Антик с гвоздикой - Мельникова Ирина Александровна - Страница 38
- Предыдущая
- 38/70
- Следующая
– Розы? – поперхнулся от удивления Аркадий. – С чего вдруг этот интерес? Уж не собрался ли ты на свидание? В такой-то дождь и слякоть? – кивнул он на окно, за которым в очередной раз сверкнула молния и раздался громовой раскат.
Князь не ответил. Опустившись в кресло, он закинул ногу на ногу и некоторое время молча смотрел в огонь, сцепив пальцы на колене.
Аркадий терпеливо ждал. Наконец князь отвел взгляд от пляшущего в камине пламени и поднял его на приятеля.
– Рассказывай, – сказал он требовательно, – что за черные мысли терзают тебя сегодня. Я же вижу, ты с лица спал за те несколько часов, что мы не виделись. Что случилось, Аркаша?
Аркадий сделал большой глоток из бокала с вином и отставил его в сторону. Теперь не надо было скрывать от князя плохое настроение, и он помрачнел лицом.
– Прошлые ошибки не дают мне покоя, Гриша, – ответил он глухо и с такой тоской, что князю на мгновение стало стыдно за свое любопытство. Но он понимал, что Аркадию надо дать выговориться, прежде чем самому рассказывать о своих радостных предчувствиях.
Впервые с момента их встречи в Санкт-Петербурге несколько месяцев назад Аркадий очень подробно поведал ему о тех годах своей жизни, которые он провел после таинственного исчезновения Григория. И никогда еще не был столь беспощаден в своих откровениях, рассказывая о прошлом беспутстве, о пьяных кутежах, бесшабашных выходках и скороспелых романах, безответственных пари и нескольких абсолютно пошлых дуэлях, которые только по счастливой случайности не привели к смерти пустоголовых дуэлянтов...
Аркадий рассказывал, и слезы стояли в его глазах. Ни разу в своем повествовании он не помянул причины столь безжалостного обличения собственных пороков, тех низменных страстей, с которыми он не сумел справиться в юности. Но князь и без его признаний догадался, что явилось поводом для этой исповеди. Милое юное личико, смущенно взиравшее на них из-под скромной шляпки, могло бы заставить забиться и его более искушенное сердце, не будь оно занято графиней Изместьевой.
А то, что оно оказалось занято, причем гораздо раньше, чем сам князь Панюшев об этом догадался, уже не вызывало у него никаких сомнений. И это обстоятельство породило в нем необыкновенный подъем и желание совершить что-то из ряда вон выходящее. Ведь этот день должен непременно запомниться ему независимо от того, как будут развиваться их отношения с графиней в дальнейшем. Ощущение небывалого счастья, которое не давало ему покоя с самого утра, утроилось, нет, удесятерилось с того момента, когда она взяла в руки его букет. Взяла, хотя должна была выбросить. Ведь графиня, несомненно, догадалась, кто осмелился на подобную проделку. Не могла не догадаться... И все же спрятала цветы на груди.
Князь почувствовал, как вспотели его ладони, и отставил бокал в сторону. Теперь он вполуха слушал излияния Аркадия, потому что представил, как чудесно смотрятся незабудки на обнаженной женской груди.
Аркадий тотчас заметил и отставленный бокал, и отсутствующий взгляд князя. По губам Григория бродила мечтательная улыбка.
– Гриша, – окликнул его Аркадий, – что случилось? Грешным делом, я тебе позавидовал. Кажется, у тебя дела обстоят лучше некуда?
– Прости, – сконфузился князь, – я только на миг отвлекся. – Он серьезно посмотрел на друга. – Не думаю, что твои дела так уж печальны. Ксения – удивительная девушка! И, в конце концов, если графиня не позволит ей пойти с тобой под венец, что тебе помешает умыкнуть свою невесту и обвенчаться где-нибудь в соседней губернии?
– О чем ты говоришь, Гриша? На что я буду содержать свою семью? Я ведь у тебя и так вроде приживала?
– Черт побери! – рассердился князь. – Что за вздорные мысли бродят в твоей голове? Если тебя угнетает подобное положение, ты вполне можешь исполнять обязанности поверенного во всех моих делах и жить в моем доме со своей семьей на полном основании. Жалованье я положу тебе приличное, тем более что мне иногда придется наведываться в Аргентину, а потому здесь нужен человек, которому я мог бы доверить свои дела в России.
– Спасибо, mon ami, – сказал Аркадий и опустил глаза, – это ответ на мои просьбы господу богу. Поверь, что мое легкомыслие осталось в прошлом, и ты не найдешь более преданного человека, Гриша, более честного и...
– Оставь это, – прервал его недовольно князь, – какие тут могут быть счеты, Аркаша? Помнишь, как ты принял на себя удар сабли итальянского улана? Помнишь, как тащил меня на себе? Ты ведь тоже был ранен, но не бросил меня под копытами конницы, когда мы бились под Малоярославцем. А помнишь, как нас чуть не посекло шрапнелью в сражении при Бородине или как мы чуть не попали в плен к французам под Смоленском в 1812 году? Так неужто я теперь не приду на помощь своему товарищу, коли он столько раз выручал меня и спасал от смерти?
В ответ Аркадий молча поднял свой бокал и выпил. И только после этого сказал:
– Клянусь, Ксения будет моей! Ты подарил мне надежду, Гриша. И это не красивые слова, но я словно родился сейчас во второй раз. Честно сказать, меня не смущает мнение графини. Если я уверюсь в том, что Ксения любит меня, ничто не помешает мне обвенчаться с ней.
– Я буду рад, если Ксения ответит тебе взаимностью, – улыбнулся князь. – И я вам помогу, ты же знаешь.
– Гриша, не находишь, что все бы решилось гораздо быстрее, если бы ты пошел на мировую с графиней? – осторожно спросил Аркадий. – Возможно, следует что-нибудь предпринять, чтобы ослабить напряжение? А то я слышал, после обеда твои сторожа схватили нескольких человек из Изместьева?
– Их уже отпустили, – ответил князь, – но ты прав. Пожалуй, пришла пора перейти в наступление.
– В наступление? – опешил Аркадий. – Ты хочешь окончательно вывести графиню из себя?
– Нет, я имею в виду другое наступление, – улыбнулся Григорий, – и оно никакого отношения к целости моих угодий не имеет. Хотя может повлиять на мою свободу...
Он подлил себе вина из бутылки и весело прищурился на приятеля:
– Не притворяйся, ты уже догадался, зачем я позвал тебя в кабинет. Знаешь, я не склонен делиться своими переживаниями даже с очень близкими мне людьми, но сегодня я, как никогда, нуждаюсь в твоем совете, Аркаша...
И он рассказал о своей встрече с графиней у озера. Правда, избавил Аркадия от лишних подробностей, которые особо поразили его воображение, справедливо полагая, что они не составили бы ему чести как истинному джентльмену. Но о своей проделке с букетом он упомянул, опять же без одной существенной детали: того, что графиня спрятала его на груди.
– Так получилось, Аркаша, что я многое понял за те несколько мгновений, когда она смотрела на мой букет, – произнес князь задумчиво в завершение своего рассказа. – Мне показалось, нет, я в этом абсолютно уверен, ей впервые в жизни подарили цветы. Это полнейшая дикость, но, похоже, мой букет поразил ее до глубины души. У меня до сих пор стоит перед глазами этот растерянный, какой-то затравленный взгляд... Она боялась взять его в руки... Понимаешь, я хотел подшутить над ней и вдруг увидел несчастное, измученное создание. Внешне она еще держится, но ее сердце, ее душа страдают, Аркаша! Мне вдруг захотелось послать все к дьяволу, выйти к ней и повиниться во всем. Но я не посмел, вернее, потерял момент, когда это можно было сделать безболезненно... Словом, она ускакала, а я вылез из этой грязи и... – Князь досадливо махнул рукой и потянулся к коробке с сигарами.
– Но еще не все потеряно, Гриша! – сказал тихо Аркадий. – Кажется, ты вспоминал про розы? Сегодня с утра я был в оранжерее, там наберется на приличный букет. И я готов тебя сопровождать.
– Нет, не надо! – Князь отложил сигару. – Я еду немедленно. И еду один. А ты подождешь меня здесь. Не годится попадать в плен вдвоем.
– А ты собрался попасть в плен? – поразился Аркадий. – Я что-то никак не вникну в твои соображения.
– Нет, сдаваться в плен я не намерен, но мимо сторожей легче проскользнуть в одиночку. Сегодня я попытаюсь пробраться на усадьбу и, если получится, встретиться с графиней.
- Предыдущая
- 38/70
- Следующая
