ее слов, что она ни в коем случае не будет противиться строительству канала.
Караваев промокнул лоб носовым платком.
– Премного благодарен, Григорий Александрович, за столь приятное сообщение. Но я полагаю, вы приехали не затем, чтобы порадовать меня. Ваш друг Аркадий сообщил...
– Да, – не слишком вежливо перебил князь Караваева, – на самом деле меня интересует ваш гость, барон фон Кромм. Скажите, он прибыл в наши места по вашему приглашению?
– Что вы! Что вы! – Караваев болезненно скривился и снова вытер лоб платком. Руки его заметно дрожали. – Никто его не приглашал. Вы не поверите, но мы едва знакомы. И когда он нагрянул ко мне несколько дней назад, уверяю вас, я был изумлен до глубины души. Его репутация, знаете ли... – Василий Ефимович махнул рукой и отвернулся. – Простите, Григорий Александрович, мне очень неприятно говорить на сию тему... Я пытался объяснить это Аркадию и не понимаю, зачем вам понадобилось допрашивать меня вновь?
– Извините, Василий Ефимович, – голос князя утратил проникновенность, – но ваш гость и его слуга вполне обоснованно подозреваются в поджоге телятников графини и нанесении ей большого ущерба. Аркадий разговаривал с исправником. И так как барон некоторое время жил в вашем доме, то следует полагать, что исправник вправе поинтересоваться, были ли вы в курсе планов своего гостя, а может, сами попросили его помочь вам отомстить графине. Мы с Аркадием наверняка не единственные свидетели ваших угроз. Хотя, по моему мнению, это был минутный порыв, не более. Но как вы докажете это исправнику? Он в минутные порывы не верит!
– Побойтесь бога, Григорий Александрович! – взмолился Караваев, воздев руки горе. Голос его приобрел плаксивые интонации, а лицо исказил нервный тик. – Что вы такое говорите? Я – сообщник этого негодяя? Сие чистой воды наговор! Всякий, кто осмелится утверждать подобную чушь, поплатится за свои слова!
– Я очень хочу ошибиться, Василий Ефимович! – сказал граф устало. – Но еще больше хочу остаться с вами в добрых отношениях. И, поверьте, отнюдь не желаю вам зла. Но вы должны стать со мною откровеннее, чтобы я мог понять, на самом ли деле барон участвовал в поджоге телятников и по какой причине он решился на подобное преступление. В чем графиня провинилась перед ним, если он не остановился перед убийством ее сторожей и уничтожением более сотни телят?
Караваев затравленно посмотрел на него:
– Я почти ничего не знаю, князь, поверьте! Так, слухи кое-какие, домыслы, сплетни, так сказать...
– Я слушаю, – князь вытянул ноги и принял более удобную позу в кресле, – рассказывайте.
– Я плохо понимаю по-немецки, – Караваев нервно хрустнул пальцами, – а барон все время разговаривал со своим слугой на этом языке, но, мне кажется, он угрожал графине предать огласке какую-то тайну. Он надеялся получить с нее триста тысяч и накануне пожара побывал у нее в имении. Графиня его с позором выставила. Барон вернулся сюда вне себя. Весь вечер они громко спорили со слугой в спальне на втором этаже, а окно было открыто и, сами понимаете...
«Ишь, прохвост! – подумал князь про себя. – Он, видите ли, плохо понимает по-немецки. Наверняка стоял под окнами». Но вслух спросил:
– Они что-то говорили про пожар?
– Нет, слова «brand – пожар» и «brandstiftung – поджог» не звучали, но барон несколько раз повторил: «bestrafen – наказать!». Фридрих был против, он говорил, что непременно подумают на них и тотчас схватят. Но барон мерзко ругался, а последнее, что я разобрал, была фраза: «Графиня отдаст все, что причитается мне по праву...» Я не ручаюсь, что она прозвучала именно так, но смысл тот же самый.
– По праву? – удивился князь. – Откуда у него права на состояние?
– Видите ли, – Караваев опять побагровел и вытер лицо платком, – если разобраться... Если по правде...
– Василий Ефимович, – сказал строго князь, – не бойтесь, барон сюда не вернется. Говорите все как на духу. В случае опасности мы сумеем вас защитить.
Караваев покачал головой, и на его лице появилась гадливая гримаса.
– Фридрих этот барону вовсе не слуга, хотя для виду переносит баулы и одежду чистит. – Караваев отвел глаза. – Я слышал раньше, но теперь сам убедился. – Он виновато посмотрел на князя и отвел взгляд. – Барон и Фридрих живут, как женщина с мужчиной. Не совсем в этом смысле, конечно, но... – Он неопределенно покрутил пальцами в воздухе. – Прелюбодействуют, так сказать, самым непотребным образом...
Князь, уставившись на него, некоторое время молчал. Караваев не выдержал первым и, покраснев еще сильнее, добавил перцу в пикантные подробности, повергнув князя в еще большее изумление. Тем более что речь соседа утратила былую изысканность и манерность.
– Граф Изместьев тоже, говорят, подобными делишками не брезговал. В открытую с молодыми своими приятелями жил. В округе до сих пор удивляются, как он умудрился графине ребенка сделать. Наверняка мать его за ноги держала, чтоб с молодой жены не слезал, пока та не забеременеет. Не знаю, откуда слух пошел, но, говорят, после свадьбы он с ней и недели вместе не жил, а после велел перенести свою спальню в противоположное крыло дома. Там он кутил с бароном, самые настоящие оргии устраивали. Барон исправно привозил ему мальчиков из Москвы, да из лакеев тоже подбирали тех, кто красивее. Графиня, правда, после смерти графа всех его любовников разогнала и барона в первую очередь выставила.
Князь покачал головой. У него было чувство, что он нахлебался вонючих помоев. Мерзость! Он передернулся от отвращения. И решил не вдаваться в детали.
- Предыдущая
- 59/70
- Следующая