Тевтонский крест - Мельников Руслан - Страница 16

• Предыдущая
• 16/84
• Следующая

За изрезанным пологом в первых солнечных лучах повозки мельтешились пылинки. Да, здорово они с княжной подзадержались. И, видимо, еще придется. Бурцев растерянно перебирал вороха одежд. Он и в своем-то времени мало что понимал в нарядах противоположного пола, а тут и вовсе голова шла кругом. Сюрко какие-то, котты, — так она называла свои одеяния. Еще вот плащи дурацкие из одного огромного отреза ткани. Ладно, не до жиру… Он подхватил первое, что попалось под руки. И выронил, услышав стук копыт.

Из повозки Бурцев вывалился кубарем. Неужели бтали-таки «маски»?! Ага, как же! Ничего подобного. Это, пригнувшись к шее лошади и ожесточенно ротя пятками в бока несчастного животного, уносилась прочь княжна. В безлистном еще лесу Бурцев разглядел стремительную тень… нет, две тени! Полячка ловко сигала через кусты, объезжала деревья, пригибалась под низкими ветками и при этом не выпускала длинный самодельный повод второй лошади — той самой гнедой, что Бурцев приготовил для себя. Незамысловатая хитрость девицы — отправить надоевшего спутника подальше, а самой рвануть с места карьер удалась на все сто.

Бурцев ругнулся. Кажется, довел он барышню своей выходкой с платьем. Да и утреннее солнышко, видать, развеяло ночные страхи Аделаиды — вот и сорвалась дуреха. Неизвестно, какой такой опекун обучал стервозу верховой езде, но дело свое он знал. На лошади Аделаида держалась намного лучше рыжего Яцека.

Бурцев кинулся вдогонку. Бросил по пути арбалет, ссыпал в кустах стрелы из колчана. Исцарапался весь, взмок от пота и росы, но бежал, надеясь, что разабиженную княжну схлестнет-таки с лошади какая-нибудь коварная ветка или еловая лапа. Да куда там! Стук копыт стих, а сбитой полячки нигде не видать. Он выскочил на колею. Все ясно! Аделаида прорвать через густые заросли можжевельника и вылетела прямиком на лесную беженскую дорогу. Гнаться за ней дальше на своих двоих не имело смысла.

Сплюнув, Бурцев повернул обратно. Гнаться? Еще то! Может, и к лучшему, что они расстались. Славнного тандема из омоновца и княжны все равно не получалось.

Но неожиданное избавление от капризной попутницы не радовало. Наоборот, заставляло нервничать, от этого Василий злился. На самого себя. Да кто она, в конце концов, ему такая! Подумаешь, смазливая девчонка благородных кровей! Подумаешь, дочка князя. Но он-то не княжеский вассал и в телохранители к Аделаиде тоже не нанимался. Ну, нравится она ему. Да, временами. Когда спала зубами к стенке. А сейчас все, разонравилась. Прошла любовь, увяли помидоры. Почему он должен ей помогать, когда, по сути, ему самому требуется помощь. В чужом времени, в чужой стране. Все! Забыть! Плюнуть! И растереть!

Взвинченный до предела Бурцев возвращался по вспаханному четырьмя парами подков мшистому лесному ковру — к месту ночного привала. Достала же она его, ох и достала…

Но вдруг и злость, и раздражение, и обида ушли разом. Бурцев застыл на месте. На полпути к брошенной княжеской повозке. Чуть в стороне от нее, под раскидистой елью прятался подтаявший сугробик. А на самом его краешке — там, где снег смешивался с опавшей хвоей, — виднелись отчетливые следы человеческих ног.

Когда он сломя голову мчался за княжной, то не заметил этих отпечатков. Зато теперь есть возможность изучить следы досконально. Это явно не следы миниатюрных сапожек Аделаиды. И уж точно не его берцы сорок четвертого размера. Да и не подходил он к этой ели ни разу. А надо было… Не отсюда ли похрустывало ночью? Выходит, за ними все-таки наблюдали? И не напали? Судя по следам, наблюдатель был один. Но если сейчас его здесь нет, значит… Значит, отправился за подмогой?

Обувь топтавшегося возле их ночлега человека была странной. Похоже, сшита из одного цельного куска кожи и скроена абы как. Между правым и левым башмаком нет почти никаких отличий, словно незнакомец прыгал под елью на одной ножке. Не всадник в маске то был и не княжеский кнехт… Дешевую обувку, скроенную по одной колодке, здесь носили простолюдины, вроде беженцев из малопольского обоза.

Дальнейшие следопытские изыскания ему пришлось прервать. Со стороны лесной дороги донесся отчаянный крик, а не узнать звонкоголосую полячку было невозможно.

Сразу позабылись и доводы рассудка, и обиды на своенравную панночку, и данное самому себе слово навсегда выкинуть Аделаиду из головы! Он рванул сквозь можжевельник, пробитый тушами двух лошадей, а новый вскрик Аделаиды заставил его ускорить шаг. Бурцев перемахнул через стоялую лужу с шиками скукоженных листьев, выскочил на поляну с тремя соснами-великанами в центре и увидел… Уф! Все не так страшно. Уже хорошо, что перед яжной не разыгрывается второй акт «тартарских маски-шоу». На княжну напали либо беженцы, отбившие от обоза, либо лесные гопстоповцы смутного времени.

Их было трое. Широкоплечие мужики с пудовыми паками. Засаленные волчьи полушубки на голое тело, косматые шапки, домотканые штаны и обувь, по форме напоминающая обвязанные вокруг щиколотки лапти. Из оружия — только луки и стрелы. Впрочем, то, и другое сейчас закинуто за спину, чтобы освободить руки. А руки — все шесть рук — тянулись к Аделаиде. Спешившаяся и испуганная, она стреляла затравленным взглядом по сторонам. На щеке девушки — свежая царапина. Поранилась при падении? Стрела, пущенная из засады, сделала свое дело, пегая кобылка княжны лежала без движения. Запутавшаяся в длинном поводе гнедая стоит поодаль, раздувая ноздри. Увы, лучники уже отсекли Аделаиду от уцелевшей лошади.

Бурцев налетел на них внезапно и шумно. Словно иниий, сверзшийся с еловой верхотуры. Лесные стрелки, однако, оказались не лыком шиты. Не шарахнулись по сторонам, не застыли в ступоре, а сами пошли в бой. Причем правильно сообразили, что време хвататься за луки у них нет, а потому решили попытать счастья на кулачках.

Плечистых молодцев бог силой не обидел, но пустили свою силушку они не по уму: без толку pacceкли воздух широкими — от плеча — взмахами, мешая друг другу. Простая крестьянская логика — размахнуться поширше да влепить посильнее — имела существенный изъян. Слишком медленно, слишком неуклюже и слишком предсказуемо двигались бойцы. Увернуться от их ударов Бурцеву не составило труда, а об обороне эти трое не думали. То ли вообще не имели ни малейшего представления о правильной защите в кулачной схватке, то ли полностью полагали на численное преимущество. И Бурцев воспользовался их ошибкой.

Первым — как по заказу — подставился ближайший противник. Глупо подставился: слишком низко опустил руки, намереваясь поднырнуть и сгрести граблеобразными пятернями соперника под колени. A вот голову прикрыть не потрудился. Наоборот, вытянул шею, выставил свою беззащитную тыкву над плечам: Бей — не хочу. Ну, и поплатился, бедолага…

Взмах ногой! Боевой — не спортивный — удар хорошо набитой голенью, усиленный резким развороте корпуса, — и первый противник грохнулся наземь. Eще бы не грохнулся — аккурат под ухо ведь получил.

Второй мужичок напоролся на точную мощну «троечку»: в глаз, в дыхалку, а когда соперник подался вперед, жадно заглатывая воздух, — заключительный прямой — между носом и жиденькой бороденкой. Так-то! Не одному Яцеку теперь до конца жизни ходить щербатым. Поиск стоматолога-протезиста в средневековой Польше — дохлый номер.

Оставшийся противник успел-таки приблизиться почти вплотную. Навалился всем телом, но до настоящей борьбы дело не дошло. Бурцев изловчился, высвободил обхваченную медвежьими тисками руку… И — отменный апперкот. Нокаутированный сокрушительным ударом в подбородок поляк, конечно, не сгруппировался — шлепнулся на землю всей своей широченной спиной.

Все. Аут. Право слово, избиение младенцев какое-то! Неоскинхеды из Нижнего парка бились гораздо профессиональнее.

Бурцев повернулся к Аделаиде. Та смотрела на него широко распахнутыми глазенками и… и качала головой. Молчаливый ответ на незаданный вопрос.

Вот как? Ну конечно, не в правилах отпрысков благородных семейств менять принятое единожды решение. Раз уж надумала княжна сбежать, то уговорить ее упрямое высочество продолжить совместное путешествие будет непросто.

• Предыдущая
• 16/84
• Следующая