Темный Набег - Мельников Руслан - Страница 56
- Предыдущая
- 56/64
- Следующая
– Стой!
Вовремя остановиться смогли только двое. Вернее – один человек. Одна беглянка. Тянувшая за руку вторую. Известная во всей округе ведьмачка, спасавшая себя и, того пуще, – обожаемую дочурку.
Почему только она? Возможно, дело было в той малой толике крови Изначальных, что отличала потомков Вершителей от прочего люда и текла в жилах сильной ведьмы. А может, дело – в материнской любви, натолкнувшей на верную мысль. В любви, что сильнее страха.
Величка встала, будто в землю вросла. Грубо одернула Эржебетт, ринувшуюся, было, дальше, вперед:
– Да стой же, говорю тебе!
Несколько бесконечно долгих мгновений женщина и юница стояли, обнявшись, и два бешено колотящихся сердца толчками гнали древнюю кровь. Мать прислушивалась, оглядывалась, кидая по сторонам затравленные взгляды. Потом глаза ведьмы что-то заприметили в густой листве. Уста что-то шепнули. Непонятное, неведомое еще непосвященной Эржебетт ведьмино слово.
Листва справа шевельнулась. Замерла.
И трава слева – тоже. Чуть дрогнула.
Но разве помогут им сейчас листья и травы?!
Дочь дрожала, уткнувшись в материнскую грудь. Как в давнем, полузабытом детстве. Эржебетт, в отличие от Велички, никак не могла совладать с душившим ее страхом, с отчаянием, с предчувствием близкой гибели.
– Мама! Мама! – без умолку твердила она, будто молитву. Заклятье будто. Тихо-тихо почти беззвучно. Одними губами. Быстро-быстро – и не разобрать.
– Мама! Мама!
– Молчи! – коротко и решительно приказала Величка.
Таким тоном, которому не противятся.
Дочь умолкла. Дочь привыкла доверять мудрой матери-ведьме.
– Молчи и делай, что велю.
Кивок и хлопанье ресниц в ответ.
– Не вздумай реветь.
Влага из-под ресниц смахнута, сброшена.
– Идем! Нет, не туда. Сюда.
Мать потянула дочь в ту сторону, откуда обе только что бежали со всех ног. Откуда давно сбежали все прочие участники последнего тайного шабаша. И где вот-вот появится первая цепь преследователей.
На черные кресты тевтонской облавы мать тянула дочь.
Шаг, еще. И еще несколько шагов вперед.
Обе они двигались быстро, скрытно, прячась в путаном кустарнике и высоких травах. Потом – юркнули под упавший замшелый дуб-выворотень. Затаились у огромного трухлявого пня в глубокой промоине меж толстых корней. Укрытие, в общем-то, неплохое, но не для того, к кому подойдут вплотную. А подойти должны были скоро.
Вон они! Саксы! В густой зелени уже видны черные кресты.
Раздвинув рукой толстый мягкий слой мха и липкой паутины, мать и дочь наблюдали за загонщиками. Облава двигалась медленно. Облава не гналась – облава гнала.
Немцы шли плотно, на расстоянии копейного ратовища друг от друга. Смотрели внимательно. И вперед смотрели, и по сторонам. И под ноги – тоже. И наверх поглядывать не забывали. Подняв заряженные арбалеты, по два-три раза обходили каждое дерево, в кроне которого мог бы укрыться какой-нибудь шустрый беглец-древолаз. Тыкали копьями под каждый пень, под каждую поваленную лесину, под каждый куст.
Такие не пройдут мимо, такие своего не упустят.
Глава 46
– Слушай внимательно, – торопливым шепотом наставляла Величка. – Нас гонят из леса. Не спеша, знаючи гонят. И там, куда гонят – голову даю на отсечение – уже ждет засада. Там – не уйти. Значит, нам с тобой туда нельзя.
– Тогда куда, мам? – еще тише спросила Эржебетт.
Величка прислушалась к звукам рогов и к крикам людей. Величка прищурилась. Тем самым ведьминым прищуром, который при иных обстоятельствах и пугает, и обольщает. При иных, не при этих.
– Облава идет от Кастленягро, – вновь зашептала она. – И облава большая – по всему лесу. Прежде таких не бывало. Тут почти весь тевтонский гарнизон собрался. И орденские дозоры из окрестностей замка в придачу. Их, наверняка, тоже должны были снять. Вот куда нам с тобой и нужно податься.
– Куда? – все еще не понимала Эржебетт.
– К замку, дочка, к замку. И дальше – за замок. За ущелье. Там нас с тобой искать не будут. А уж коли все-таки будут – там озеро и проход…
– Но, – вздрогнула Эржебетт.
– Знаю, озеро – Мертвое. Проход – Проклятый. И обиталище за ним – Темное. Хорошего мало, а все же, небось, лучше чем костер.
– Но… мама…
– Хватит! Слушай дальше.
Дальше она продолжала, прикрыв глаза. Будто сама прислушивалась к чему-то. Или приглядывалась… Если можно приглядываться с закрытыми очами. Впрочем, для сильной ведьмы и не такое возможно. Величка была самой сильной ведьмой в округе.
– Под тем вон кустом справа вепрь затаился, – вполголоса объясняла она. – А там, в траве, в ветвях слева – тетерев. Я их обоих, родимых, заприметила, когда мы с тобой бежали мимо. Сказала слово, лишила воли, привела за собой.
– И что? Они послушны?
– Да. Дикий зверь всегда послушен ведьминому слову.
– Они помогут?
– Да.
– Зверь и птица пробьют нам дорогу?
– Нет. Вот это им не под силу.
– Тогда – как? Тогда – что?
– Я прикажу – они отвлекут внимание саксов. У нас будет шанс. Небольшой, но будет. Коли проскочим облаву – бежим. Так быстро, как только сможем. Если со мной что случится – не останавливайся. Ни на миг. Дальше беги сама.
– Но…
– Ты меня поняла, Эржебетт? Ни на единый миг! Сама! Дальше! Все! А теперь – замри. Уподобься дереву, коряге, кусту, траве, как учила. Не шевелись, не шелохнись.
– Мама…
– Замри, говорю!
Они замерли. Обе. Ведьма и ведьмина дочь не обладали способностью к оборотничеству и все же оборотились, перекинулись. Оставаясь живыми людьми, на время они словно перестали быть таковыми, словно растворились в зелени леса. Шли мгновения, секунды. Они не двигались, не дышали…
Первая шеренга облавы приближалась медленно, но неумолимо. Надвигалась с треском, шумом, воплями.
И – вторая – сразу за ней.
И – третья.
До пня-укрытия всего какой-то десяток шагов. А вот уж – и полдесятка. И четыре шажка. И три… Пожилой кнехт (из этих, из Кастленягро!) в черной стеганной куртке со стальным, в серебре, нагрудником, украшенным «Т»-образным крестом, тянется к вывороченному дубовому пню копьем на крепком ратовище. Кнехт явно намеревается пошуровать острым наконечником под корнями, укрытыми толстой моховой подстилкой.
Но…
Беззвучно шевельнулись губы Велички. Для обычного человеческого уха – беззвучно, но чуткий зверь и чуткая птица уже попавшие под власть ведьмы способны уловить даже непроизнесенное вслух слово-приказ.
А что приказано – то выполнено.
Сразу. Сиюминутно.
Оглушительный треск справа. Вепрь, не показываясь на глаза саксам, ломанулся в сторону и назад.
И – тут же – хруст слева. Не взлетая, тоже таясь от взглядов загонщиков, крупный тетерев хрустко пробивался сквозь высокую траву и густой кустарник. В другую строну. И – опять-таки – назад.
Зверь и птица, которых облава не разглядела, никак не могла разглядеть, но уж слышала-то хорошо… прекрасно слышала, уходили в разные стороны. Как люди. Прятавшиеся до поры до времени, но в последний момент не выдержавшие напряжения и…
И бегущие теперь прочь, напролом, сломя голову, со всех ног.
– Сюда!
– Здесь!
– Тут двое!
– Нет, трое!
– Четверо их!
– Держи!
– Лови!
– Хватай!
Радостные хищно-азартные крики.
Загонщики бездумно, непроизвольно ринулись на шум. Одни – вправо. Другие – влево. Обходя замшелый пень поваленного дуба.
А незримые зверь и птица, выполняя ведьмину волю, уходили сами и уводили преследователей. Не очень быстро, но все дальше, дальше…
Первая цепь распалась. За ней – вторая. И третья, поддавшись общему порыву, тоже разломилась надвое.
Облава раздалась в стороны. В рядах саксов образовалась брешь.
– Куда! – среди деревьев замелькал белый рыцарский плащ с черным крестом. – Держать строй!
Зычный голос мастера Бернгарда сделал свое дело. Облавные цепи сомкнулись вновь. Одна, вторая, третья… Но уже – за поваленным дубом сомкнулись. Поздно сомкнулись. За спинами матери-ведьмы и ведьминой дочери, двумя бесшумными змейками скользнувшими в открывшуюся на минуту… на полминуты прореху.
- Предыдущая
- 56/64
- Следующая
