Агент сыскной полиции - Мельникова Ирина Александровна - Страница 45

• Предыдущая
• 45/74
• Следующая

– Ну а при чем здесь изумруды?

– А это только господь ведает, при чем, – пожала плечами хозяйка, – но одно знаю твердо: когда Василий Артемьевич камень мне подарил, слово взял, что я его ни за какие деньги никому не отдам. Вот я и храню его уже столько лет и от Прошки спасаю.

– Как вы думаете, вы его ранили?

– Не знаю. Он вскрикнул после выстрела, а может, стеклом посекло... Днем лакея пошлю на крышу. Если ранила, то кровь будет... – Она вздохнула. – Видно, совсем стара стала. Я ведь ему по ногам целилась. Но не попала. Слишком резво он по крыше побежал. С раненой ногой так не бегают.

– А почему он по крышам скрывается?

– А ему все равно, что по крышам, что по земле. С детства как обезьяна по деревьям прыгал, запросто с одного на другое перескакивал.

– Обезьяна? – опешил Алексей. – Он что, похож на обезьяну?

– Да нет, не похож, – улыбнулась Мария Кузьминична, – просто цепкий больно да шустрый. Я как-то раз на ярмарке обезьянку видела. Она от хозяина своего, шарманщика, на дерево сбежала. Так два часа ловили. Руки у нее длинные, раскачается – и с ветки на ветку, с ветки на ветку... Ну точно Прошка в детстве, только с хвостом. Он на любое дерево не карабкался, как обычно мальчишки делают, а на одних руках поднимался. Вот и говорю, обезьяна, он и есть обезьяна.

– Получается, что Прохор Сипаев жив, но вот здесь, – Тартищев ткнул пальцем в одну из бумаг, лежащих на его столе, – черным по белому написано, что он скончался от гангрены еще в сентябре прошлого года. Ноги ему отдавило рухнувшей породой. Умер он в тюремном лазарете, поэтому ошибка исключена.

– Мария Кузьминична тоже не утверждает, что это был именно Прохор. Лица его она не успела разглядеть. Но о браслете знал только Прохор. Потом повадки, ловкость, непомерная наглость, в конце концов. Очень похоже, Федор Михайлович, очень похоже. – В волнении Алексей поднялся с дивана. – Мне что-то подсказывает, что без Прохора здесь не обошлось.

– В том-то и дело, что не обошлось. Но был ли убийцей Прохор или кто-то ловко под него подстроился?.. – Тартищев внимательно посмотрел на Алексея. – Как ты думаешь, Синицына тебя обманывала, когда говорила, что никогда не собиралась замуж за Сипаева?

– Нет, я уверен, что не обманывала. Она про его взгляд вспомнила и даже передернулась от отвращения. Сыграть так невозможно. По-моему, она очень искренняя и порядочная женщина, – добавил Алексей тихо, – и очень красивая.

– Да уж, – неожиданно смутился Тартищев, – хуже нет, когда под подозрением такие красивые женщины. – Он искоса посмотрел на Алексея. – Она случаем ничего тебе не рассказывала?

– Что именно? – удивился Алексей. – Она, кажется, честно на все вопросы ответила.

– Да нет, – замялся начальник уголовного сыска, – не жаловалась она на меня?

– Жаловалась? – поразился Алексей. – С чего бы ей жаловаться? Малаша, служанка ее, правда, что-то про этажерку упоминала...

– Вот паршивка, – улыбнулся Тартищев сконфуженно, – далась ей эта этажерка... – Он переложил бумаги со стола в сейф. Затем поднялся из кресла, заложил руки за спину и несколько раз прошелся от стола к окну и обратно. Алексей молча провожал его взглядом: туда-сюда, туда-сюда...

Тартищев искоса посмотрел на него.

– Кости не болят после вчерашнего?

Алексей улыбнулся:

– Есть немного, но терпимо.

– Это хорошо, что терпимо. – Тартищев вновь смерил его взглядом и с ожесточением потер затылок. – А вот у меня что-то голова сегодня трещит, словно не ты, а я с лестницы свалился. Или, говорят, дурная голова с утра подзатыльник чувствует? – Он вернулся в кресло и, вытянув ноги, слегка расслабился, что позволял себе крайне редко, в минуты нечастых душевных откровений. – Иван с утра по цирку работает. Там, похоже, очень интересная компания собралась. И хотя я не люблю дела политические, но здесь больше уголовщиной пахнет, чем политикой. Поэтому следует копнуть чуть глубже, чем мне до этого представлялось. Думаю, Ольховскому мы опять перебежим дорогу, но где наша не пропадала! – Он хлопнул ладонью по столу. – Хватит уже об этом. Дождемся Ивана. Сегодня они в паре с Корнеевым работают. А Потехин пасет Изю Фейгина. Чует мое сердце, что и вправду не обошлось ограбление без еврейчика. С утра его видели в сквере неподалеку от магазина. Прогуливался с собачкой, а живет аж за десять кварталов от него...

– Зачем ему это?

– А видно, самолюбие потешить хочется. Вон, дескать, мы какие! Смелые и лихие! Только похищенное надо еще в деньги превратить, продать... Сейчас они покупателей бросятся искать, скупщиков краденого, а так как в этих делах лопухи полные, обязательно засветятся. А нам бы только за кончик веревочки ухватиться, а там уж мы его не выпустим...

– Но почему они не могли проделать это с меньшим шумом, зачем было устраивать взрывы?

– Потому что спешили очень, Алеша, – вздохнул Тартищев, – опытных взломщиков сейфов среди них нет, поэтому решили воспользоваться динамитом. – Он покачал головой. – Надо ж додуматься было до подобной заразы! Весь заряд в кулаке умещается, а беды сколько наделал. Говорят, в столице это уже не в диковинку – бомбы динамитные в людей метать. Не приведи господь, если подобная мода и до нас докатится. – Он широко перекрестился. – А с виду ничего особенного. Вроде куска мыла, а дел-то натворили...

– Федор Михайлович, – Алексей сделал попытку перевести разговор в другое русло, – наверное, мне следует съездить к Синицыной и рассказать о ночном происшествии. И о том, что найден шестой камень. И посмотрю, какое впечатление произведет на нее это сообщение.

– Возможно, ты прав, – достаточно неопределенно ответил Тартищев и, взяв браслет в руки, разобрал его на составные части и заменил фальшивый камень на настоящий. Затем взял в руки лупу и внимательно рассмотрел каждую деталь. И, оторвавшись наконец от созерцания злополучной безделицы, ставшей причиной смерти почти десятка человек, недоуменно хмыкнул. – Кажется, тут и вправду что-то изображено. Смотри, – он пододвинул верхнюю часть браслета Алексею. – Я поначалу думал, что это орнамент, а нет, приглядись внимательнее. Очень уж этот рисунок напоминает священную для местных жителей гору Каштулак. Вспомни, Синицына говорила, что в предсмертной записке отца тоже что-то про эту гору упоминалось... Я думаю, не случайное совпадение... – Тартищев ткнул пальцем в рисунок. – Вот они, пять вершин, причем на рисунке, как и в действительности, третья вершина слева – самая высокая. Только вот не пойму, что это за кружок такой на ней изображен?

– Может, вход в пещеру отмечен?

– Может, и вход, – согласился Тартищев, – только почему крест-накрест перечеркнуто? Или это знак, что именно в этом месте спрятан клад?

– Не думаю. Слишком все просто. Как говорят, на дураков рассказ. Стал бы Прохор тогда гоняться за изумрудами, если бы разгадка была только в верхней части браслета. – Алексей склонился над украшением и ткнул пальцем в его нижнюю часть. – Обратите внимание на этот значок, Федор Михайлович. Тоже окружность, равная по величине верхней, но крестик находится внутри ее и, в отличие от первого, не косой, а прямой. Да, а здесь что-то, кажется, нацарапано. – Алексей потянулся за лупой и через мгновение радостно вскрикнул: – Посмотрите, Федор Михайлович, тут цифры выцарапаны, наверное, иглой. Кажется, тридцать восемь или пятьдесят восемь...

Тартищев живо перехватил у него лупу и браслет. Несколько мгновений пристально всматривался в едва различимые цифры. Потом с одобрением посмотрел на Алексея:

– Глазастый! Действительно пятьдесят восемь. – И взял в руки изумруд, принадлежавший Марии Кузьминичне. – А вот главного не углядел. Все-таки, чует мое сердце, разгадка в этом камне. – Он перекрестился, достал из сейфа кинжал с длинным узким лезвием, поддел камень и отделил его от серебряного основания.

Алексей вытянул шею от нетерпения, а Тартищев недоуменно покачал головой.

• Предыдущая
• 45/74
• Следующая