Избранное - Асадов Эдуард Аркадьевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/83
- Следующая
Изменить размер шрифта:
8
ИВАНАМ НЕ ПОМНЯЩИМ РОДСТВА
Не могу никак уместить в голове,
Понимаю и всё-таки не понимаю:
Чтоб в сране моей, в нашей столице, в Москве
Издевались над праздником Первое мая!
Дозволяется праздновать всё почём зря
Вплоть до сборищ нудистов и проституции,
Праздник батьки Махно, день рожденья царя,
Но ни слова о празднике Октября
И ни звука отныне о революции!
Если ж что-то и можно порой сказать,
То никак не иначе, чем злое-злое,
Оболванить без жалости всё былое
И как можно глумливее оплевать.
И хотелось бы всем нашим крикунам,
Что державу напористо разрушали,
Лезли в драку, шумели, митинговали,
И сказать, и спросить: — Хорошо ли вам?
Но не тех, разумеется, нет, не тех,
Кто шаманил в парламентах год за годом.
Те давно нахватали за счёт народа,
А всех тех, кто подталкивал их успех.
Пусть не всё было правильно в революции,
Пусть, ломая, крушили порой не то,
И, случалось, победы бывали куцые,
Только кто здесь виновен? Ответьте: кто?
Ваши бабки двужильные? Ваши деды?
От земли, от корыта ли, от станков?
Что за светлую долю, за стяг победы
Не щадили в сраженьях своих голов?
Так ужель они впрямь ничего не стоили:
И Магниток с Запсибом не возвели,
Днепрогэсов с Турксибами не построили,
Не вздымали воздушные корабли?!
То, что рядом, что с нами и что над нами,
Всё большое и малое в том пути,
Разве создано было не их руками?
Зажжено и согрето не их сердцами?
Так куда же от этого нам уйти?!
Пусть потом их и предали, и обмерили
Те, кто правили судьбами их в Кремле.
Но они-то ведь жили и свято верили
В справедливость и правду на всей земле!
И вернутся к вам гены их, не вернутся ли,
Не глумитесь, не трогайте их сердца!
Знайте: были солдаты у революции
И чисты, и бесхитростны до конца!
Так зачем опускаться нам и к чему
Ниже самого глупого разумения?
И отдать просто-напросто на съедение
Всё родное буквально же хоть кому.
Тех, кто рвутся отчаянно за границу,
Пусть обидно, но можно ещё понять:
Плюнуть здесь, чтобы там потом прислужиться.
Ну а вам-то зачем над собой глумиться
И своё же без жалости принижать?
Всё святое топча и швыряя в прах,
Вы любою идейкой, как флагом, машете,
Что ж вы пляшете, дьяволы, на костях,
На отцовских костях ведь сегодня пляшете!
Впрочем, стоп! Ни к чему этот стон сейчас!
Только знайте, что всё может повториться,
И над вами сыны где-то в трудный час
Тоже могут безжалостно поглумиться.
И от вас научившись хватать права,
Будут вас же о прошлое стукать лбами.
Ведь Иваны не помнящие родства
Никому ни на грош не нужны и сами!
И не надо, не рвитесь с судами скорыми,
ставя жертв и виновников в общий ряд.
Это ж проще всего — всё громить подряд,
Объявив себя мудрыми прокурорами!
Спорьте честно во имя идей святых,
Но в истории бережно разберитесь
И трагической доле отцов своих
И суровой судьбе матерей своих
С превеликим почтением поклонитесь!
ЧУДАЧКА
Одни называют её «чудачкой»
И пальцем на лоб — за спиной, тайком.
Другие — «принцессою» и «гордячкой».
А третьи просто — «синим чулком».
Птицы и те попарно летают,
Душа стремится к душе живой.
Ребята подруг из кино провожают,
А эта одна убегает домой.
Зимы и весны цепочкой пёстрой
Мчатся, бегут за звеном звено…
Подруги, порой невзрачные просто,
Смотришь, замуж вышли давно.
Вокруг твердят ей: — Пора решаться,
Мужчины не будут ведь ждать, учти!
Недолго и в девах вот так остаться!
Дело-то катится к тридцати…
Неужто не нравился даже никто? —
Посмотрит мечтательными глазами:
— Нравиться — нравились. Ну и что? —
И удивлённо пожмёт плечами.
Какой же любви она ждёт, какой?
Ей хочется крикнуть: «Любви-звездопада!
Красивой-красивой! Большой-большой!
А если я в жизни не встречу такой,
Тогда мне совсем никакой не надо!»
КОГДА ПОРОЙ ВЛЮБЛЯЕТСЯ ПОЭТ…
Когда порой влюбляется поэт,
Он в рамки общих мерок не вмещается,
Не потому, что он избранник, нет,
А потому, что в золото и свет
Душа его тогда переплавляется.
Кто были те, кто волновал поэта?
Как пролетали ночи их и дни?
Не в этом суть, да и неважно это.
Всё дело в том, что вызвали они!
Пускай горды, хитры или жеманны, —
Он не был зря, сладчайший этот плен.
Вот две души, две женщины, две Анны,
Две красоты — Оленина и Керн.
Одна строга и холодно-небрежна.
Отказ в руке. И судьбы разошлись.
Но он страдал, и строки родились:
«Я вас любил безмолвно, безнадёжно».
Была другая лёгкой, как лоза,
И жажда, и хмельное утоленье.
Он счастлив был. И вспыхнула гроза
Любви: «Я помню чудное мгновенье».
Две Анны. Два отбушевавших лета.
Что нам сейчас их святость иль грехи?!
И всё-таки спасибо им за это
Святое вдохновение поэта,
За пламя, воплощённое в стихи!
На всей планете и во все века
Поэты тосковали и любили.
И сколько раз прекрасная рука
И ветер счастья даже вполглотка
Их к песенным вершинам возносили!
А если песни были не о них,
А о мечтах или родном приволье,
То всё равно в них каждый звук и стих
Дышали этим счастьем или болью.
Ведь если вдруг бесстрастна голова,
Где взять поэту буревые силы?
И как найти звенящие слова,
Коль спит душа и сердце отлюбило?!
И к чёрту разговоры про грехи.
Тут речь о вспышках праздничного света.
Да здравствуют влюблённые поэты!
Да здравствуют прекрасные стихи!
8
- Предыдущая
- 8/83
- Следующая
Перейти на страницу:
